Человек, лишённый малой родины - Виктор Неволин

На охоту с собой мы набирали продуктов: соли, сахара, круп, масла, махорки. Всё это нужно было нести на себе, да ещё и провиант с ружьем. Накладно для пятнадцатилетнего подростка. В лесной избушке жили втроём. У каждого была своя собака. Мой Шарик был крупнее других. Я взял его щенком, и он вырос у нас. Отец ходил с ним на медведя, и Шарик ни разу не подвёл его, не струсил перед грозным зверем. Мой отец был настоящий медвежатник, о чём писалось и в книгах, и в томских газетах. Он со своим приятелем Николаем Яковлевичем Мельниковым за свою жизнь убил 12 медведей.

Шарик хорошо шёл как на крупного зверя, так и на белку, колонка. Облаивал и птицу, но за это я его ругал. Хорошая охотничья собака не должна была пугать птицу. Вот на глухаря нужно было лаять, но не бросаться на дерево. Тогда охотнику было легче его сбить.

Утром мы все выходили из избушки по разным маршрутам и знали, кто куда идёт, на случай непредвиденных обстоятельств: вдруг кто-то заблудится или произойдёт несчастный случай. С утра до вечера ежедневно проходили по тайге 30–35 километров, а собака покрывала сотни километров в поисках зверя. Всех охотников тогда подразделяли по рангу: медвежатник, бельчатник, зайчатник. Я относил себя ко второй категории.

Очень занимательной была охота на белку. Когда собака загоняла её на дерево, белка обычно пряталась в ветках. Вот и приходилось прибегать к разным хитростям, издавать звуки, чтобы белка встрепенулась и как-то проявила себя среди ветвей.

Профессиональная охота физически очень тяжела. Убить зверя или птицу – полдела. Их ведь надо потом обработать. Особенно много возни со шкурками. Вечером, когда приходишь в избушку усталый, твой рабочий день ещё не заканчивается. Надо ободрать зверька, приготовить пищу себе и собаке, почистить ружьё, зарядить патроны и переделать ещё много дел.

Мои напарники охотно ели белок, а я со своими старообрядческими канонами не мог, хотя беличье мясо очень вкусное. Ведь они очень чистоплотные зверьки, питаются орешками, грибами и ягодой – чистыми дарами природы.

Из птиц я больше всего любил рябчиков, которых, как говорят, когда-то проклял Бог. Легенда гласит, что раньше рябчик был большой красивой птицей, самовлюбленной и капризной, не признававшей божественных заповедей. И вот за это Бог его и покарал. Сделал маленькой птичкой с белым вкусным мясом, легко узнаваемой в лесу по шуму при взлёте. Рябчик неважно слышит и сверх меры глуп в самозащите, чем и пользуются охотники. В общем, по воле Божьей рябчик совершенно беззащитен. Его легко застрелить, что и делается повсюду, где он только водится.

Ямщик и пахарь

С нового года мне предстояла новая работа – ямщичить, вывозить из колхозных амбаров зерно на Борисову гору, в «Заготзерно». Расстояние 110 километров. Три дня в один конец и три дня обратно. Туда и обратно с грузом. Возчиков было несколько человек, но все вместе собирались к выезду не всегда.

Дали мне две лошади и двое саней. Мои лошади принадлежали «Союзпушнине». Одна лошадка очень хорошая, а другая больная. Что-то с дыхательной системой у неё было не в порядке.

Технология перевозок была проста. Нужно было принять грузы на Втором участке и везти. На каждую лошадь полагалось 300 килограммов груза и фуража на дорогу. Самым трудным для меня были погрузка и выгрузка. Мой собственный вес тогда составлял вряд ли больше пятидесяти килограммов, а каждый мешок зерна весил столько же. Требовалась помощь, чтобы взвалить его на плечо, а в «Заготзерне» ещё поднять на этаж выше и засыпать зерно в бункер.

Зима была морозной, одежда худенькая. Единственное, что спасало, – тулуп из некрашеных овчин, приобретённый в ссылке. На санях в дороге долго не усидишь. Холодно, ноги мёрзнут. Поэтому половину пути, чтобы согреться, идёшь пешком. У лошадей ноздри забиваются льдом. Всё время приходилось его счищать, иначе лошадь задыхалась. Вторая проблема – дорога-однопутка в один санный след. При каждой встрече в пути обозов приходилось сворачивать, сталкивать лошадей в глубокий снег, а потом из него выбираться и даже на морозе перепрягать лошадей. Разъездов не было. Поэтому старались выехать с постоялых дворов пораньше.

Работа ямщика – дело хлопотное. Он практически занят круглые сутки. Приедешь на постоялый двор, выпряжешь лошадей. Надо дать им остыть, потом напоить, дать сена. Ночью ещё сходить и посмотреть. А рано утром снова напоить, дать овса и опять запрягать в дорогу. Я не сказал ещё, что надо вовремя чинить сбрую, проверять, в порядке ли сани.

Хлопотны ямщицкие дела. Всем известна песня «Ямщик, не гони лошадей…», в какой-то мере трагичная. Но мы возили не людей, а груз, занимались более скромным делом, хотя и в нашем деле были свои трагические моменты. Кроме перевозки грузов, мы часто ездили за тридцать километров за сеном в Монастырку. Уезжали почти ночью. Успевали наложить сена на двое саней и вечером возвратиться в посёлок.

Сначала сами протаптывали дорогу в глубоком снегу, потом тянули лошадей к стогу. Сильно выматывались. Я был рослый, но очень худой и порой стеснялся своей худобы. Дома стыдился раздеваться до пояса. Бабонька успокаивала меня: «Не бойся, Витя, своей худобы, помни пословицу: худая телега дольше скрипит». И действительно, худоба со временем прошла. Кости обросли мясом, и Бог дал мне прожить долгую жизнь, когда другие братья не дотянули до моих лет. По своему возрасту я всегда был сильным и ловким, всегда был сухопарым. Никто из моих сверстников меня не перебарывал.

Одевался по молодости я неважно. Не во что было. Вся моя одежонка состояла из телогрейки, ватных брюк и простой рубахи. Даже свитера никакого не было. Не было и шарфа. Только ситцевая повязка вроде кушака. Правда, на руках были лохмашки из собачьей шкуры. Они и выручали, не давали совсем околеть. А морозы доходили до пятидесяти градусов!

В дороге мы всегда скандалили со встречными подводами, кому уступать дорогу, залезать в глубокий снег. Со снегом была связана вся моя жизнь, поэтому я хорошо ходил не только на охотничьих лыжах, но и потом, во Владивостоке, на спортивных.

На вывозке зерна я проработал до весны 1942 года. Весной мобилизовали в армию мою любимую лошадь – гнедка. Мне самому надо было отвести его на призывной пункт в Асино. В последний раз в деревне Калиновке я хорошо его накормил. Отдал весь запас овса, и он резво бежал у меня до Асино. Там я освободил гнедка от саней и повёл в поводу до приёмного пункта. Моя лошадь была признана годной в армию. Обнял я гнедка за шею, постоял с ним и у всех людей на виду заплакал. И он, мне кажется, тоже пустил слезу. Возвратился домой я уже на попутной подводе.

В конце мая забрали в Красную Армию моего брата Митю. Он ждал призыва и даже не поехал поступать в институт. А зря! Из института ему была бы прямая дорога в военное училище или в элитные войска. А так он с другими ссыльными мальчишками попал в пехоту, а с нею сразу же в Пинские болота. Там ему не смогли своевременно оказать квалифицированную медицинскую помощь, и Митя скончался на операционном столе от гнойного аппендицита.