Холодные сердца - Антон Чиж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Раз такое дело… – Ванзаров разгладил усы, слегка подбив их вверх. – Тогда второй вопрос: что вам сделал Жарков?
– Совершенно ничего… Мы с ним лично не были знакомы…
– Вот как? Остается самый простой вопрос: как провели вчерашний вечер, скажем, часов с шести?
Танин стал разглядывать крышу участка.
– Да я и не помню…
– Неужели гуляли на свежем воздухе с вечера и белую ночь напролет?
– Именно так, – согласился он.
– Звучит неуверенно. Не находите?
– Но это правда, Родион Георгиевич!
– Вот как? Тогда проверим вас…
Снова появилась записная книжечка с огрызком карандаша.
– Выбирайте любой чистый лист… – сказал Ванзаров, наблюдая за тем, как Танин тщательно разгибает книжицу, готовясь писать на весу. – Диктую: «Я… снова… вернулся… с большой… охоты… и нет… у меня… теперь… охоты… убивать… Стану… жить… как… невидимка»… Закончили? Давайте сюда…
Ванзаров спрятал книжечку, даже не взглянув. Танин пребывал в замешательстве.
– Для чего же это упражнение? – спросил он.
– Особая методика, позволяющая по типу почерка вычислить возможного убийцу.
– Неужели?
– Наука криминалистики совершает чудеса. Шагает вперед семимильными шагами. Обыватели, питающиеся криминальными романами, за ней не успевают.
– Но ведь убийца должен оставить образец почерка, – сказал Танин. – Иначе как же?
– Вполне возможно. Тем более с вас я подозрения не снимаю, – ответил Ванзаров. – Есть в вашем городе странная привычка: гулять ночь напролет и без свидетелей. У нас в столице это не принято. Не модно, знаете ли…
Приподняв шляпу, он скрылся в участке, совершенно не успокоив господина Танина.6 Вечерний звон
Покой лег на Сестрорецк. Солнце зашло, но на небе светло. Ветер стих, воздух еле движется. Прохладно и свежо. С залива пахнет свежим морем и водорослями. Так пахнет чистота. На улицах стихло, обыватели разошлись по верандам и садам, где уже накрывают стол к вечернему чаю, режут бутерброды, вазочки наполняют вареньем, и суета дня слетает засохшей шелухой. Уездный город погружается в томную негу вечеренья , с неторопливыми беседами, с дымком над самоваром, гудком последнего паровозика и той особой, летней негой, что растекается медовой патокой по душе и телу, составляя главное наслаждение короткого северного лета.
Доктор Асмус был лишен этого неприхотливого удовольствия. Он вышел из обветшалого домика с замазанными белилами окнами и толкнул пяткой дверь, на которой красовалась табличка «Прозекторская». Пиджак и жилетку снял, рукава сорочки закатал по локти, а расстегнутый ворот не связывал галстук. Руки его были красны, как от ледяной воды. Он уселся на лавочку, сколоченную из доски и двух пней, и закурил тонкую папиросу, медленно и глубоко затягиваясь, как человек, давно не позволявший себе предаваться любимому пороку. Перед ним открывался мирный пейзаж с Никольской церквушкой и кладбищем при ней, что было удобным соседством с лазаретом. Кладбище густо заросло зеленью и не пугало больных мыслями о неизбежном результате лечения. А вечером выглядело уютным парком.
Асмус выпустил тонкую струйку дыма и стал наблюдать, как облачко, совершая магический танец, растворяется в прозрачном безветрии.
– Экая странность: доктора курить не советуют, а сами пользуются. Вот и верь потом советам докторов.
Ванзаров сел на лавку, снял шляпу и, пользуясь свободной обстановкой, скинул пиджак.
– Какой тут умиротворяющий вид. Невольно хочется умереть.
– Сыщики берегут здоровье и вовсе не курят? – спросил Асмус.
– В дела сыщиков я не лезу. А вот чиновники сыскной полиции давно побороли в себе пагубную страсть. Так что не искушайте без нужды. Запах табака мучительно приятен.
Доктор сделал глубокую затяжку, выпустил дым в сторону и тщательно затушил окурок о траву.
– На все готов ради здоровья гостей нашего городка… Вы исключительно пунктуальны, Родион Георгиевич.
– Стараюсь, Антон Львович. Но пока путаюсь в расстояниях. Они значительно ближе, чем в Петербурге.
– Что вы хотите, провинция. Все мелко и примитивно.
– Не скажите. Дело инженера Жаркова, что на меня так удачно свалилось, примитивным я бы не назвал.
– Неужели?
– Уж поверьте. Не часто такой выверт бывает. Здесь ваше слово очень важно. Что удалось накопать? Вижу, сил и времени потратили много. За что сердечно благодарен.
