Правда о Первой мировой - Генри Лиддел Гарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бой был дан под Гумбинненом 20 августа. Германскому центральному корпусу (XVII, Макензен) пришлось вести атаку прямо в лоб русским. Результатом явился мощный контрудар, который морально повлиял и на успех, достигнутый корпусами, наступавшими на флангах. Несмотря на все это, Ренненкампф был уже готов отдать приказ об отступлении, спасая свой центр от охвата, когда на следующее утро он убедился, что вместо него отступили сами германцы.
Дело заключалось в том, что в день Гумбиннена Самсонов подошел к границе. Однако он так спешил, подхлестываемый телеграммами Жилинского, что войска его были утомлены и голодны, обозы не в порядке и не в полном составе, а тыл – в полном хаосе. С ним подошло 8 дивизий пехоты и 3 кавалерийских дивизии. Еще две дивизии шли позади.
XX корпус донес Притвицу о появлении армии Самсонова, причем силы русских были скорее недооценены, чем переоценены. Притвиц был взволнован этими новостями, хотя XX корпус был вполне спокоен. В этот вечер два работника штаба армии Притвица, генерал Грюнерт и подполковник Макс Гофман, беседовали после окончания работы, выйдя из штаба (который стоял тогда в Нейденбурге, чрезвычайно близко к южной границе). Внезапно появился Притвиц и позвал их в штаб. Там был и начальник штаба Вальдерзее (тоже нерешительный человек). Притвиц, явно взволнованный, сказал: «Я полагаю, господа, вы тоже получили свежие новости с южного фронта. Армия выходит из боя и отступает за Вислу».
Оба младших работника штаба протестовали, говоря, что ранее надо закончить Гумбинненский удар, что для этого в их распоряжении еще достаточно времени и что во всяком случае поспешное отступление без боя позволит Самсонову (он был значительно ближе к Висле) отрезать главные силы германцев. Притвиц все же холодно заявил, что решение им принято окончательно, а остальное – не их дело, и что решает он, а не они. Затем Притвиц покинул штаб, оставив обоих офицеров спорить с Вальдерзее. Им удалось даже убедить его пойти на менее крайние меры. Было решено для выигрыша времени и места организовать наступление против левого (западного) фланга Самсонова.
С этой целью с Гумбинненского фронта должны были быть сняты три дивизии и переброшены по железной дороге для усиления XX корпуса, а остальные оставшиеся там еще части (I резервный и XVII корпуса) должны были отступать на запад походным порядком. Этим решением была заложена основа для Танненбергского маневра.
Вернувшись в штаб, Притвиц согласился с этими изменениями первоначального решения и больше не заговаривал об отступлении за Вислу. На следующий день он проявил даже некоторую жизнерадостность и уверенность, когда появились известия, что под Гумбинненом войска отступили благополучно и что Самсонов почти остановился.
22 августа, когда штаб перешел севернее – в Мюльгаузен, неожиданная телеграмма, которой сообщалось, что в пути – специальный поезд, везущий нового командующего армией и нового начальника штаба, произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Командующим был генерал Гинденбург, начальником штаба – генерал Людендорф. Полчаса спустя пришла задержавшаяся телеграмма, уведомлявшая Притвица и Вальдерзее об их замене.
Только позднее изумленный штаб выяснил причины такой трагической смены. Дело заключалось в следующем: в то время как Притвиц ушел из штаба, он не только позвонил по телефону Макензену и другим командирам корпусов, сообщив им, что он собирается отступить за Вислу, но позвонил также главному командованию (тогда в Кобленце на Рейне). Он сообщил даже Мольтке, что рубеж Вислы ему удастся удержать, лишь получив подкрепления. В довершение своего безумия, вызванного потерей самообладания, он, вернувшись, позабыл сообщить своему штабу об этой беседе и тем самым исключил возможность предупреждения ими Мольтке о принятых изменениях.
Мольтке, которому вскоре самому суждено было потерять самообладание и предаться пессимизму, теперь поспешил принять нужные меры, чтобы быстро пресечь эти настроения у подчиненного.
Он немедленно стал озираться в поисках решительного человека и остановился на Людендорфе, только что вырвавшем победу под Льежем и предотвратившем вероятное поражение. Затем, как нечто второстепенное, что вначале было упущено из вида, он выбрал Людендорфу командующего. Людендорф был вызван в Кобленц, куда он и прибыл 22 августа. Там ему разъяснили создавшуюся в Восточной Пруссии обстановку, и он отправил свои первые приказы непосредственно командирам корпусов армии Притвица, сел в поезд, отправлявшийся за его новым командующим, и в Ганновере подобрал своего «командующего» – Гинденбурга.
