Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

О том, что даже собака не выносит грубости

Пятнадцатый день, проведенный ребятами в Барсовом ущелье, был таким же туманным, таким же зловещим, как и предыдущие.

Тучи затянули солнце, и лучи его не могли проникнуть в пещеру, коснуться ее закопченных стен. Поэтому, проснувшись, ребята и не подозревали, что небесное светило прошло уже половину своего дневного пути.

Уставшие от тяжелых переживаний и мучений вчерашнего дня, от бессонной ночи, они, вероятно, проспали бы до самого вечера, если бы не отчаянные крики Саркиса.

Быстро разобрав каменные двери пещеры, Ашот выбежал наружу и крикнул:

— Идем, идем, потерпи! — И, обернувшись к товарищам, спросил задумчиво: — Но что же мы ему дадим?

— Да, для того чтобы спуститься по канату в пропасть, надо быть, наверное, очень сытым, — согласился Гагик.

От собранных накануне ягод осталась самая малость. Ребята молча поели их, запили растопленным снегом и поднялись.

— Шушик, ты отнеси Саркису шиповник да постарайся подбодрить его. Скажи, что мы приготовили длинную веревку, только… Асо, не подстрелить ли сначала одну-другую зорянку… А?

Распределив обязанности, Ашот взял лук и стрелы и вместе с Асо вышел из пещеры. Нерешительно, боязливо поплелся за хозяином Бойнах.

По дороге Асо рассказал Ашоту и о горевших в темноте глазах и о странном поведении собаки.

— Пойдем найдем следы, — предложил пастушок, — по ним мы узнаем, какой здесь бродил зверь.

Но там, на южном каменистом склоне горы, где Асо увидел светившиеся фосфорическим блеском глаза таинственного животного, давно уже не было снега, значит, «растаяли» и следы. Идти же дальше, на снежные склоны, у ребят не было ни времени, ни сил.

«Ночью так светятся глаза только у кошки, — раздумывал Ашот. — О, да это, верно, был манул!..»

Манул — это дикая среднеазиатская кошка, которая иногда попадает в долину Аракса из Муганских степей. Однажды, вспомнил Ашот, работники Армянской Академии наук попросили его отца добыть для них это животное. И Арам выследил его и долго преследовал. Опытного охотника поразило бесстрашие этой кошки: тяжело раненная, она бросилась на него, пытаясь вцепиться в горло. Но горсть дроби добила зверька.

«Вот такая кошка и была тут, вероятно», — решил Ашот и немного успокоился: это еще не так страшно…

— Ладно, освободим сначала Саркиса, а твоим зверем — невидимкой займемся после, — сказал он. — Ох, зорянки! Погоди, стрелять буду я… Уйди скорее подальше.

Однако Ашот выпустил впустую немало стрел, прежде чем ему удалось подбить первую птицу. Да и ту подхватил этот разбойник Бойнах и умчался в Дубняк, где Асо в это время успел загнать на дерево белочку и теперь раздумывал, как бы ее изловить.

— Дай сюда, негодяй! — кричал Ашот и бежал за собакой.

Каждому охотнику хочется сейчас же увидеть свою добычу — как следует рассмотреть ее и, подвесив сбоку на ремень, удовлетворить свою охотничью страсть. Но откуда же было знать об этом Бойнаху? Он прислушивался только к своему внутреннему голосу: «Попала тебе в пасть добыча — неси хозяину!»

Ашота разозлило поведение собаки. Он начал бросать в нее камнями и, нагнав, пнул ногой.

Пастушок видел это. Кровь прилила к его вискам, на смуглом лице ярко вспыхнули глаза. Уж лучше бы его самого так безжалостно ударил Ашот, чем этого беспомощного, изголодавшегося пса!

— Возьми, — холодно сказал мальчик и, протянув Ашоту птичку, отвернулся.

Белка сидела сейчас на одной из верхних веток и, поблескивая маленькими глазками, смотрела вниз.

Асо с такой силой натянул тетиву, что лук согнулся почти в кольцо, стрела сорвалась и понеслась вверх, как пуля.

Ударяясь о ветки, белка полетела вниз. Но разве Бойнах дал бы ей упасть на землю? Он подскочил и — гоп! — поймал зверька на лету.

— Дай! — грубо потребовал Ашот.

Но Бойнах попятился, враждебно зарычал и отдал белку Асо.

Ашот все больше раздражался. Асо подчиняется ему, а эта паршивая собака восстает, не покоряется!

— Я заставлю его отдавать убитую дичь мне! — объявил он резко.

— Попробуй, — спокойно, но с легкой усмешкой сказал Асо.

— Скажи ему, чтобы пошел со мной и искал для меня дичь. А если не умеет, я найду способ его выучить!

— Умеет… — хмуро отозвался пастушок. — Немного умеет. Отец учил. — И, обратившись к собаке, мягко приказал: — Бойнах — за ним!

