Белый Волк - Александр Мазин

В глубокой печали представители Асгарда покинули город. Утгард-Локи их провожал. И, прощаясь, сообщил, что соревнование было не совсем честным. Локи (асгардский) соревновался с настоящим огнем, бегун-слуга состязался с мыслью, а что может быть быстрее? А уж Тора развели так развели. Рог его соединили трубопроводом с Мировым океаном (Представляю, какого вкуса в Асгарде пиво, что его от морской воды не отличить. Нет, не хочу в Валхаллу!), кошка оказалась не кошкой, а Мировым Змеем, а бабка, понимаешь, натуральной Старостью. И могучий Тор показал себя очень даже достойно: существенно уронил уровень океана, приподнял мегазмеюку, и даже Старости сопротивлялся по-чемпионски: прочих-то всех эта бабка на обе лопатки кладет, а Тора только на коленку поставила.

На мой взгляд, бессмертному богу старость — по барабану, так что тут — неувязочка. Но — ладно. Миф, он и есть миф. А Тор обиделся. Казалось бы — радоваться должен. Не лузером, а молодцом себя показал. Ан нет! Схватил свой кумулятивный молоток и вознамерился Утгарда-Локи пришибить. Но тот вовремя применил магию и пропал из виду. Вместе с городом.

Всё. Конец истории.

Народу понравилось. В адрес Ивара посыпались похвалы. Ульфхам Треска вскочил, схватил подвернувшуюся палку и, опираясь на нее, как на клюку, заковылял, изображая старуху. Ту самую Старость, надо полагать.

Тут же навстречу ему выскочил кто-то из херсиров. Секунд двадцать они прыгали и возились, изображая борьбу, потом Треска изловчился и поддел своей «клюкой» противника так, что тот грохнулся на спину.

— Я победил Тора! — радостно завопил Ульфхам.

Хёвдинг поднялся, но тут же скрючился и заковылял, кряхтя и потирая поясницу.

Простодушным викингам идея так понравилась, что через минуту «старух» в доме было уже десятка три. Все они охали, кривлялись и тыкали друг друга палками.

Веселье кипело. Рагнар хохотал, широко разевая пасть. Мой ярл тоже ржал, аки конь, хлопая себя по ляжкам. Уровень шума зашкаливал за критический. Бьёрн Железнобокий от смеха пронес рог мимо рта, и пиво ручьем текло по его желтой бороде.

Всегда невозмутимый Ольбард задыхался от хохота и лупил кулаком по столу так, что доски трещали…

Только два человека не смеялись в этом восторженном обезьяннике. Я и Ивар Бескостный.

Я, может, и ржал бы со всеми, потому что общее веселье — штука заразная, но вспомнил вдруг своего деда. Когда я был маленьким, дед казался мне огромным (выше отца на полголовы) и очень сильным. Да так оно и было. Он был шофером-дальнобойщиком и гонял на своей фуре по всей Евразии. Он не боялся никого и ничего, хотя любая из переделок, в которые он попадал в лихие девяностые, у любого нормального человека вызвала бы острое желание сменить профессию. Дед был не только бесстрашным, но и очень веселым. У него была куча друзей и, как позже выяснилось, и подружек в каждом крупном городе России. И был один враг — радикулит. Когда я вернулся из армии, этот враг окончательно победил. Дед вышел на пенсию и в считаные годы превратился в охающего, скрюченного, никому особо не нужного старика. Так что мне было не смешно.

А вот почему не смеялся Ивар — хрен его знает. Но наши взгляды встретились — и меня словно окунули в холодную воду. Жуткое ощущение. Словно в какой-то момент всё вокруг замерло и остановилось. И остались только мы двое. На миг мне показалось, что глаза эти — нечеловеческие. Будто чудовищная холоднокровная тварь, ящер или гигантский змей, пялится на меня из человеческих глазниц. Жуть, от которой у меня враз вспотела спина.

И тут Ивар Рагнарсон подмигнул мне и поднял оправленный в золото рог.

Чудовищным усилием воли я взял себя в руки, «удержал» лицо» и тоже поднял тяжелый кубок из зеленого импортного стекла. Вот так, глядя друг на друга, мы одновременно приложились к нашему пиву.

И жуть ушла.

Привидится же невесть что…

Знать бы еще, что от меня надо Бескостному… Что во мне его так заинтересовало?

Но я мог на эту тему только гадать. Ясно было лишь одно: внимание такого человека, как Ивар Рагнарсон, — очень, очень опасная штука.

Глава пятнадцатая,

— Один! Ты слышишь нас! Ты видишь нас! Прими эту жертву! Испей с нами сладкой крови!

Хряп! — Дымящийся кровавый поток хлынул в подставленную чашу и на черные ноги идола. Обезумевший от ужаса и боли жеребец рванулся в последний раз, но быстро ослабел и повалился бы на снег, если бы его не удержали на весу.

Рагнар-конунг приложился к чаше, передал ее Бьёрну, утер ладонью окровавленные усы. От Бьёрна чаша переместилась к Ивару, от Ивара — к Уббе.

После Рагнарсонов кровавый напиток принял мой ярл — как родич.

За ним — еще один ярл. И так пока все водители хирдов не омочили усы в жертвенной крови. И каждого приветствовала рёвом воинская дружина. Наши тоже старались — вопили от души. Даже варяги, словене и эсты, которые главными держали не скандинавских, а собственных богов.

Настроение у всех было приподнятое. Рагнар-конунг объявил большие зимние игры острова Сёлунд открытыми. Я тоже участвовал. В доступном мне варианте игры в мяч и в фехтовании на палках.

Игры начались с боя жеребцов. Воистину сегодня был неудачный день для этих славных животных.

Для возбуждения страстей вывели небольшую мохнатую кобылку с кокетливой челкой. Кобылка заинтересованно косилась на кавалеров и копытила снег.

Жеребцы выражали крайнюю заинтересованность.

С одной стороны выступал крепкий вороной конек, принадлежавший некоему Кольгриму. Как мне пояснили — главному коннозаводчику Сёлунда, так что для него состязания были чистой воды рекламой. Ему противостоял соловый коник Макдана Волосатого. Этот коней не разводил. Зато у него были личные счеты с Кольгримом, уходящие корнями в какую-то родовую распрю.

И Кольгрим, и Макдан облачились как на битву. На Кольгриме — кольчуга, шлем и боевой пояс с мечом. На плечах — пижонский сине-алый плащ, шитый золотом. Богатенький буратина.

Макдан тоже был в доспехах и «очкастом» шлеме. В одной руке он держал такую же палку, как у Кольгрима. Вместо плаща Волосатый нацепил бурую медвежью шкуру, которая сразу не понравилась вороному. Коник захрапел и попятился.

Кольгрим треснул его палкой по крупу. Не воодушевил.

Соловый заржал. Кобылка ответила. Соловый сунулся к ней. Это взбодрило вороного куда эффективней палки. Наплевав на медвежий дух, он сбоку наскочил на противника и принялся его кусать и лупить передними копытами.