Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской - Михаил Борисович Пиотровский

Александр Бенуа писал: «В этой картине все элементы “венецианского вкуса” – вечерний свет, прозрачный пейзаж, строгость и грациозность движений, изысканная точность деталей и замысловатое соединение бытовых житейских потребностей с глубокой символикой». Казалось бы – обыкновенная муха сидит на пюпитре, но она вызывает восторг у детей, которые рассматривают картину сегодня: она такая живая, что кажется – вот-вот улетит, испуганная многими взглядами, но эта муха не просто пугливое насекомое, она – символ, олицетворяющий силы греха, которые Христос победит. Художник говорит об этом так просто и так сложно одновременно.

«Дева Мария читает, преклонив колени на маленькую скамейку, согласно католическому обычаю, означающему смирение, скромность и покорность. На голове Марии двойной (белый и жёлтый) платок – олицетворение чистоты и святости. Архангел Гавриил (его имя означает “Всевышний – сила моя”) – в белом ангельском одеянии, в левой руке держит цветок белой лилии – знак чистоты и невинности, а правая лежит на сердце – он готов открыть Марии тайное знание».

Книга раскрыта на словах пророка Исайи: «Се, Дева во чреве приимет, и родит сына…»[43]

Александр Алексеевич Васильчиков – человек безупречного вкуса, он знал цену вещам и умел добывать их. Особый директорский нюх, азарт и блестящая образованность – важные свойства. Он восхищался вещами, ценил их, но он также понимал, что музей не просто хранилище сокровищ: музей – это атмосфера, которую создают люди. Важно одно – высокий уровень профессионализма и глубочайшее почтение к памяти, истории, искусству. Васильчиков поощрял непохожесть взглядов, идей, направлений. Талант, пытливость, преданность своему делу, Эрмитажу – вот что он ценил превыше всего. При нём в Эрмитаж пришли потрясающие учёные.

Выдающийся египтолог Владимир Семёнович Голенищев поступил на службу в Эрмитаж в 1880 году сверх штата, то есть без жалованья. Он был богат и мог позволить себе не заботиться о средствах, а заниматься любимым делом столько, сколько ему хотелось, не связывая себя административными узами. Васильчиков писал в рапорте на имя министра:

«Поступление г. Голенищева, единственного в Петербурге специалиста по Египтологии, на службу будет неоценимым приобретением для Эрмитажа. Занимаясь уже давно любимой наукою, он подробно изучает те памятники Египетского искусства, которые находятся в Петербурге. Из них многие валяются в пыли кладовых по разным казённым учреждениям. С назначением Голенищева без малейшего расхода для казны, не только приведено будет в порядок, но и значительно может быть увеличено и пополнено находящееся в Эрмитаже собрание Египетских древностей, и в то же время многие памятники древнего искусства спасены будут от конечного разорения, кроме того, наконец, составлен будет подробный научный каталог, о котором до сих пор за неимением специалиста невозможно было и думать».

Я восхищаюсь: какой роскошный язык документа!

Голенищев описал всю египетскую коллекцию и создал первый внушительный каталог египетских древностей: увлекательные путеводители бесплатно раздавали посетителям музея. С 1886 года он стал хранителем отделения египетских древностей Эрмитажа. Васильчикову нравился характер Голенищева, в нём соединилось всё, что так ценил директор Эрмитажа: деликатность, искренность, мягкость, твёрдость взглядов, но никогда Владимир Семёнович не позволял себе задевать и оскорблять тех, кто придерживался иных взглядов, не совпадающих с его убеждениями.

Голенищев начал глубокое исследование и реставрацию древнеегипетских памятников Эрмитажа, до него в музее никто такой работой не занимался. В результате изучения памятников он сделал величайшее открытие: нашёл папирус, на котором написаны два удивительных, бесценных текста – «Поучение Мерикара» и «Пророчество Неферти».

«Поучение Мерикара» (XXII век до н. э.) – политический трактат, проще говоря – наставление гераклеопольского царя X династии Ахтоя (Хети) III своему сыну, царю Мерикара, как надо жить и править. Например:

«Неимущий разрушает порядок в войске, не доводи же, сын мой, воинов до нужды, вовремя выдавай предназначенное им пропитание»;

«Будь милостив, когда караешь за малые проступки, и увидишь толпу в ликовании»;

«Добрый нрав приблизит тебя к небу и вершинам блаженства»;

«Избегай злых деяний, и память о тебе пребудет в веках»;

«Остерегайся карать опрометчиво»;

«Приближай к себе людей по их деяниям»;

Очень современно звучит.

