Броненосец - Уильям Бойд

— Да нет же, Димфна, ты мне нравишься. Ты и сама знаешь.

— Да, и мы — прекрасные «товарищи», правда?

— Ты отлично знаешь, о чем я говорю.

— А кстати, кто эта чертова девица? Я ее знаю?

— Нет. Она актриса. Ничего общего с нами, с нашим миром.

— Мудро сказано. А как ее зовут?

— Флавия. Послушай, а ты слышала что-нибудь о таком певце — о рок-музыканте Дэвиде Уоттсе?

— Флавия… Жутко привлекательное имя. А она очень вся из себя, и все такое? Дэвид Уоттс? О-бо-жа-ю Дэвида Уоттса.

115. Сон с БДГ. У тебя очень часто бывает сон с БДГ, гораздо чаще, чем у других людей. Может, это оттого, что твой мозг каждую ночь особенно нуждается в восстановлении?

Сон в фазе БДГ. Волны, излучаемые мозгом, делаются быстрее и чаще, учащаются сердцебиение и дыхание, иногда кровяное давление повышается, и лицевые мускулы становятся значительно подвижнее. Порой твое лицо подергивается, глазные яблоки бегают под закрытыми веками, к мозгу приливает кровь, он делается горячее. Иногда в фазе быстрого сна твой мозг выстреливает большее количество нейронов, чем во время бодрствования.

Но одновременно твое тело испытывает нечто вроде паралича: позвоночные рефлексы замирают, усиливается моторное торможение и подавляется мышечный тонус. Везде — кроме одного участка тела. Другой отличительный признак быстрого сна — это эрекция у мужчин и клиторальное возбуждение у женщин.

Книга преображения

Стальные полумесяцы, вделанные в мыски и пятки его подошв, выбивали военный марш по бетонному полу многоэтажной парковки; белые флюоресцентные лампочки ослабляли основные цвета стоявших рядами блестящих машин, и стук его башмаков усугублял ту атмосферу надвигающейся угрозы, которая, казалось, с наступлением темноты всегда сгущается в подобных местах с их неестественным освещением, гнетуще низкими потолками, с их стойлами, забитыми пустыми машинами в отсутствие водителей и пассажиров. Лоример размышлял о Хогге, о его перепадах настроения и хулиганских провокациях. Несмотря на внешнюю резкость обращения и подтрунивание со стороны Хогга, они всегда отлично ладили, и в их отношениях даже проскальзывал (нередко вызывая шутливые замечания коллег) намек на то, что Лоример — золотой мальчик, избранный, дофин при Хогге — Короле-Солнце. Однако сегодня все было совсем не так: от непомерной самоуверенности и чванливости Хогга не осталось и следа; вернее, следы-то оставались, однако держался он как-то неестественно и напряженно, и это все портило. Он казался не на шутку встревоженным, что по наблюдению Лоримера никогда прежде не было свойственно Хоггу.

Но что же его тревожило? Что это за опасность, которую видит Хогг, но не видит он сам? Значит, в действительности Лоримеру виден лишь кусочек холста, а сама картина куда больше… Да, он был прав: новость об увольнении Торквила была попыткой заманить его в ловушку, причем вопиющей. Хогг хотел узнать — кому он проболтается, хотел узнать — вдруг осознал Лоример, — не проболтается ли он самому Торквилу. Но почему Хогг думает так о нем, о своем золотом мальчике? С чего бы это Хоггу понадобилось проверять его «на вшивость»?

Лоример замедлил шаги: вдруг ему сделался ясным ответ. Хогг — встревоженный, обеспокоенный известной ему общей картиной, по-прежнему неведомой Лоримеру, увидел — или решил, что увидел — ту роль, которую играл во всем этом сам Лоример. И теперь, осознал Лоример с настоящей оторопью, Хогг подозревал его в чем-то. Он остановился в нескольких шагах от своей машины, его мозг лихорадочно работал. Так в чем же? Что же такое видел Хогг, чего не видел он сам? Что-то от него ускользнуло, какая-то деталь в недавних событиях… Такая неопределенность вселяла тревогу, и тревога эта только усилилась, когда он осознал естественные последствия этой подозрительности: если Хогг его подозревает, это означает одно — Джордж Джералд Хогг больше не доверяет Лоримеру Блэку.

Похоже, кто-то побывал около его машины. Очень интересно. Подойдя поближе, он увидел на капоте буквы из песка: кто-то аккуратно выписал песком слово: «БАСТА».

