Мама Стифлера - Лидия Раевская

А я начала звереть…

— Оу-оу-оу… — вдруг экспрессивно взывала Кабалье, а падрушки в ритузах снова сели на шпагат, и свистнули в хуй (зачёркнуто) в свистки.

Родители первоклашек три раза хлопнули в ладошы.

По моим скромным наблюдениям, назревала гражданская вайна…

— А теперь — добро пожаловать в школу!!!! — заорала наконец завуч, и на крыльцо поднялся мальчик-таджик в жолтом кастюме, улыбнулся десятизубым ртом, и ёбнул палкой по колокольчику, который держал в руке. Язык у колокольчика проебался ещё на позапрошлое первое сентября, я помнила.

Первоклашки в голос зарыдали, и тут унылый обсос в очках-бычьих яйцах вдруг случайно тыцнул в какую-то пипирку на пульте, и из огромных колонок, стоящих на крыше крыльца, раздалось:

— Мальчик-гей, мальчик-гей, буть са мной понаглей!!!!!!

Чюжой папа распахнул глаза так, что я даже поняла, что они голубово цвета, моя мама опустила свою видеомясорупку, сын уронил гладиолусы, а завуч тихо йобнула локтем очкастому диджею, и растянула рот как Маша Распутина перед минетом:

— Прахаа-а-адите!

Плачущие первоклашки и старшие классы, подметая асфальт останками гладиолусов двинулись в родную школу.

Я с облегчением выдохнула. Всё. Теперь до следующего года…

— Ну так чо, к тебе?

Я обернулась. Чюжой папа, когда не спал был гораздо менее симпатичным…

— Иди ты нахуй. — Просто ответила я, поправила свой сироццкий хвостик, и гордо виляя когда-то красивой жопой, направилась домой.

«..Как ты терпиш твёрдые предметы??!!» — нёсся мне вслед истеричный крик из колонок, а я шла и думала, что пидорам, навеорное, живёцца всё-таки легче…

Хорошо быть бабою…

15-04-2008 15:57

А всё-таки, хорошо быть бабой. Плюсов много: во-первых, почти любую страшную бабу можно нарядить и накрасить до состояния ебабельности, во-вторых, бабе гораздо легче устроицца в этой жызни, или, хотя бы, устроицца на приличную работу, и в-третьих, бабам намного проще дарить подарки. Им можно подарить духи «Красная Москва» — и умные бабы всегда найдут им применение. Или в туалет поставят, вместо освежителя воздуха, или прыщ на носу прижигать будут. Можно им ещё подарить голубые тени для век. И оранжевую кондукторскую помаду. Умная баба не обидицца. Она обрадуецца. Ведь теперь этот суповой набор можно подарить завтра свекрови на йубилей. Можно ещё трусы-лифчики дарить. Правда, тут одно НО: такие подарки может делать только подружка. Ибо страшен гнев умной бабы, если её возлюбленный решил ей польстить, и подарил ей дорогущий лифчик третьего размера. И, чтобы его носить, нужно в подарок полкило ветоши напихать. Потому что велик безбожно. Но это всё хуйня, господа. Плюсов-то гораздо больше, как ни крути.

В общем, хорошо быть бабой. Очень хорошо.

— Слушай, у тебя когда-нибудь был резиновый хуй?

Вопрос меня озадачил. У меня разные хуи бывали. Маленькие, кривенькие, большие, похожие на сатанинский гриб, и те, которые мне вообще не запомнились. В конце концов, я женщина симпатичная и темпераментная, и пенисов за свои полжизни насмотрелась. Но вот резиновых у меня не было. Хорошо это, или плохо — не знаю.

— У меня был лифчик с силиконом. Но проебался куда-то. Пользы от него не было, и стирать его неудобно. Зачем тебе резиновый хуй?

В телефонной трубке взвыли:

— Мне?! Мне?! Да мне этот хуй нахуй не впёрся, извините за мой хуёвый французский! Ты помнишь, что послезавтра у Аньки днюха?

Нет. Я даже не помню, кто такая Анька. А уж зачем подозревать меня, всвязи с этим событием, в хранении резиновых хуёв — вообще не догадываюсь.

— Не помню. У какой Аньки?

— У какой… У Аньки-толстой, конечно!

Ах, у толстой… Так сразу бы и говорила. Аньку-толстую, конечно же, знаю. А кто в нашем районе не знает Аньку? Весёлую, вечно обкуренную и местами в сраку пьяную, сто-с-лишним-килограммовую Аньку-толстую?

Конечно, знаю. Только не спрашивайте, откуда. Не помню.

Вроде бы, знакомство наше началось с телефонного звонка. Мне. Часа в три ночи. Я подняла трубку, и сказала туда:

— Идите нахуй!

А в ответ я услышала хриплый бас:

— Знаешь, а меня выебали в жопу…

Трудно было подобрать достойный ответ, поэтому я надолго задумалась. И, конечно же, пошла по самому лёгкому пути:

— Ну и пидорас.

Ответила я, и положила трубку. А она зазвонила вновь.

