Ветер военных лет - Глеб Бакланов

Что происходило на командном пункте дивизии в школе совхоза «Березовский», я по-прежнему не знал. Но перестрелка там не утихала ни на минуту.

— Товарищ генерал, вас вызывает полковник Бельский! — вдруг доложил радист. Я подбежал к рации.

— Товарищ генерал, — спокойно заговорил Тихон Владимирович, — докладываю обстановку. Бой заканчивается. Поначалу фашисты имели перевес. Нас выручил подошедший резерв — учебный батальон капитана Чванкина. В рукопашной схватке большая часть фашистов перебита, остальные взяты в плен.

— Есть среди них офицеры?

— Много.

— Немедленно допросить старших по званию.

— Их уже допрашивают. Батальон Чванкина организует оборону штаба и охрану пленных.

После допроса пленных картина ночных событий прояснилось. Оказалось, что командир 19-й танковой дивизии генерал-лейтенант Шмидт так же, как и я, назначил командный пункт в школе совхоза «Березовский». Наш штаб пришел туда часа на три раньше и встретил прибывший позже штаб Шмидта.

В ночном поединке двух штабов победу одержал штаб 13-й гвардейской дивизии. В наши руки попали важные документы противника. В их числе оказались докладная записка командира 19-й танковой дивизии генерал-лейтенанта Шмидта Адольфу Гитлеру о ходе наступления и доклад с анализом боевых действий на Курской дуге. Шмидт подробно излагал причины отхода немцев на исходные рубежи.

Эти имеющие военный и исторический интерес материалы были опубликованы в «Правде» и «Красной звезде».

Но все это мы узнали позднее. А на рассвете 7 августа бой шел на всем участке обороны, занятой нашей дивизией.

Утром можно было ожидать некоторой паузы в действиях противника, необходимой ему для того, чтобы собрать информацию о нашей обороне.

Я полагал, что, наметив направление главного удара, немцы вызовут авиацию и, используя в первом эшелоне новые танки «тигр», попытаются прорвать кольцо окружения. Но где? Наиболее вероятным мне казался участок обороны полка Шура. Я считал поэтому целесообразным остаться здесь хотя бы до утра, чтобы на месте определить, как обеспечить нужную глубину обороны и необходимый резерв.

Все это имело бы решающее значение, организуй гитлеровцы прорыв тактически верно. На деле же все пошло по-другому.

Врага охватила паника. Та самая, особенно страшная на войне, паника, которая делает абсолютно неуправляемыми даже вполне боеспособные, хорошо вооруженные части.

Словно звери, спасающиеся от охватившего лес пожара, фашисты бежали по всем проселочным дорогам, прямо по полям, вдоль глубоких оврагов. Бежали, охваченные страхом смерти, и в этом неудержимом и безоглядном бегстве таилась некая грозная сила — сила отчаяния.

Рассвело. Поднявшееся на безоблачном небе солнце стало пригревать. Немецкие самолеты не появлялись. Видимо, все они были брошены против наших танковых армий, стремительно продвигавшихся к Харькову и Богодухову.

От командиров подразделений нашей дивизии начали поступать сообщения по радио и прибывать посыльные с письменными и устными донесениями примерно одинакового содержания. Особенно запомнился молодой солдат, видимо бежавший всю дорогу и потому страшно запыхавшийся. С трудом разлепляя потрескавшиеся, запекшиеся губы, он после официального доклада добавил уже от себя:

— Я столько немцев сроду не видел, товарищ генерал. Валом валят. Просто видимо-невидимо.

— С оружием?

— Да тут уж не до оружия. Они прямо живым весом давят. Командир спрашивает, что делать.

— Передай всем от Родины и лично от меня: стоять насмерть, как стояли в Сталинграде. Тех, кто прорвется, уничтожать огнем вторых эшелонов.

Всем штабам я приказал организовать круговою оборону.

Начали поступать тревожные донесения:

— Прорвались танки…

— Прорвалась большая группа пехоты…

— Противник развернул артиллерию и минометы…

Требовалось ввести в бой резервы. Но их уже не было. По радио поступали сообщения о потерях, понесенных подразделениями дивизии. Из артиллерийского полка сообщили, что погиб командир дивизиона Герой Советского Союза майор И. М. Быков. Это было горько. Быкова в дивизии знали и любили. Человек беспримерной храбрости и мужества, он еще зимой 1942 года под Харьковом в одном бою уничтожил огнем батареи, которой командовал тогда, 31 немецкий танк. За это и был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Поступали сообщения о вспыхивавших то там, то здесь рукопашных схватках. Гитлеровцы метались, ища любую щель, чтобы вырваться из кольца окружения.

Теперь я практически не имел возможности вернуться на свой КП. Уж слишком велик был риск наскочить на какую-нибудь группу фашистов. Проводная связь давно прервалась. Все управление шло от меня по радио, а полковник Бельский и штаб ловили мои приказы и донесения командиров полков, принимая необходимые меры для обеспечения боя.

Я отошел от рации, чтобы выглянуть в окно. Тут же радист закричал:

— Товарищ генерал! Командир второго батальона передает, что прорвалась большая группа немцев! Они двигаются в направлении нашего КП!

Я кинулся к рации, но связь прервалась.

Подполковник Шур объявил тревогу. Все заняли оборону в выкопанных еще ночью щелях.

Минут через пятнадцать показалась поспешно идущая колонна гитлеровцев, человек 250–300. Смешав ряды, немцы стали спускаться в овраг, тянувшийся мимо нас.

Наша оборона состояла из солдат комендантского взвода, связистов, радистов, шоферов и повозочных. Всего человек 40–45. От батареи, которая вместе с ротой автоматчиков уже была брошена в бой, осталось одно орудие.

— Как предлагаете действовать, товарищ подполковник? — спросил я Шура.

— Думаю, что надо дать фашистам втянуться в овраг, а потом открыть интенсивный огонь картечью из нашего орудия.

— Согласен. Но артиллерийский огонь следует поддержать огнем из автоматов и карабинов. Надо возможно быстрее ошеломить и деморализовать противника.

Подполковник Шур быстро отдал нужные распоряжения. План удался блестяще. После десятого выстрела из пушки оставшиеся в живых немцы, человек семьдесят, подняли руки.

Пленных поместили в просторной риге. Шур приказал одному из солдат остаться охранять их.

— Товарищ подполковник, — усомнился тот, — да разве я их удержу, если они драпать вздумают?

Подполковник Шур заглянул через щель внутрь сарая. Немцы с испуганными и растерянными лицами, вытянув шеи, прислушивались к тому, что происходило снаружи. Шур усмехнулся:

— Не вздумают! Рады небось до смерти, что удалось в плен сдаться.

Должно быть, так это и было. Могучий натиск Красной Армии на Курской дуге ошеломил и деморализовал фашистов.