Любить птичку-ткачика: - Светлана Демидова

Пожалуй, стоит опустить жалюзи, иначе салон нагреется так, что нечем будет дышать. Невыносимо жаркое стоит лето. Мила подошла к окну и тут же от него отшатнулась. Напротив окон ее салона на тротуаре стоял Олег Романец и говорил по мобильному телефону. Что ему здесь надо? Он оказался здесь случайно или…

Долго раздумывать над этим вопросом Миле не пришлось, потому что мелодично звякнул колокольчик, который совсем недавно над дверью салона подвесила Геля. Олег Романец переступил порог. Мила смотрела на него с испугом.

– Ну и чего ты так испугалась? – спросил он и расстегнул еще две пуговицы и без того уже глубоко расстегнутой тонкой кремовой рубашки. – Страшная жарища, а еще только утро. Минералки не найдется?

Мила вытащила из холодильника бутылку «Полюстрово». Олег по-хозяйски вытащил из ящичка навесной полки открывалку, выпил сразу полбутылки воды и еще раз спросил:

– Так почему все-таки у тебя такой испуганный вид?

– Я не ожидала тебя здесь увидеть, – ответила Мила и почувствовала, как у нее разгораются щеки. Неужели этот мужчина еще что-нибудь для нее значит? Конечно, он очень красив: высок, строен… И эта расстегнутая чуть ли не до пояса рубашка ему очень идет… И челка, падающая на глаза, идет… Она досадливо тряхнула головой и спросила: – Чем обязана?

– Ну… к чему такие церемонии, Милка? Мы же не чужие люди…

Он схватил ее за руку, но она выдернула ее и постаралась засунуть поглубже в декоративный карманчик сарафана. Олег понимающе улыбнулся, отодвинул от стола стул, плюхнулся на него и предложил Миле сесть напротив него, будто бы он был хозяином «Ивы», а она заглянула к нему для какого-нибудь неотложного дела.

– Сядь, Мила. Нам нужно поговорить.

Мила послушно опустилась на стул, но сказала довольно грозно и независимо:

– Ну! Говори!

Олег покрутил в руках открывалку, еще раз глотнул воды и наконец сказал:

– Я люблю тебя.

Милины розовеющие от напряжения и неловкости щеки полыхнули огнем. Она схватилась за них ладонями.

– Вижу, что мои слова не оставили тебя равнодушной, – сказал он, – а потому, может быть, нам есть смысл… начать все сначала…

Мила отняла руки от горящих щек и ответила:

– То, что ты сейчас мне сказал, не новость. Ты и раньше утверждал, что любишь, а сам… спал с другими женщинами… И я всегда это чувствовала. Мне было некомфортно с тобой, Романец! Мне было мучительно! И я не хочу повторения! Я не хочу ничего начинать с тобой сначала!

Лицо Олега тоже слегка окрасил нервный румянец. Он стукнул о стол донышком пустой бутылки «Полюстрово» и с большим сарказмом произнес:

– А с этим… с позволения сказать… Шерлоком Холмсом тебе, значит, комфортно, да?

– Да, – односложно ответила она, а про себя подумала, что и Романец докатился до вульгарной слежки, которую так презирал.

– То есть тебе за его жирной спиной удобно, да?! – Его злое лицо стало вдруг некрасивым. Мила впервые заметила, что у него не слишком высокий лоб, набрякшие мешки под глазами и уже несколько потерявший форму овал лица.

– Ты пришел сюда говорить о нем гадости? – Мила встала со стула и скрестила на груди руки, отгораживаясь от него и его злобы.

– Я пришел к тебе, Мила… – Олег одним движением отбросил стул, подбежал к ней и попытался обнять. Она вырвалась, он тут же поднял вверх обе руки и сказал: – Все! Все! Клянусь больше не прикасаться к тебе! Ответь только: ты путаешься… ну… прости… прости за это слово… Ты связалась с Цебоевым мне назло, да?

– Нет.

– Тогда зачем?

– Мне странен твой вопрос. Разве ты не знаешь, зачем женщина встречается с мужчиной?

– Ну хорошо… хорошо… я спрошу по-другому: почему? Почему ты встречаешься именно с ним? Не могла же ты в него влюбиться…

– А я вот взяла и влюбилась, – усмехнулась Мила.

– Ты? В него? – Олег громко расхохотался. – Разве можно в него влюбиться, в этого… борова… Милка, что ты такое говоришь?!

Лицо Милы потемнело, она подошла к Романцу так близко, что почувствовала щекой его дыхание, и четко произнесла:

– Убирайся отсюда! И чтобы духа твоего здесь больше никогда не было!

На лбу Олега забилась тонкая синеватая жилка. Она всегда проступала на этом месте, когда он сильно нервничал или злился. Мила видела, что Романцу очень хочется ударить ее и он сдерживался с неимоверным трудом. Наконец он сильно выдохнул, куснул свою нижнюю губу и, пытаясь сохранить невозмутимость, сказал:

– Конечно же, я уйду, но… чуть позже. Нам надо поговорить еще кое о чем.

– Нам не о чем говорить, Олег! – возразила она и демонстративно отвернулась от него.

– Ошибаешься! – Он резким движением развернул ее к себе, больно сдавив ей плечо. – Нам надо поговорить о… «Фрезии»… Слышала о такой?

– Слышала. И что? – Мила оставалась спокойной и безразличной.

– Как это что? Это же явный плагиат! Тебя не может не волновать прыть этой Олеси Параскевич!

– Не поверишь, но меня ее прыть волнует не слишком. То есть лучше бы, конечно, этой «Фрезии» не было, но… раз уже есть – пусть будет…

– Нет… – Олег тряхнул головой. – Тут что-то не так… Ты столько сил вложила в свою ткань, и вдруг… Что случилось, Мила?

– Я хочу отойти от этого дела.

– Отойти? Почему?! – Лицо Романца выражало такое уморительное недоумение, что Мила с трудом сдержала улыбку, понимая ее неуместность в данной ситуации.

– Я собираюсь выйти замуж, Олег, – сказала она. – Я хочу семью, ребенка, то есть простых человеческих радостей.

– Замуж? За этого?!! – Романец руками попытался изобразить крупную неказистую фигуру Цебоева. – Да ты врешь!! Специально, чтобы меня помучить…

– Нет, Олег. Возможно, тебе трудно в это поверить, но… В общем, я люблю его.

– Нет… Этого не может быть… Ты же совсем недавно любила меня, Милка!

– А ты любил всех женщин вокруг!

– Но он… твой сыщик… он такой же мужик, как и все… Разве что бабы на нем гроздьями не виснут, потому что… В общем, ты и сама понимаешь, почему! Но, уверяю тебя, любой мужчина найдет, где и с кем, помимо любимой жены… Ты уж не обольщайся на его счет. Все мы одним миром мазаны!

– Да пошел ты! – выкрикнула Мила и опять отвернулась от него к окну, на котором так и не опустила жалюзи. В помещении салона стало очень жарко. То ли оно нагрелось от бьющего в окно солнца, то ли разогрели бушующие в нем страсти.

Какое-то время за ее спиной не раздавалось ни звука, потом Романец сказал:

– Хорошо, оставим в покое сыщика. Давай поговорим о твоей ткани.

Мила развернулась. Почему бы не поговорить? В самом деле – может быть, предложить салон ему?

– Ты наверняка слышала, что в это воскресенье в Петродворце состоится большое народное гулянье со всяческими шоу и, в частности, показом моделей Параскевич.