Поджигатели (Книга 2) - Николай Шпанов

Упрямо не закрывая окна, генерал поднял воротник шинели.

Оставалось несколько сот метров до конечной петли.

- Благодарю, Курц... можно домой.

Лемке сбросил газ. Задние баллоны угрожающе заскрипели на кривой. Генерала опять прижало в угол кабины. Нос автомобиля повернулся к Берлину. Светлое зарево встало над лесом.

Выходя из автомобиля, Шверер сказал.

- Прекрасная поездка, Курц.

- Рад стараться, экселенц. Если позволите, я бы воспользовался машиной, чтобы съездить на часок по своим делам.

Лемке медленно ехал по улице, ища сигнальный глазок телефона общего пользования. Разговор был краток Лемке вышел из будки удовлетворенный. Оглядел улицу. Не было видно даже шупо. В этих кварталах жизнь затихла на несколько часов. Не многие из обитателей фешенебельных квартир сидели сейчас дома около полуночи они разъезжались по клубам и локалям. Только под утро они начнут возвращаться. В эти ночные часы улицы Вестена были пустынны. В арках ворот шупо флиртовали с горничными. Изредка слышались неторопливые шаги ночного сторожа в сапогах, подбитых каучуком. Его шаги не должны были беспокоить хозяев особняков, когда те спят. Быстрым движением проходил луч карманного фонаря по замкам чугунных калиток. Едва слышно звякали ключи в руке, проверяющей запоры.

Лемке миновал линию кольцевой дороги и пересек Веддинг. Тут тоже было тихо. Но совсем по-другому, чем в Вестене. Шупо здесь уже не шептались в воротах с горничными. Они были настороже - держались парочками на перекрестках, так, чтобы видны были насквозь сразу две улицы. Веддинг оставался красным даже в коричневом Берлине. Он жил словно на осадном положении.

Лемке пересек почти весь город и свернул по узкой Унгернштрассе.

Улица дугой огибала темневшие слева деревья Шиллер-парка. Здесь не было уже ни прохожих, ни шупо. Темно и пустынно. На одном из перекрестков аллей в свете фары появилась фигура одинокого пешехода. Точно не замечая автомобиля, он остановился на мостовой и стал закуривать. Лемке затормозил. Погасил фары. В темноте был слышен стук захлопнувшейся автомобильной дверцы. Автомобиль покатился дальше.

Лемке сунул руку в карман кожаного пальто и достал радиолампу. Он протянул ее человеку, сидевшему на заднем сиденье.

- Сдала генераторная, - сказал Лемке. - Надо заменить.

Тот, другой, перегнулся с заднего сиденья за лампой. В слабом свете, падающем от приборов, можно было различить резкие черты лица Зинна.

Он откинул спинку сиденья, отодвинул переборку, отделяющую пассажирское помещение от багажника.

Все делалось быстро и ловко.

- Аккумуляторов хватит? - спросил он через плечо.

- Зарядились на совесть! - В голосе Лемке послышался смешок. - Я катал его превосходительство.

Автомобиль остановился. Зинн включил передатчик. Лемке вышел и закинул провод антенны на ближайшее дерево. Потом вернулся к автомобилю и поднял капот, делая вид, будто копается в моторе. Из-за плотно прикрытых дверец был едва слышен голос Зинна:

- Слушайте, слушайте, говорит передатчик "Свободная Германия".

"Починка мотора" продолжалась уже довольно долго, когда в темноте послышались шаги.

Лемке прислушался. Шаги приближались. Едва успев оборвать и отбросить антенну, Лемке приотворил дверцу и, просунув руку, включил дальний свет. Ослепительный луч прожекторов залил улицу. В яркой полосе показались двое полицейских. Они замахали руками, ослепленные ярким светом фар.

- Свет! Выключить свет! - крикнул один из них и побежал к машине.

- Что за машина? - спросил он. В его руке сверкнул тоненький луч фонаря, скользнул по Лемке, по машине, по фигуре Зинна и остановился на флажке, бессильно повисшем на тоненькой никелированной штанге. Второй шупо грубо дернул маленькое полотнище. Оно затрещало.

- Осторожно, вахмистр, - спокойно сказал Лемке. - Вам придется сообщить мне свою фамилию, чтобы я мог сослаться на вас, требуя новый флажок.

Вместо ответа полицейский протянул руку:

- Ваши документы!

Но шупо, тот, что с фонарем, уже разглядел военный флажок. Он примирительно спросил:

- Что-нибудь с мотором, дружище?

- Чья машина? - угрюмо повторил его товарищ.

- Его превосходительства генерал-лейтенанта фон Шверера.

Шупо переглянулись и молча, притронувшись к козырькам, продолжали путь.

- Сволочи, сорвали передачу на самой середине! - сказал Зннн.

Лемке долго молчал в раздумье. Потом сказал:

- Что, если попробовать с моего двора? Шум мы заглушим: Рупп будет мыть машину из шланга.