Бойнах понял и неохотно пошел за Ашотом. В глазах собаки ясно читалась еще не забытая обида.

Проходя вдоль подножия скал, Ашот приказал;

— Бойнах, ищи!

Собака лениво и долго обыскивала расщелины и кусты. Неожиданно она остановилась у камня, похожего на лежащего быка.

Положив палец на натянутую тетиву лука, Ашот осторожно приблизился.

Бойнах стоял, подняв переднюю правую лапу. Он не был охотничьей собакой, но, когда особенно чутко к чему-нибудь прислушивался, всегда застывал в этой напряженной позе — так, как это делают лисы. Казалось, он окаменел. Настороженность собаки говорила о том, что под камнем прячется какая-то дичь. Пес не видит ее, но чувствует запах.

«Заяц спит… Товарищ того зайца… Вот хорошо бы поймать или убить его!» — мелькнула в голове у Ашота мысль.

И совершенно неожиданно перед глазами всплыло беленькое личико Шушик в рамке шелковистых золотых волос. Как ласково глядят ее голубые глаза, когда она видит добрые поступки товарищей, их сердечность!

Затаив дыхание, Ашот осторожно приблизился, направил стрелу. Ничего! Наклонившись, он заглянул под камень — пусто. Только муха, большая черная муха, жужжа, вылетела из какой-то трещины. И стоило ей вылететь, как Бойнах, словно исполнив свою тяжелую обязанность, опустил лапу.

Ашоту показалось даже, что пес злорадно улыбнулся…

— И из-за этой вот мухи ты меня сюда привел? — разозлился он и схватил камень.

Но Бойнах уже удирал, весело повизгивая, точно радовался тому, что ловко подшутил над мальчиком.

Сзади кто-то сдержанно засмеялся. Ашот обернулся — Асо.

«Видишь, собака — и та не переносит грубости», — говорил его взгляд.

Ашот, смущенно опустив голову, стал подниматься на Дьявольскую тропу.

Гагик и Шушик уже были там. Они принесли «веревку» и с нетерпением ожидали прихода охотников.

— Вот это замечательная охота! — воскликнул Гагик, идя навстречу товарищам. — Шкурку белки мы подарим Шушик — пусть накинет на плечи и пойдет в клуб на бал. Мясо повесим в пещере в углу. До весны нам вполне хватит! А это? Что это за птица у вас? Дикая индейка?

Ашот не реагировал на шутки, он и сам отнюдь не испытывал сейчас радости человека, вернувшегося с удачной охоты. Зато эту радость впервые ощутил пастушок-курд. Увидев в руках у Шушик зверька, он подумал: «Узнает ли она, что это я, Асо, убил белку?…» Но откуда ей знать? Ведь сам-то Асо не скажет, не позволит себе унизить товарища. Да еще при девочке…

Шушик прыгала от радости, и, увидев это, Ашот стал еще мрачнее: «Убей эту белку я, она не была бы так рада», — с горечью подумал он. Его настроение было явно испорчено. И возмущенный взгляд пастушка и удивительное поведение собаки — все это так неожиданно!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

О том, как Ашот достиг того, к чему так упорно стремился

Возглас Гагика привел Ашота в себя.

— Эй, парень, — кричал он Саркису, — летаешь без парашюта, а нам — заботы!

— Довольно разговорами заниматься! — оборвал Гагика Ашот. — Давайте быстрее спустимся в ущелье и с другой стороны попробуем определить высоту, на которой застрял Саркис: Надо же знать, какой длины должна быть наша веревка.

Ребята спустились, и Ашот, снизу глядя на скалу, долго что-то прикидывал. А Саркис сидел в своей тесной впадине, побледневший, измученный, и смотрел на горы. Хорошо еще, что елка своими лохматыми путаными ветвями закрывала от него пропасть, иначе, пожалуй, у него сердце бы разорвалось от страха и он скатился бы вниз, не ожидая спасения.

Услышав голоса товарищей, Саркис начал свои обычные причитания:

— Милые вы мои, вытащите меня отсюда!..

Никто не отозвался.

— Спаси меня, Ашот-джан, может, и я тебе как-нибудь пригожусь! — умолял Саркис.

Ашот надменно улыбнулся.

— Черта с два ты мне понадобишься! — сказал он словно про себя.

Настроение у него было отвратительное, и все накопившееся раздражение и злость он изливал сейчас на Саркиса.

Шушик смотрела на него и с упреком покачивала головой. Взгляд ее, казалось, говорил: «Нехорошо, Ашот, не надо быть таким злопамятным».

— Что ты на меня смотришь? Впервые увидела? — рассердился Он, поймав этот взгляд. Ему казалось в этот день, что все настроены против него, начиная с Бойнаха.

— Вытащите меня отсюда, милые мои! — снова послышался рыдающий голос Саркиса.