Чёрный Скорпион - Юрий Кургузов

Она сердито дёрнула плечом:

— До лампочки, не до лампочки — какое вам дело! — И снисходительно пояснила: — Просто Генка уже звонил. — Но тут же колко добавила: — И рассказал, что его здорово напугал какой-то придурок. Случайно не знаете, кто бы это мог быть?

Я недоуменно уставился на нее:

— Понятия не имею. — И капельку поправился: — То есть, не имею понятия о придурке. Со мной Геннадий встречался, это да, однако ничего такого промеж нас не стряслось. Слушай, может, уже после у него был разговор с каким-то недоумком?

Вика кивнула:

— Разговор был. Только по описанию Генки на того недоумка больше всего походите вы.

— Да?

— Да. А еще…

— Нет, постой, — перебил я ее. — А ты, часом, не сообщила ему, что… м-м-м… в некотором смысле знакома с этим недоумком или даже придурком?

Ее брови поползли вверх:

— А это важно?

— Ну, в принципе, не слишком. Просто ежели твой хахаль из тех, из кого он может быть, нам не стоит чересчур афишировать свою близость.

— Близость?! — Вика глянула как стрельнула из противотанкового ружья. Однако я тотчас постарался успокоить ее оскорбленную невинность.

— Только в плане географическом, — пояснил. — Ни на что иное не претендую.

— Ну еще бы… — Девушка наградила меня каким-то не очень понятным, просто мессинговским взглядом. — В плане ином у вас проекты более грандиозные!

Кажется, я даже немножко заалел как красна девица. Поалел и проворчал:

— А вот это уже не твое дело. Так ты сказала Геннадию, что знаешь меня, или нет?

Она покачала головой:

— Успокойтесь, нет. Ведь тогда бы он догадался, кто навел вас на его берлогу, а это мне совсем ни к чему — давно по морде не получала?

Какое-то время мы оба молчали, думая каждый о своем. Первым хрупкую тишину нарушил я. Слегка откашлялся и вроде как непринужденно спросил:

— А где же наша хозяйка? Уж не заболела ли?

Но с этой девчонкой надо было постоянно держать ухо востро, а порох в пороховницах. И зевнула-то как бы равнодушно, а вот нате пожалуйста!

— Вам виднее, — со змеиной ухмылочкой прошелестела она. — Это ж вы с ней вчера где-то полдня протаскались… В общем, велели не беспокоить, отдыхают. — И лицо Вики вновь обрело бесстрастное выражение статуи.

— Ладно. — Я встал. — Тогда, пожалуй, тоже пойду вздремну.

Она кивнула:

— Идите. Только не проспите ужин.

Я назидательно помахал своим указательным пальцем перед самым ее носом:

— Ужин, милая, я не просплю никогда!

Глаза я продрал аж в четверть десятого и сразу же кинулся звонить наивной девушке.

Трубку взял сам объект моих вожделений, и по тому, каким хмурым и напряженным был его голос, я понял, что парень уже в курсе моих переговоров с его дружками и результаты их его отнюдь не радуют.

Не восхитился Гена и моему предложению о завтрашней встрече: долго мялся, что-то бубнил в ответ на заверения в самых лучших намерениях и чувствах. И только когда я слегка намекнул, что совсем не трудно будет узнать адрес его подружки (кстати, Вике о ней я покамест не говорил), а потом… В общем, после такого легкого шантажа этот альфонс сразу же согласился, хотя и выдвинул свои условия: завтра в девять утра я должен подъехать к кинотеатру "Волна", где меня встретят и отвезут к нему.

— И как же я узнаю твоего посланца? — поинтересовался я.

Зверев хмыкнул:

— Узнаешь, он лысый как яйцо.

(От комментариев воздержался.)

— А он меня? Учти, мне стричься наголо не хочется даже ради счастья свидеться с тобой.

Теперь он хрюкнул.

— Да ладно, возьми газету и стой как кол возле ступенек — не разойдетесь.

— Ну ладно, — пообещал я, — стану. — И положил трубку.

Спустившись вниз, снова нашел на кухне одну Вику. На этот раз ни до, ни после, ни во время приема пищи я не позволил себе ни единой не то что колкости — самой безобидной реплики в адрес кормящей меня девушки. И только уже прикончив десерт, все-таки не выдержал и спросил:

— А-а-а… э-э-э… Маргарита Владимировна?

— Поужинала час назад и опять поднялась в спальню, — как солдат отчеканила Вика.

— И что… Снова… э-э-э… велели не беспокоить?

— Снова.

— Понятно, — поморщился я. Поднялся. — Большое спасибо за всё, — обвел руками пустые тарелки. — И доброй тебе, душенька, ночи.

