Полное собрание стихотворений - Константин Фофанов

И музу прокляла, игравшую сердцами,-

Затем что бедностью истерзана была.

Ей надоело жить в священных недостатках,

Блестящей прозою ее с ума свели;

И шепчет вновь она в алмазах и перчатках:

“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”

Поэта же язвят то клеветой, то сплетней.

Укоры рвутся с уст и сердце боль щемит.

О, лучше б жизнь прожить глупей и незаметней,

Чем вечно ощущать позорный жар ланит!..

Вот и теперь идет он городом огромным;

Вновь скоро Рождество и скоро Новый год.

Морозит… Снег хрустит… И силуэтом темным

Поспешно тень его озябшая идет.

Повсюду суета… Движение на рынках…

Пред конками толпы, разносчики кричат

И машут новыми журналами в картинках.

Весь в белом инее Александринский сад.

Здесь бюстов много есть писателей-собратьев…

Счастливые! Им нет забот земного дня!

И крепко держит их мороз в своих объятьях,

Но крепче их металл – без крови и огня!

И, голову склонив, как бы пугаясь дали,

Певец “Светланы” здесь… Остановись, внемли!

Ты видишь письмена на сером пьедестале:

“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”

А дальше в золотом шеломе Исаакий,

Адмиралтейства шпиц вознесся, как стрела.

Мороз крепчает все… Торопится не всякий.

И медленно толпа на Невский поплыла.

В редакции тепло. Свет льется из камина.

Конторщики гремят “ренгтонкою”… Часы

Уныло тикают. К нему идет мужчина,

Изящен, надушен, закручены усы.

“У нас довольно есть из вашего… К тому же,

Редактор обещал не помещать стихов…

Авансы не даем: дела у нас все хуже!”-

Раскланялся, сказал: “pardon” – и был таков!

И вот поэт опять на улице холодной.

Движенье, суета… Зажглись огни вдали…

И едут, и идут… И мыслит он, голодный:

“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”

Толкнулся в новую редакцию. В ней – то же.

И подозрительно курносый господин

Смотрел через очки, как будто думал: боже,

Уже не сыщик ли от кружковых дружин?

Зашел к приятелю… Тот хмурится – без денег,

Бранит издателей, пальто стащил в ломбард.

Опять схватил бронхит, бродя весь день без денег,

И не на что побрить проросших бакенбард.

И вот поэт идет к приятелю другому…

Тот – как сапожник пьян и потчует вином.

Напился и поэт. Идет, шатаясь, к дому.

И на ночлег попал он в полицейский дом.

Он бредит, он не спит, он брошен в яму волчью,

Косматые тела вокруг него легли,

И шепчет кто-то злой, с иронией и желчью:

“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”

Сочельник… В окнах свет. Повсюду на витринах

Сверкает мишура для елочных прикрас.

Как шумно в улицах! Как людно в магазинах!

Трамваи движутся… Уже десятый час!

Нет денег ни гроша у бедного поэта,

Все строго косятся, смущаяся его.

И в озлоблении он думал: песня спета!..

Не нужен никому! Не надо ничего!..

И, грустный, он пришел в холодную каморку.

Насмешливо глядят портреты со стены,

Как будто говорят: глодай сухую корку!

Забудь, забудь свои осмеянные сны!

И, в бешенстве рукой бессильно потрясая,

Бросает он в огонь тетради прошлых дней

И говорит, смеясь: “Да, муза дорогая,

Поэзия есть зверь, пугающий людей!”

А ночь уже плыла над городом блестящим,

Спокойно ночь плыла над льдистою рекой,

Плыла над рощами, светила мерзлым чащам,

Светила кладбищу усопшею луной.

И там, на небесах, в созвездиях Медведиц,

В лучистом бисере, в сверкающей пыли

Серебряных миров, услышал песнопевец:

“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”

1900

«Вечерняя звезда, звезда моей печали…»

Вечерняя звезда, звезда моей печали,

Зажглася и горит меж дымных облаков,-

Навстречу ей огни земные заблистали,-

Огни труда, молений и пиров.

Но не для них мучительно и властно

В моей душе мечта пробуждена;

Земная ложь с мечтами не согласна

И песнями не тешится она.

Меня влечет звезда моей печали,

И песни ей пою я в полусне,

Ее лучи мне тайну нашептали

Иных огней в волшебной стороне,

Иных огней на алтаре небесном

Пылающих измученным очам

Земных борцов сияньем неизвестным,

Лишь в смутных снах являющимся нам…

ОСЕНЬЮ

Снова крепким ароматом отцветающего лета,

Словно ласкою забытою, пахнуло мне в лицо.

