Кевларовые парни - Михайлов Александр Георгиевич

Задумавшись, Олег пропускает поворот и вынужден, нарушая движение, пересечь две сплошные линии, чтобы перестроиться в левый ряд.

Позади слышен скрип тормозов. В зеркало заднего вида Олег видит, как, повторяя его траекторию, за ним перестраивается белая «Волга».

Смоленская площадь. У светофора возле МИДа Олег вновь замечает эту же «Волгу» в потоке машин. Проехав мимо «Витязя», он сворачивает в переулок и сбрасывает скорость. От резкой остановки «Волга» почти упирается в его багажник.

— И куда это вы собрались, сыщики? — За рулем сотрудники отделения Деда. Опера в явном смущении. Но один все же находится:

— На ярмарку в Лужники. У нас там встреча.

— Меня за компанию не возьмете?

— Да зачем? Мы сами. Мы давно договаривались, а контрольного звонка нет. Решили проверить. Может, и не придет…

— Врать научись, боец. Легенда должна быть не сказкой, а былью. Машину на базу, сами — по домам.

— А вы?

— А я вашим вдохновителем займусь.

…Дед всегда уходит из конторы последним, поэтому отловить его — пара пустяков.

— Твои дела?

— Не понял…

— Ты ребят за мной послал?

— Я? Кого? — Дед пытается разыграть изумление, смешанное с возмущением.

— Чайником прикидываешься! А ведь Дед! Ты же знаешь: если опер не может обмануть начальника — это не опер. Если начальника может обмануть опер — это не начальник. Короче, я твоих телохранителей расколол. Они тебе не докладывали? Кончай народ попусту загружать. У них и так приключений хватает. Ты меня понял?

— Я понял. Это ты тупой. Думаешь, те клиенты будут с тобой в крестики-нолики…

— Если за мной ходят люди Панкова, у них и мысли не должно возникнуть, что мы их боимся. Пусть наглеют всухую. Быстрее завянут… Кстати, материалы следователь смотрел? Эти наши плоды трудов бессонных?

— Сказал, что накопали мы — выше крыши. Можно возбуждаться.

— Вот и займись, наконец, настоящим делом, готовь на доклад. А то взял моду — молодых развращать. Неужто постарел, сдавать начал?

Машина катит в общем потоке как бы сама собой. Олег крутит ручку настройки приемника, переключает диапазоны — ничего, кроме оголтелого рока. И вдруг на УКВ отчетливо раздается:

— Серый, мы на Сретенке, идем за клиентом к проспекту Мира.

«Я, между прочим, тоже на Сретенке. И тоже иду к проспекту Мира. Занятно. Попробуем оглядеться. Газ. Теперь сбросить скорость. Никого? Опять по газам. Чисто? Попробуем возле светофора. Под желтый перед красным — в Астраханский переулок и резко вперед. Ну?»

— Серый, он ушел в Астраханский, мы под светофором…

— Понял, приму у Безбожного.

«Да у вас, гляжу, солидно поставлено. Начнем проверять всерьез».

Не доезжая до Безбожного переулка, Олег ставит машину на прикол, заходит в подъезд и из окна наблюдает за улицей. Из Безбожного выруливает «девятка» цвета «мокрый асфальт» и, развернувшись, паркуется перед машиной Олега.

«В огне брода нет. Значит, остается проверить, у кого лучше реакция».

Олег выходит из подъезда прогулочным усыпляющим шагом. Переменить темп, резко свернуть к машине — это все наработано.

«Девятка» с запаздыванием срывается следом. Начинается гонка по Москве. Ее движок значительно мощнее, а сама она маневреннее. Но Олег водитель не слабый. Даром, что ли, в разведке учили. Главное — затравить. Чтобы эти двое в «девятке» вошли в раж.

«Притормозим».

«Девятка» чуть не врезается в самосвал.

«Прикинусь чайником. Медленно, еще медленнее. Так, заглохнем».

Сзади «фафакуют» нетерпеливые. Все скажут, что думают об этом чайнике.

«Заводим и с ходу в поток. Вот дырка между троллейбусом и иномаркой. По миллиметру справа и слева. Прохожу».

В «девятке» начинают нервничать.

— Слушай, Серый, это придурок какой-то.

— Держись осторожнее, чтобы не заметил.

«Кажется, завелись. Теперь на улицу Герцена. Так, отлично, приторможу на желтый… И сразу на красный налево».

Олег чуть не врезается во встречный автобус. Преследователи отстают.

«Притормозим — жалко «друзей» терять!»