— Выслушай меня… — Попросил бас, и сразу продолжил: — Я выпила. Я выпила водки. Повод был достойный, я сразу говорю. Витя Козява в армию уходит, знаешь, да? Нет? Похуй. Уходит, Козява… Ушёл уже даже вчера. И, само собой, я выпила водки. А потом… Потом я уехала на лифте в никуда… В ночь. Навстречу к звёздам.

Я слушала. Я внимательно слушала. Я понятия не имела, кто со мной так откровенен, но я слушала. Я вообще, если что, люблю слушать всякую странную хуйню. Никогда не знаешь, когда полученная информация пригодиться.

— Я вошла в лифт… — Дыхание в трубке стало прерывистым, и я поняла, что вся суть рассказа сводится к ебле. Вот прям чувствовала. — В лифт… И туда вошёл он!

И пауза вдруг такая повисла. На самом интересном месте.

— Джон Миллиметрон? — Типа подсказала такая.

— Нет. — В трубке огорчились. — Нет. Это был Костя. Ну, такой, знаешь… На Мэри Поппинс похож, только в очках.

Нет, не с моей фантазией представлять себе Костю, похожего на Мэри Поппинс, только в очках.

— Знаю. — Соврала. Соврала только для того, чтобы скорее дослушать чем там всё закончилось, и понять в конце, с кем я вообще разговариваю.

— Ну вот… — В трубке оживились. — Заходит Костя. И достаёт хуй. Я вот ещё подумала: «Зачем он его достал? Хуй какой-то вялый, ебать им невозможно… Наверное, он эгсби… Эсбигци… Нахуй. Извращенец, наверное, в общем» И не ошиблась. Костя повернулся ко мне спиной, и начал ссать в угол. Вернее, это Костя так думал. Что ссыт в угол. А на самом деле, ссал он мне на ногу. Понимаешь?

— Да.

— Это мерзко!

— Согласна. А что потом?

— А потом… — Снова дыхание в трубке прерывистое. — А потом он выебал меня в жопу. О, это такая боль, Юля!

Ну, вот. Всё встало на свои места.

— Подожди. — Сказала я трансвеститу, и вылезла из кровати. — Подожди, щас ты всё дорасскажешь Юле. Юле, которая заодно щас мне объяснит, с какого члена она даёт всяким опёздалам мой домашний номер. Подожди…

В соседней комнате спала Юлька. Неделю назад она снова навсегда ушла от мужа, и временно жила у меня в детской, на втором ярусе кровати.

— Ершова, — пихнула я Юльку, — тебе какой-то пидор звонит. Ты кому мой телефон дала?

— Я сплю. Пидоров нахуй. — Ответила Юлька, и сунула голову под подушку.

— Нет уж. Вставай, скотина. И объясни мне, кто такой Костя, похожий на Мэри Поппинс, кто такой Витя Козява, и почему мне в три ночи звонят пидоры?

— Вот ты душная баба… — Простонала из-под одеяла Юлька, и протянула руку: — Дай мне трубку.

— Бери.

— Это кто? — Завопила в телефон Ершова. — Кто тут охуевший такой, а?

В трубке что-то ответили, и Юльке ответ не понравился.

— И что? Выкинь нахуй свой сраный определитель номера, и больше сюда не звони!

Пауза. Потом в трубке послышалось какое-то «бу-бу-бу, сукабля», и Юлька выключила телефон.

— Это Анька. — Ершова протянула мне трубку. — Анька-толстая. Баба она хорошая. Местами. Но в целом — дура што пиздец. Ты уж прости, я от тебя ей днём звонила. А у неё дома АОН стоит. В общем, не будет она тебе больше звонить. Иди спать.

Я, конечно, пошла. Только долго не могла уснуть. А когда уснула, мне снилась Мэри Поппинс, ссущая на ногу толстой Аньки, и наутро у меня разболелась жопа.

Вроде бы, где-то вот так я узнала о Анькином существовании. Потом я неоднократно с ней встречалась, каждый раз поражаясь тому, как многогранна и талантлива эта девушка.

Аня много пила. Аня много курила. Аня была латентной лесбиянкой и фетишисткой, а ещё Аня была крайне темпераментна и любила анальный секс. О чём всегда рассказывала всем, кто находился в радиусе ста метров от неё. Поэтому Аню знал весь район. Что связывает Аньку с моей подругой Юлей — я не знаю. И знать не хочу. Но Юлька всегда окружала себя выдающимися личностями.

И вот у Аньки послезавтра день рождения. Поэтому Юлька требует у меня резиновый хуй. Всё просто и понятно, как мечты алкоголика.

— Зачем нам хуй? — Интересуюсь от скуки. Всё равно его у меня нету. Так хоть поговорить есть о чём.

— Аньке подарим! — Обрадовалась Юлька. — Анька знаешь как рада будет!

— Догадываюсь. Но у меня нету хуя. А если б и был — я бы не отдала его Аньке.

— Дура ты. — Огорчилась Ершова. Я ж не раскулачивать тебя собиралась, я это… Думала, ты в них разбираешься, в хуях-то этих…

— Разбираюсь, и неплохо. Да, умри от зависти. Разбираюсь. Но не в резиновых. Рано мне ещё на суррогаты переходить.