День осенний смотрит отблесками мертвенного света

И осыпал желтым листом, точно трауром, крыльцо.

С тихой жалобой и лаской и с мольбою покаянной

Я хотел склонить бы голову на любящую грудь,

Как склоняет ива ветки в пруд холодный и туманный,

Чтоб пред долгою разлукой о себе ему шепнуть.

Как осенний день, окутано туманами грядущее,

Назревающими соками развенчанной весны.

Только совесть – это солнце, это око вездесущее -

Смотрит с грустною улыбкой из сердечной глубинны.

1897

НА ДЕРЕВЕНСКОМ КЛАДБИЩЕ

У косогора за деревней,

Где деды лапотки плетут,

Есть, окружен оградой древней,

Последний праотцев приют.

Там ивы, тощи и горбаты,

Семьею грустной расцвели,

Могилы, временем пожаты.

Не всех жнецов уберегли.

Страдальцы спят, без хмеля пьяны;

Забыты горе и мечты.

Как были cepы их кафтаны,

Так ныне серы их кресты.

Душа скорбит, тоской объята…

Вдруг – безымянные холмы…

Здесь разве брат отыщет брата,

Как милый образ в царстве тьмы?…

3дecь воздух полн очарований,

И в этой чуткой тишине

Как будто тысячи молчаний

Кипят и плещутся извне.

Да лист сухой, спадая с клена,

Прошелестит, к земле припав,

Да прогудит, как эхо стона,

Пчела-работница из трав.

С весною силою волшебной

Жизнь вызывает теплота…

Вон там пушистой почки вербной

Белеет кокон у креста.

Пригретый – лопнул кокон нежный,

И пестрокрылый мотылек

Вспорхнул, и путь ero безбрежный

Так лучезарен, так широк!

Из надмогильного покрова

Не пресмыкаться, а летать,

Он возродился к жизни снова,

Стал вольной волею дышать.

О, если б то же возрожденье

Вам, отошедшим, было вновь…

И сердце плачет от волненья,

Но плачет молча, как любовь…

«Мысли мятежные…»

Мысли мятежные,

Нет вам забвения

В мире, страдающем

Жаждой стремления.

Гордо подыметесь

К небу свободному,

Шумно опуститесь

К морю холодному.

Молнией вспыхнете,

Скалы изроете;

Чрево земное,

Как книгу, раскроете!

Звездами блещете,

Тучами таете,

Таймы нескромные

Разоблачаете!

Но за пределами

Мира заочного

Не успокоите

Сердца порочного;

Не разгадаете,

Мысли мятежные,

Страсти кипучие -

Тайны безбрежные!

И отчужденные

Светом живущего,

В мраке потонете

Сна всемогущего!..

1893

ДУША ПОЭТА

Таинственный сумрак

В глубокой пещере;

Там гении неба

И хищные звери.

Там веет цветами

Забытого рая;

Там сырость могилы

И бездна земная.

Там два есть колодца

С кристальной водою:

С премудростью здравой

И с ложью больною.

Сквозь стены пещеры

Жизнь дико рокочет;

Ворваться не смеет,

Замолкнуть не хочет.

Когда же в ней вспыхнут

Лучами лампады,-

Скрываются в норы

И змеи, и гады.

Пещера сияет,

Как храм величавый,

И небо в ней блещет

Нетленною славой.

Узорами радуг

Свивается плесень

И слышатся звуки

Торжественных песен.

Июнь 1897

«К тебе, у твоего пopoгa…»

К тебе, у твоего пopoгa,

Я постучался, ангел мой,

Но ты гостил тогда у бога,

В его ложнице голубой.

Ты ткал воздушные одежды

Из радуг, солнца и луны.

Мою любовь, мои надежды,

Мои заоблачные сны!

И, грустью новой опечален,

Вернулся я с твоих высот,-

Бродить среди земных развалин,

Во мраке горя и забот.

И встретил гения иного,-

Он был не ты; угрюм и зол,

Не зная неба золотого,

Сквозь гром и пламень он пришел!

Он завладел душой морю,-

Земного торжища дитя,

И вновь молиться я не смею,

И вновь не смею жить шутя.

Как тень, блуждаю я над бездной

Без упованья к мечты.

Но ты покинул мир надзвездний,

Ко мне возвал из суеты!

С небес принес свои скрижали,

Вещая проповедь добра,-

Но я в борьбе, но я в печали,-

Не мне сияние утра!

Меня слепят твои одежды,

И улетают, смущены,

Моя любовь, мои надежды,

Мои заоблачные сны!

Примечания

1

для редактора – это начало цикла «Песни в заключении»

2

для редактора – это начало цикла «Балтийские ночи»

3

для редактора – это конец цикла «Балтийские ночи»