Девушка холодно кивнула:

— Не за что. — И еще холоднее добавила: — Вам тоже.

Я своему слову остался верен. Как пионер. Никого не потревожил и не побеспокоил. Однако, видимо, вот эта самая моя покорность и не входила в чьи-то коварные планы.

…Она заявилась незадолго до рассвета. Я, конечно же, сразу проснулся, тем более что уснул совсем недавно — выдрыхнувшись днем, все читал и читал… Короче, я сразу проснулся, но ломать кому-либо руки покуда не спешил — легкие шаги и легкое же, малость прерывистое дыхание были явно не бандитскими и вообще не мужскими.

Хотя темень в комнате царила непроглядная, изящный, чуть беловатый силуэт из этой темени слегка все ж таки вырисовывался — он осторожно прикрыл за собой дверь, секунд десять неподвижно постоял на месте, а потом на цыпочках поплыл в сторону меня и кровати.

Ну а потом таинственный силуэт вошел в безмолвный, однако довольно тесный контакт и со мной и с кроватью, на что мы оба, в принципе, не возразили…

Слушайте, я вовсе не собираюсь описывать события этой, так буднично начавшейся и так несколько неожиданно празднично продолжившейся ночи. У джентльменов сие ведь не принято, правда? Замечу лишь, что хотя до сих пор отношения между нами складывались не всегда однозначно (и полагаю, традиция эта не прервется, невзирая на то, что произошло), но, по-видимому, относительно аскетический образ жизни, который мне, да наверное, и ей тоже, пришлось вести некоторое последнее время, сыграл свою роль. Не скажу, что это был самый уж высший пилотаж, но сработали мы оба вполне прилично, на четверку с твердым плюсом. До пятерки же не хватало, ей-ей, сущей малости — однако хотя и сущей, но тем не менее весьма существенной: мы не доверяли друг другу, и потому все вроде бы страстные и эффектные объятья, поцелуи, охи-вздохи и прочие хитросплетения носили порой либо чисто физиологический, либо чересчур уж театральный характер. Но вероятно, это устраивало обоих, так как хотя, повторяю, до идеальной пары мы не дотянули, но и краснеть ни ей, ни мне за эти час-полтора никак не пришлось бы. Да мы просто отдыхали! И отдыхали телом, а не душой. Последнее же было, наверное, и невозможно — не знаю, как ее, а моей душе для более-менее полного умиротворения и покоя в этом городе требовалось еще очень и очень многое.

А на рассвете она ушла.

И я сразу же уснул как убитый.

И поскольку не увидел ни одного сна, то, похоже, это маленькое романтическое приключение пришлось весьма кстати — я, судя по всему, вновь восстановил нарушенный было баланс между собственными внутренним и внешним "я" и опять обрел в некотором смысле гармонию между своими грубым телесным и тонким духовным мирами.

И был тем, ей-ей, очень доволен.

Глава девятнадцатая

Я стоял и старательно нахлопывал себя по ноге свернутой в трубку "Курортной газетой". Когда ноге становилось больно, менял ее вместе с рукой. На часах без пяти девять, но опять было уже жарко, и опять чувствовалось, что это только начало.

Сегодня я оказался без машины — она зачем-то понадобилась Маргарите — и качать права не стал — удовлетворился общественным транспортом. Между прочим, завтрак (на сей раз в полном составе) прошел почти в гробовом молчании — у меня, как вы понимаете, и без того было чем забить себе голову, у Маргариты и Вики, как я понимаю, тоже. Частичное же изменение статуса моего пребывания в этом доме покамест совершенно не отразилось на характере наших внутривидовых отношений. По крайней мере — внешне…

И тут он появился. Приятель этого паршивца. Слушайте, действительно — если бы даже в руке моей не было "Курортной газеты", встреча наша все равно состоялась бы: не узнай меня он, я бы его узнал непременно. И не только потому, что этот кадр был ослепительно лыс, а еще и по той простой причине, что он был одним из членов пресловутой четверки, бурное знакомство с которой закончилось для меня больничной койкой. Я невольно напрягся и, воспользовавшись тем, что "лысый" меня еще не засёк, моментально кинул на нос черные очки, пребывавшие до того в кармане, — в сочетании с уже прилично отросшими усами и бородой (не брился с момента прибытия в этот город) эта маскировка могла пригодиться.

И она пригодилась. Поскольку глаз под очками видно не было, я пристально следил за каждым движением и каждой реакцией лысого. Нет, меня он явно не узнавал, хотя приметил. Он еще покрутил своим шаром в поисках подобных "колов" с газетами — тщетно, такой в округе был я один.