«Пророчество Неферти» (XIX–XVIII века до н. э.) – один из образцов древнеегипетской литературы. Неферти – мудрец, маг, владыка изречений.

В 1881 году Владимир Семёнович сделал ещё одно потрясающее открытие – нашёл папирус эпохи Среднего царства «Сказка о потерпевшем кораблекрушение». Рассказ о фантастических приключениях достойного путника, героя, который спасся после кораблекрушения на острове.

«И вот грянула буря, когда мы были в море, и не успели мы достигнуть суши, плывя под парусами. И вот ветер всё крепче, и волны высотою в восемь локтей. И вот рухнула мачта в волну, и судно погибло, и никто из моряков не уцелел. Я был один выброшен на остров волнами моря». Через несколько дней раздался гром и появился хозяин острова – огромный Змей: «Длина его – тридцать локтей. Борода его – больше двух локтей. Чешуя его – из золота, брови его – из лазурита. Тело его изогнуто кверху». Они рассказывают друг другу о своей жизни, о бедах, которые пришлось испытать. Змей советует вернуться в Египет, но никогда не искать остров – забыть о нём. Вскоре приплыл корабль, и Змей «даровал мне груз мирры, иби, хекену, нуденба, хесанта, даровал черни для глаз, хвосты жираф, большую груду ладана, слоновьи клыки, охотничьих собак, обезьян и всякое прекрасное добро».

Непростая история – о странствиях и превращениях, о встречах и испытаниях. Остров называется «Ка», может быть, это намёк: где-то есть место, где хранятся «двойники» всех вещей, которые отвечают за бессмертие. Он находится на грани миров – волшебная история.

Голенищева интересовали тайны письма. Он много путешествовал, сам финансировал поездки. Собрал уникальную коллекцию – более шести тысяч редчайших предметов, среди них – шедевры: папирус с записью «Путешествия Уну-Амона», фаюмские портреты (погребальные портреты в римском Египте I–III веков). Французский египтолог Жан Сен-Фар Гарно (впоследствии первый директор парижского Центра Владимира Голенищева) писал о нём: «Голенищев был не только одним из самых сильных, но и одним из наиболее индивидуальных умов своего времени… Он оказал нам всем неоценимую услугу, предостерегая против готовых идей и предвзятых теорий».

Голенищев собрал замечательную коллекцию египетских древностей, но, будучи купленной государством, попала она не в Эрмитаж, а в Музей изобразительных искусств в Москве (в результате умелого лоббирования создателей музея).

В 1917 году учёный не захотел остаться в России – уехал в Египет, основал кафедру египтологии в Каирском университете, создал сводный каталог Каирского музея и до конца дней изучал египетский синтаксис. Он прожил огромную жизнь и покинул этот мир в 92 года. О нём говорили: «Этот русский знает о Египте больше самих египтян».

Никодим Павлович Кондаков – историк, археолог, глубочайший знаток византийского и древнерусского искусства, он создал иконографический метод изучения искусства. Человек необыкновенной силы воли, он, сын бывшего крепостного, смог достичь высот интеллектуальной жизни: только труд, честное служение науке и восторг перед красотой. Своё жизненное правило он сформулировал: «Я не могу остановить бурю и сильный ветер, но в моих силах построить мельницу и сделать ветер моим помощником». Он был блестящим эрудитом – никто в Европе не работал со столь грандиозным количеством памятников истории Античности. Он одним из первых доказал: произведения искусства неотделимы от жизни, они отражают жизнь, эпоху, традиции.

Сохранились воспоминания Чехова и его письма Кондакову. К юбилею Пушкина Антон Павлович хотел поставить в Ялте «Бориса Годунова» и предложил Кондакову роль Пимена, очень соответствующую характеру учёного: умение всматриваться в историю и размышлять, способность соединять дни прошедшие и дни настоящие. Чехов в письмах упоминал о Кондакове: «Мой знакомый, даже приятель, он очень хороший человек». Они разговаривали о многих серьёзных вещах. Кондакова тревожило отношение общества к русской истории – беспечное, легкомысленное,