Справа чебуречная — любимая рыгаловка таксистов. Ассортимент простой, но традиционный. Харчо, шницель с яйцом и чебуреки. По обе стороны проезжей части — машины с шашечками: самый обед.

«У советского таксиста не желудок, а бетономешалка. Все переварит! Ладно, проехали. Теперь направо и на Скатертный, тридцать. Если все получится, то охота у них пропадет надолго. Заодно и квалификацию проверим: знают ли голуби в «девятке» эти легендарные триста метров и что там справа и слева. Главное, чтобы они на мгновение потеряли меня из виду. Секунд пять есть. Этого хватит, чтобы закатиться в тихий дворик рядом с аркой, на которую вся надежда. А у них — как получится».

Потеряв Олега из виду, но просчитав на ходу, что оторваться от них Олег мог, только скользнув под арку, двое на «девятке» с разворота ныряют следом и под визг тормозов и звон битого стекла… врезаются в столб, аккуратно врытый посередине проезда.

— У нас ЧП! — слышен голос в эфире. — Вмазались в столб в арке на Скатертном.

— Где клиент?

— Черт его знает! Машина вдребезги. Без «скорой» не обойтись.

«Как в аптеке! Если «скорая» нужна, то стрелять они явно не будут. Можно выезжать спокойно. И нужно запомнить, на каком диапазоне они работали».

Олег нажимает кнопку «памяти». Приемник теперь будет автоматически входить и фиксироваться на этой волне.

Горбунов-младший и начальник его службы безопасности сидят в офисе «Эля». Стынет кофе на столике, две пустых бутылки коньяка, нетронутые дольки лимона в хрустальной розетке. Маячит тень не равнодушной к Панкову секретарши. Но собеседникам не до кайфа.

— Мы вчера из-за этого козла машину разбили, так что все надо начинать сначала. — Панков зол, а потому пьет, не хмелея.

— Мне жизнь из-за этого козла разбили, а ты про машину! — Горбунов, напротив, хмелел на глазах. — Жизнь! С него началось и им кончается. Ревизии, проверки. Сволочи неподкупные, где он их набрал только! Отец с ним говорил. Вертится, как уж на сковородке. Сам не живет и другим не дает.

— Вытри сопли! — Панков открывает очередную бутыль. — Таких только могила исправляет. За машину платить будешь.

— Какая машина! Жизнь наперекосяк. — По щеке Горбунова течет слеза. — Где ее разбили?

— Скатертный переулок знаешь?

— Скатертный, тридцать, что ли? Тогда это не он козел. Это твои шакалы — не шакалы, а козлятки безрогие. — В глазах Горбунова появляется интерес. — Старая примочка. Ее в нашей конторе многие знают…

«Нашей»! Горбунов усмехается: сколько лет уже не в конторе и все «наша».

— Много лет назад, — продолжает он, — наружка наказала там американского дипломата, который несколько раз уходил на «Форде» как раз через эту арку. Ночью врыли столб и кирпич повесили. Американец рванул по старому маршруту, знака не заметил и — очнулся в больнице. Твой клиент это еще с незапамятных времен знает. Если привел их туда, значит, твои мальчики — сопляки дешевые. И ты двоечник. Москвы не знаешь, а еще из ментов…

— Это ваши дела, а у меня теперь с ним своя бухгалтерия. Придется «счетчик» включать.

— Счет ему предъявить хочешь? Тогда я тебя больше не знаю.

— Дело твое, но в таком случае сам выворачивайся, чтобы не посадили. Я — пас.

— В смысле?

— Этот малый уже определился — и по тебе, и по твоей фирме. Вчера мне простучали из прокуратуры: засветки пошли по всем линиям. И по твоему компаньону из Штатов, и по Нижнему, и по махинациям. Не сегодня-завтра все это, — Панков обвел глазами офис, — полетит к чертовой матери, вместе с твоим папашей породистым. На него уже во-о-от такое досье в прокуратуру передали. Что так побледнел?

— И на отца? — прошипел севшим голосом глава фирмы. Взгляд Горбунова стал осознанным и почти трезвым. Дело становилось очень серьезным. «Вопрос только, что в том досье. Прямых показаний быть не может. Он же ни по одному документу не проходит. Но это по документам фирмы. А что если его зацепили сбоку? Отец ведь не делится своими секретами, мало ли что у него попутно может быть. Последнее время он совсем не в своей тарелке. То на здоровье жалуется, то на начальство. Скрытный, ничего лишнего не скажет. Значит, действительно тучи сгущаются».