- Придется попробовать. Нужно во что бы то да стало предупредить о готовящихся погромах.

Лемке включил мотор, и они поехали.

Когда генерал Шверер вернулся домой, фрау Эмма, сдерживая слезы, рассказала ему, что она давно уже заметила пропажу одной из своих драгоценностей. Она никому не сказала об этом, думая, что потеряла ее сама. Но с тех пор исчезли еще две вещи. А сегодня утром она обнаружила кражу нескольких золотых монет, лежавших в шкатулке на туалете.

Генерал кисло поморщился.

- Золото давно изъято из обращения...

- Поэтому я его и хранила!

- Надеюсь, ты никому не говорила об этом?

- Кроме Эрни, никто не знает.

- Напрасно ты впутываешь его в такое дело.

У фрау Шверер сделалось виноватое лицо.

- Я не вижу ничего дурного в том, что Эрни пригласил полицию.

- Они уже были здесь? - нахмурился генерал.

- По крайней мере, все выяснилось: виновата Анни.

- Анни?!

Генерал побагровел. Он не допускал мысли, что его любимица-горничная могла быть виновницей кражи. Дочь его старого фельдфебеля? Почти его воспитанница?! Нет!

- Глупости! Ничего подобного она не могла сделать! - сердито сказал он.

- Эрни сказал, что это доказало.

- Позови ее сюда!

Фрау Эмма окончательно смутилась.

- Ее нет дома... Ее увезли в полицию, - едва слышно проговорила она.

На лбу Шверера вздулась вена.

- Эрнста ко мне!

- Он уехал... с нею...

Воротник душил генерала. Он резко повернуло" и пошел к себе.

- Но, Конрад, - растерянно крикнула Эмма, - ведь Эрни же знает, что он делает!

Генерал не обернулся.

16

Эгон подъезжал к Берлину.

Когда поезд уже громыхал над домами, Эгон решил не останавливаться у родителей. Он взял у кондуктора список гостиниц и, раскрыв его наугад, попал на букву К. Бросилось в глаза набранное жирным шрифтом: "Кайзерхоф". К чорту! Он не желает швырять деньги ради сомнительного удовольствия провести два дня в обществе всеимперского "хайляйфа". Если это прежде было стеснительно, то теперь, вероятно, просто невыносимо. Дальше: "Город Киль", Миттельштрассе, 22. Два шага от вокзала, самый центр. Пусть будет "Город Киль"!

То малозначащее обстоятельство, что Эгон остановился в гостинице, сделало вдруг его отношения с домом более простыми и легкими. Даже не без радостного чувства он набрал на диске номер отцовского телефона. Генерала не было дома. Эгон сказал матери, что заедет вечером.

Потом позвонил Бельцу и выразил желание повидаться. Бельц назначил свидание в погребке Роммеле на Шарлоттенштрассе.

Эгон понял, почему Бельц избрал именно это место - студентами они провели там немало хороших часов! Много воды утекло с тех пор. Интересно знать, какими путями пошла жизнь остальных товарищей по университету? Кто из них нашел свое место в нынешней жизни?

Эгон пришел в подвал Роммеле первым. Самого дядюшки Роммеле уже не оказалось в живых. Его дочь с трудом поддерживала заведение: с тех пор как ввели принудительную сдачу крестьянами продуктов государству, фройлейн Роммеле не может предложить посетителям даже простой отбивной котлеты, не говоря уже о ливерных сосисках, создавших когда-то заведению славу среди студентов.

- Увы, господин доктор, картофель - единственный натуральный продукт, который я могу предложить!

- Запах масла, запах говядины, морковного гарнира, печеных яблок! Всё запахи, одни запахи! - насмешливо проговорил Эгон. - Поройтесь-ка хорошенько. Кладовая, как женское сердце: если покопаться, всегда окажется местечко для более осязаемого, чем запахи. Да не забудьте приготовить ваш картофельный салат.

- Да, конечно, господин доктор: картофельный салат!

- Он сопутствовал нашей юности. Но мы сдабривали его надеждами на жизнь. А нынешняя молодежь имеет перед собою только прямую дорогу к смерти.

- Хайль Гитлер! - громко раздалось у дверей. - Кому это предстоит шествовать в пропасть небытия, чорт побери?!

Фройлейн Роммеле замерла в испуге. Эгон, узнав Бельца, расхохотался. Друзья радостно поздоровались.

Когда сели за столик, Бельц наклонился к Эгону:

- Ты напрасно пускаешься в откровенности.

- Кому это здесь интересно?

- Теперь, дитя мое, в Берлине не существует мест, где бы что-нибудь кого-нибудь не интересовало. Хотя бы эту старую козу... Фройлейн. Парочку светлого и картофельный салат.

- А мы пытались изобрести что-нибудь изысканное, полагая, что салат тебе будет не по нутру.