– Практически благодарить не за что, – сказал Асмус. – Я осилил только самый примитивный осмотр.
– И он важен. Жду с нетерпением. Так что же?
– Следов асфиксии я не обнаружил, на шее их нет, гортань не тронута, белки глаз нормальные. Что же касается желудка, то проверил только на самые распространенные яды. Мышьяком, цианидом калия и синильной кислотой его не травили, следов их применения нет. Да вы и сами могли это заметить… Внутренние органы нормальные. Печень слегка подпорчена алкоголем, но от этого он не умер бы еще лет сорок. Легкие пробиты там, где попал штык. Вы попросили осмотреть запястья, но они чистые. Под ногтями, извините, обычная грязь… Это все.
Ванзаров выразил глубокое удовлетворение этими сведениями.
– Значит, убили все-таки штыком, – сказал он. – Очень интересно.
Асмус стал оправдываться, что не смог оказаться на уровне, он все-таки уездный врач. Его извинения были прерваны.
– Могу ли я использовать вас как партнера для упражнения в майевтике? – спросил Ванзаров. – У меня тут больше никого нет подходящего.
– Буду польщен! – сказал Асмус. – Быть повивальной бабкой при рождении истины по методу старика Сократа – мечта любого врача. А тем более – помогать инквизитору [6] в его благородном деле.
– Не будем откладывать роды, – Ванзаров чуть коснулся усов, как художник делает последний взмах кисти. – Кто-то хочет убить Жаркова. Сейчас не важно, по какой причине. Он наметил его жертвой. Так?
– Скорее всего…
– Убить человека можно сотней разных способов. Убить тихо, убить незаметно, закопать в лесу. В конце концов, утопить, у вас море под боком. Убить так, что его хватятся не скоро. И не оставить следов.
– Мне надо соглашаться? – спросил Асмус.
– Чисто формально. Что мы видим? Мы видим крайне странное убийство. Во-первых, совершено в публичном месте, где может оказаться десяток случайных свидетелей. Для чего?
– Напугать кого-то…
– Вероятно. У Жаркова были друзья или сообщники в каких-то темных делишках?
– Вы, наверно, уже в курсе его любовных похождений…
– То есть показательная месть, – пояснил Ванзаров.
– Для нашего городка звучит излишне мелодраматично.
– Я бы сказал: сомнительно, но возможно. И тут мы возвращаемся в начало: хотели бы отомстить за поруганную честь и так далее, убили бы тихо и просто. Дождаться ночи, залезть в окно, Жарков спал с открытым, удар ножом – и все. У них даже собаки во дворе нет. Зачем закалывать штыком на пляже?
– Не знаю, что и сказать, – признался Асмус. – Извините…
Ванзарову были не нужны извинения, он стремился вперед.
– Этот вопрос остается открытым. Его нельзя объяснить, пока нет ответов на другие. Антон Львович, вы штык вытащили?
– Конечно, и приставу отправил…
– Не в этом дело. Трудно было тянуть?
– Очень неудобно. Чтобы пальцы не порезать, кое-как ухватился за скобу.
– Теперь ответьте: как таким оружием нанести удар в легкое?
– Не представляю, – согласился доктор. – Как же его воткнули?
– Очень просто. Взяли длинную палку, насадили штык и, как пикой, нанесли удар.
– Откуда вы знаете?
– На песке, шагах в трех, валялась обломанная палка. На конце – характерно содранная древесина. Убийца надел штык, воткнул импровизированную пику в Жаркова, вытащил палку, разломал пополам, одну половину выкинул в море, вторая осталась. Пристав до сих пор уверен, что я над ним издевался, когда попросил ее сберечь.
– Неожиданно, – сказал Асмус.
– Это мы только начали. Скажите, Антон Львович, вам ничего не показалось странным в моем рассказе?
– Вы шутите? Да тут все как в криминальном романе…
– Давайте вернемся к логике. Жарков ночью приходит на пляж со штыком. Допустим, у инженера такой способ развлекаться. На пляже его встречает некто, кто отнимает штык, выбирает палку, насаживает штык и втыкает его в грудь Жаркова. Что же все это время делал Жарков? Следил за приготовлением?
– Наверное, пьян был. От загула еще не отошел.
– Его друг сказал мне, что с Жаркова хмель быстро слетел. Он успел дома поспать, затем освежающий ночной воздух. Он не мог быть в бессознательном состоянии. Он должен был видеть, что его готовятся убить. Но следов борьбы нет. Ни на теле, ни на песке. Почему?
Асмус поднял ладони вверх, красные и начисто вымытые.
– Это мне не по силам!
– Антон Львович, это же очевидно, – сказал Ванзаров. – Самое простое объяснение: Жаркова оглушили. Он был без сознания. Голову осматривали на предмет ссадин или гематом?
