Полное собрание стихотворений - Константин Фофанов

Грея тощие бока.

Гневно ляскают зубами

И пушистыми хвостами,

В ожидании гостей,

Разметают снег полей.

Их глаза горят, как свечи,

В очарованной глуши.

До села еще далече,

На дороге – ни души!

И, внезапной встречи труся,

Умоляет попадья:

“Степа, Степа, брось им гуся,

А уж зайца брошу я!”

– “Ах ты господи Исусе,

Не спасут от смерти гуси,

Если праведный господь

Позабудет нашу плоть!”-

Говорит Степан, вздыхая.

Всё ж берет он двух гусей,

И летят они, мелькая,

На холодный снег полей.

Угостившись данью жалкой,

Волки дружною рысцой

Вновь бегут дорогой яркой

За поповскою четой.

Пять теней на снеге белом,

Войском, хищным и несмелым,

Подвигаясь мирно вряд,

Души путников мрачат.

Кнут поповский по савраске

Ходит, в воздухе свистит,

Но она и без острастки

Торопливо к дому мчит.

Поп Степан вопит в тревоге:

“Это бог нас за грехи!”

И летят волкам под ноги

Зайцы, куры, петухи…

Волки жадно дань сбирают,

Жадно кости разгрызают,

Три отстали и жуют.

Только два не отстают,

Забегают так и эдак…

И, спасаясь от зверей,

Поп бросает напоследок

Туши мерзлые свиней.

Легче путники вздыхают,

И ровней савраски бег.

Огоньки вдали мигают,

Теплый близится ночлег.

Далеко отстали волки…

Кабака мелькают елки,

И гармоника порой

Плачет в улице глухой.

Быстро мчит савраска к дому

И дрожит от сладких грез:

Там найдет она солому

И живительный овес.

А в санях ведутся толки

Между грустною четой:

“Эх, уж, волки, эти волки!”

Муж качает головой.

А супруга чуть не плачет:

“Что ж такое это значит?

Ведь была у нас гора

В санках всякого добра!

Привезли ж – одни рогожи,

Что же делать нам теперь?”

– “Что ж, за нас, на праздник божий,

Разговелся нынче зверь!..”

15 декабря 1887

ДУМА В ЦАРСКОМ СЕЛЕ

С природою искусство сочетав,

Прекрасны вы, задумчивые парки:

Мне мил ковер густых, хранимых трав

И зыбкие аллей прохладных арки,

Где слаще мир мечтательных забав,

Где тень мягка н где лучи не ярки,

Где веет всё давно забытым сном

И шепчутся деревья о былом.

Сад, как вино, – чем старше, тем милей,

Тем больше в нем игры и аромата.

Особенно он дорог для очей,

Когда искусство несколько помято

Завистливым соперником людей -

Природою, которая богата

Неряшеством и чудесной красотой,

И гордостью, доступной ей одной!

Таких садов близ царственной Невы

Довольно есть. Сады увеселений -

Кумирни мелкой прессы и молвы -

Затмили их… Так фокусника гений

Свет разума и мудрость головы

Тмит мудростью лукавою движений.

Но славу тех резвящихся садов

Переживут сады больших дворцов.

Меланхоличен Царскосельский сад,

И тем милей мечтателям угрюмым.

Он вас чарует прелестью баллад,

Приветствует спокойно-важным шумом,

В нем вечером люблю встречать закат,

Предавшися своим певучим думам.

Войдемте же в него мы. Много в нем

И выходов и входов есть кругом.

Ведущие в ласкающую даль,

Как хороши тенистые аллеи!

Там, что ни шаг, то будят в вас печаль

Угасших лет невинные затеи.

То пруд блеснет, прозрачный как хрусталь,

То статуя Амура иль Психеи

На вас глядит, кокетливо грустя,-

Столетнее бездушное дитя!

А там, в тени благоуханных лип,

Стена и вал искусственной руины,

Где бледный мох и толстогубый гриб

Уже взросли для полноты картины.

Мы нечто там еще встречать могли б,

Когда бы страж таинственной долины,

Ютящийся в развалине с семьей,

Не наблюдал за скромной чистотой.

А дальше ряд душистых цветников,

Подстриженных акаций изгородки,

И мостики над зеркалом прудов,

А на прудах – и лебеди, и лодки,

И в сумраке задумчивых кустов

Печальный лик склонившейся красотки.

Она грустит над звонкою струей,

Разбив кувшин, кувшин заветный свой.

Она грустит безмолвно много лет.

Из черепка звенит родник смиренный,

И скорбь ее воспел давно поэт,

И скрылся он, наш гений вдохновенный,

Другим певцам оставив бренный свет.

А из кувшина струйка влаги пенной

По-прежнему бежит не торопясь,

Храня с былым таинственную связь.

О, время, время! Вечность родила

Тебя из мглы бесчувственного лона.