Задержимся на минутку, чтобы рассмотреть этот восхитительный и любопытный образчик германской системы управления. Первым выбирают начальника штаба и с ним одним совещаются, а руководящая фигура – командующий – ждет в Ганновере, предоставленный самому себе. С ним и не думают встретиться и посоветоваться. Начальник штаба раньше сначала отдает по телефону свои приказы, а затем уже собирает попутно свои вещи. Иронией судьбы, однако, было то, что план операции сказался уже намеченным, а необходимые для этого распоряжения на передвижения уже отданы значительно более молодым офицером Генерального штаба – Гофманом, которому суждено было и при Людендорфе остаться в штабе во главе оперативного управления.
Более того, расчетливая дерзость этого плана обязана более раннему опыту Гофмана. Именно Шлиффен, гениальный провидец, выбрал этого чертовски блестящего молодого капитана, которого многие считали просто остроумным бездельником, и послал его наблюдателем к японской армии в ее войну с Россией.
Здесь Гофман многое узнал о русской армии; узнал он среди прочего и историю того, как два генерала – Ренненкампф и Самсонов – крупно поссорились на платформе железной дороги в Мукдене, причем дело чуть не дошло до оскорблений действием. Поэтому он полагал, что вряд ли Ренненкампф будет спешить, развивая свой натиск от Гумбиннена, чтобы помочь Самсонову. В Манчжурии он также познакомился с недопустимой беспечностью действий русских, и знание этого позволило ему в августе 1914 года считать подлинными перехваченные по радио приказы русских, передававшиеся незашифрованными. Между тем все его подчиненные не доверяли тогда этим приказам и склонны были скорее смотреть на них как на искусную ловушку.
Кажется парадоксом, но на самом деле проведение в жизнь плана Гофмана и его развитие Людендорфом было заторможено первоначальными приказами самого Людендорфа. Чтобы пресечь в корне влияние Притвица, Людендорф протелефонировал из Кобленца непосредственно командующим корпусами и приказал им действовать до прибытия нового командующего самостоятельно. На фронте Ренненкампфа I резервный и XVII корпуса использовали это право для дневки и прекратили свое отступление на запад. Другой помехой в быстроте развития операции было то, что весь штаб 8-й армии должен был отправиться назад в Мариенбург и там встретить новое командование.
Прибыв туда 23-го числа, Людендорф был приятно удивлен тем, что движения войск производятся в соответствии с планом, полусложившимся у него в голове, и он утвердил распоряжения Гофмана. На следующий день выяснилось, что Ренненкампф не перешел в преследование, и Людендорф расширил план, ускорив отступление I резервного корпуса (Белов), с тем чтобы корпус этот мог ударить по правому флангу Самсонова.
Затем 25 августа перехваченные русские радиодонесения указали ему на медлительность Ренненкампфа, и Людендорф начал думать о том, что он сможет использовать также и XVII корпус (Макензен), оставив против Ренненкампфа (для наблюдения за ним) только кавалерийскую завесу. Таким образом он сможет сильно ударить не только по одному, но по обоим флангам Самсонова и провести решающий двойной охват. Упущенное время (дневки), к несчастью для лелеемого им теперь плана, нельзя было наверстать и форсированными маршами.
В это время Самсонов двигался вперед, подгоняемый телеграфным подхлестыванием Жилинского, который вбил себе в голову, что германцы делают то, что предполагал Притвиц – то есть отступают к Висле. Подгоняя Самсонова, чтобы он отрезал германцам путь отступления, Жилинский не только позабыл подогнать Ренненкампфа, но даже отвел его, приказав осадить Кенигсберг. В это время армия Самсонова растянулась на 60 миль по фронту, а ее правый фланг, центр и левый фланг были разорваны широкой полосой преград. Если бы войска обладали хорошей подвижностью, это было бы преимуществом. Но с частями, тяжело волочившими ноги, и при плохих дорогах это стало большой опасностью. А попытка к углублению на территорию врага по мере наступления на запад, разрывая армию на части, вела к ее самоуничтожению.
XX корпус Шольца медленно отходил перед наступавшим центром русских (XIII и XV корпуса), заворачивая на запад к рубежу Алленштейн—Остероде. Опасаясь как утомления, так и влияния дальнейшего отступления, Людендорф приказал I корпусу Франсуа 26 августа атаковать у Усдау и прорвать левый фланг русских (I корпус и 2 кавдивизии). Франсуа возражал, что часть его войск, три четверти полевых орудий, все тяжелые орудия и колонны с боевыми припасами еще не прибыли; он предлагал вместо фронтальной атаки произвести охват фланга русских. Людендорф отклонил эти возражения. Быть может, ради выигрыша времени Людендорф жертвовал тактическим успехом. Но Франсуа вовсе не хотелось повторить опыт Макензена под Гумбинненом. Он уклонился от активного сопротивления русским, прибегнув к пассивному противодействию приказам Людендорфа и ограничившись захватом только близкого рубежа. XX же корпус Шольца избежал опасности благодаря бездействию измученных войск Самсонова: например, один корпус в 12 дней прошел более 150 миль по дорогам, которые большей частью были покрыты глубоким песком.