Лоример огляделся по сторонам. Может быть, хулигана спугнул воинственный стук его стальных подошв и он (или она?) сбежал, спрятавшись где-нибудь поблизости? Вокруг не было ни души, не слышно было ни шороха. Лоример смахнул с гладкого капота холодный песок. Как же это объяснить? Адресовалось ли это лично ему — или так, дурацкая случайность? БАСТА — по-итальянски это значит «довольно». Или, как знать, не был ли это незаконченный намек на то, что он внебрачный ребенок? Баста. Довольно, хватит. Хватит уже. Хватит вопросов. Лоример надеялся сегодня уснуть, но сомневался, что это удастся. В его уме уже созрела новая мысль: наутро он позвонит Флавии Малинверно.

Глава восьмая

— Алло?

— Могу я поговорить с Флавией Малинверно?

— Это я.

— Доброе утро. Это Лоример Блэк. Мы встречались…

— Кто-кто?

— Лоример Блэк. Мы…

— А разве я вас знаю?

— Мы недавно виделись, совсем мельком. В «Алькасаре». Я говорил, что мне очень понравилась ваша игра. В той рекламе «Форта Надежного».

— Ах да. — Пауза. — А откуда у вас мой телефон?

— Я же рассказывал — я работаю в «Форте Надежном». У них там вся информация хранится. — Он начал путаться в словах. — От компании, которая снимала ролик. Ну, знаете, всякие там списки приглашенных, м-м… записи о перевозках…

— В самом деле?

— Да, они всё сохраняют. Это же страховая компания, не забывайте. Все где-нибудь хранится.

— Скажите пожалуйста…

— Да. — Ну и влип! — Я тут подумал, а не встретиться ли нам. Выпьем что-нибудь, пообедаем вместе?

— С какой стати?

— Ну, просто… Честно говоря, просто потому, что мне бы этого хотелось.

Молчание. Лоример нервно сглотнул. Во рту совсем пересохло, ни капли слюны.

— Ну хорошо, — ответила она. — Я свободна в воскресенье вечером. Где вы живете?

— В Пимлико. Люпус-Крезнт, — уточнил он, как будто это звучало более привлекательно и должно было придать ему веса.

— Нет, мне это не подходит. Встретимся в «Кафе Греко» на Олд-Комптон-стрит. В половине седьмого.

— Половина седьмого, «Кафе Греко». Буду ждать.

— Тогда до встречи, Лоример Блэк.

175. Безумство Синбада. У Синбада Финглтона были непослушные темно-русые волосы, часто немытые, сваливавшиеся в толстые пряди, похожие на древесные стружки и свисавшие с низкого лба прямо ему на глаза. У него были хронические проблемы с пазухами носа: он постоянно сопел, а дышать ему приходилось ртом. Поэтому большую часть дня рот у него оставался открытым, да и ночью, во сне — тоже. Ему нравилось выполнять какую-нибудь простую работу — рубить, косить, резать, копать, таскать, — и поэтому отчаявшийся отец (позвонив приятелю из городского совета) пристроил его чернорабочим в местный Парковый департамент. Другим удовольствием в жизни Синбада была марихуана, а также ее производные; если верить его рассказам, выходило, будто все коллеги разделяли его вкусы и проводили рабочий день, ухаживая за инвернесскими газонами и бордюрами, кустарниками и саженцами, в каком-то блаженном наркотическом тумане. Синбаду нравилось экспериментировать и с другими наркотиками, а когда некий приятель продал ему несколько таблеток ЛСД он сел в «лендровер», принадлежавший Парковому департаменту, и на протяжении тридцати шести часов колесил в одиночестве по скалистым просторам Глен-Африка (его отцу пришлось сделать еще целый ряд умоляющих звонков, используя все полезные связи). Это был «ну, самый улетный» (говорил потом Синбад) опыт в его жизни, и теперь ему хочется угостить — совершенно бесплатно — ЛСД тех постояльцев, кто желал бы на себе испытать мощное действие этой штуки, полностью меняющей восприятие мира. Лахлан и Мердо взяли у него несколько таблеток, сказав, что попробуют как-нибудь у себя на Мулле. Остальные равнодушно, но вежливо отказались (Джойс — от лица Шоны: сама Шона была бы не прочь).

Синбада расстроила такая сдержанность, и вот однажды вечером, когда Джойс готовила наш «коммунальный» ужин — огромную мясную запеканку, — Синбад втихомолку подбросил три таблетки кислоты в кипевшую мясную начинку, чтобы нас уж наверняка не миновал тот жизненно необходимый опыт, которого (он был уверен) мы на самом деле в глубине души жаждем. Это случилось в один из тех вечеров, когда там оставался я.

Книга преображения

Иван Алгомир вглядывался в крупный почерк с большими петлями: это была записка от Бинни Хивер-Джейн с указаниями насчет предстоящего званого обеда.

— Черный галстук? — подивился он. — Это что еще за выверты, а? — Он фыркнул. — Думаю, такое позволительно только сегодня. Это приемлемо, лишь когда ждут какую-то важную птицу.