Ты вдаль летишь, как легкая стрела,

И все разишь: чужда тебе препона!

Давно ли здесь кипела и цвела

Иная жизнь? У женственного трона

Писатели, министры и князья

Теснилися, как важная семья.

То был рассвет и вкуса, и ума.

От Запада текло к нам просвещение,

Императрица, мудрая сама,

Устав от дел, искала вдохновенья:

И роскошь мод, как сладкая чума,

Объяла всех восторгом увлеченья,

И жизнь текла, как шумный карнавал,

И при дворе блистал за балом бал.

И снится мне, что ожил старый сад,

Помолодели статуи в нем даже.

У входов стройно вытянулись в ряд

Затейливых фасонов экипажи;

В аллеях томных вкрадчиво шумят…

Мелькают фижмы, локоны, плюмажи,

И каламбур французский заключен

В медлительный и вежливый поклон.

Огни сверкают факелов ночных,

Дрожащий свет скользит в кустарник тощий,

Меж гордых жен в нарядах дорогих,

Украсивших искусственные рощи,

Подобного рою бабочек цветных,-

Одна скромней, приветней всех и проще,

И белое, высокое чело

Ее, как день безоблачный, светло.

Года прошли… Погибли все давно

Под легкою секирою Сатурна.

Всем поровну забвение дано,

Но не у всех промчалася жизнь бурно,

Не каждым все земное свершено,

Не каждого оплакивалась урна,

И люди вновь родились, чтоб опять

Злословить, петь, влюбляться и страдать.

Да, жизнь – вечна, хоть бродит смерть кругом!

Не знает мир, состарившись, утраты…

На рубище природы роковом

Мы – новые, непрочные заплаты.

В нас даже пятница, старые притом:

Из лоскутков отброшенных мы взяты.

Ах, экономна мудрость бытия:

Всё новое в ней шьется из старья!

И снится сон другой душе моей:

Mнe чудится – во мгле аллей старинных,

На радостном рассвете юных дней

Один, весной, при кликах лебединых,

Мечтатель бродит… Блеск его очей

Из-под бровей, густых и соболиных,

Загар лица, курчавый пух ланит…

Всё в нем луше так много говорит!

Рассеянно к скамье подходит он,

С улыбкою он книгу раскрывает,

Задумчивостью краткой омрачен,

Недолго он внимательно читает…

Из рук упал раскрытый Цицерон…

Поэт поник, и что-то напевает.

И вот, смеясь, набросил на листе

Послушный станс невинной красоте.

Святая тень великого певца!

Простишь ли мне обманчивые грезы?

Уж ты погиб, до горького конца

Сокрыв в груди отчаянье и слезы.

Но – вечен луч нетленного венца

Во тьме глухой житейских дум и прозы,

И славные могилы на земле,

Как звезды в небе, светят нам во мгле.

Счастливые! Их сон невозмутим!

Они ушли от суетного мира,

И слава их, как мимолетный дым,

Еще пьянит гостей земного пира.

И зависть зло вослед смеемся им,

И льстивый гимн бренчит небрежно лира.

Но клевета и лесть, как жизнь сама,

Не тронут им ни сердца, ни ума!

А сколько лиц без славы в глубь могил

Ушло с тех пор, как этот парк унылый

Гостеприимно сень свою раскрыл!

Здесь мальчиком когда-то брат мой милый

Гулял со мной… Расцвел – и опочил!

Он, нежный друг, согретый юной силой,

Желавший жить для дружбы и добра,

Он смертью взят от кисти и пера…

Прости, прощай, товарищ детских лет!

Под бурями мучительного рока

Слабею я, в глазах темнеет свет:

Я чувствую, что срок мой недалеко!

Когда в душе предсмертный вспыхнет бред,

Увидит ли тебя больное око?

Придешь ли ты, чтоб в мир теней вести

Усталого на жизненном пути?!

1889

Царское Село

РЕВНИВЫЙ МУЖ

Народная былина

Не заря с зарей сходилася,

Синим морем заглядясь;

На красавице боярышнике

Молодой женился князь.

Да недолго с нею нажился,

В очи ясные глядел;

Променял он ложе брачное

На колчаны вражьих стрел.

Подступила к стогнам киевским

Печенежская орда,

И поехал князь на ворога

Тратить силы и года.

Бьется долго ли, коротко ли,

Возвращается домой.

Растерял дружину верную,

В мыле конь его лихой.

Повстречалися две странницы,

Молвят: “Здравствуй, славный князь!

Ты к княгине-бесприданнице

Поезжай не торопясь.

Там не много встретишь радости,

Мы из терема сейчас.

В честь твоей ли, княже, младости

Меды пили там не раз?

Ты оставил много золота,

Mного всякого добра…

Да в недобрый час случилося

Ехать князю со двора!

Из подвалов клады ценные,

Из конюшен кони все

Утекли куда – неведомо,

Словно грезы по росе.

Свет-княгиня платья красные