Охранитель - Виталий Иванов

История создания блока «Родина», кампании 2003 года, последующих событий, включая нещадную порку Глазьева за самовыдвижение в президенты, переименование в «Родину» одной из трех блокообразующих партий (Партии российских регионов) в обход остальных, прошлогоднего «бунта на коленках» и прочего изложены настолько лживо, что просто тошнит. Это даже комментировать не хочется.

Книга Рогозина многих разочарует. Рядовые читатели (если таким в руки случайно попадет «Враг народа») будут постоянно спотыкаться о пылкие признания автора в большой и светлой любви к самому себе. Историки, политологи и журналисты только посмеются над вольным обращением с фактами, над натужными попытками выпячивать собственную роль. Несостоявшиеся товарищи по «партии революции» из числа либералов не порадуются, в очередной раз прочитав, что они «дискредитировали либерализм, превратили его в доктрину национальной измены, опозорили слово «демократ» и утеряли моральное право находиться у власти». Патриотическую оппозицию огорчат реверансы в адрес Кремля и отсутствие креатива. А кремлян, в свою очередь, рассердят уже цитировавшиеся «революционные» и экстремистские призывы.

Поденщику, неожиданно вознесенному на олимп и затем безжалостно низвергнутому, очень хочется снова стать большим политиком. Но он не знает, что ему делать. То ли идти босиком в рубище к Спасской башне и сутками там вымаливать прощение, то ли отморозиться и жить надеждой, что однажды «оковы тяжкие падут». Поэтому книга у него получилась такой противоречивой и, прямо скажу, бессмысленной и глупой. Во всех смыслах лишней.

Зачем было такое писать? Тем более зачем публиковать? Рогозин, наверное, решил, что надо о себе напомнить, не то забудут. Хотя, по-моему, лучше оказаться забытым, чем позориться, замусоривая книжные развалы.[29]

Рыжков в поход собрался

Кандидатов на роль лидера «партии революции» прибывает. Вслед за Рогозиным и Ходорковским свои предложения по смене путинского режима презентовал Владимир Рыжков. 15 августа в «Ведомостях» была опубликована его статья «Россия и свобода: суверенитет и демократия».[30]

Если кратко, суть ее сводится к следующему. Во-первых, Кремль взял на вооружение идею суверенной демократии, она активно используется им для обоснования антиконституционного сворачивания демократических свобод. Во-вторых, истинный суверенитет — народный суверенитет, он также есть одновременно и истинная демократия. И в сложившейся ситуации народу следует сопротивляться власти и бороться за восстановление своих суверенных прав. В том числе повторяя опыт грузинской и украинской «революций», то есть посредством массовых протестных акций.

Теперь подробнее. Несмотря на саму формулировку «суверенная демократия», Рыжков убежден, что эта идеология основана на противопоставлении суверенитета и демократии: «Непостижимым образом их столкнули друг с другом, противопоставили и развели в разные стороны». В качестве доказательств он приводит несколько старательно подобранных цитат. Хотя на самом деле даже из них следует совсем другое: демократия и суверенитет являются ценностями равнозначными. Именно об этом говорил Путин в последнем послании: «Россия — это страна, которая выбрала для себя демократию волей собственного народа. Она сама встала на этот путь и, соблюдая все общепринятые демократические нормы, сама будет решать, каким образом (…) можно обеспечить реализацию принципов свободы и демократии. Как суверенная страна Россия способна и будет самостоятельно определять для себя и сроки, и условия движения по этому пути».

То же по сути, только в более откровенной форме, якобы высказано Сурковым на встрече с активом «Деловой России» (17 мая 2005 года):[31] «Я часто слышу, что демократия важнее суверенитета. Мы это не признаем. Считаем, что нужно и то, и другое. (…) Я уверен, что российские люди в широком смысле слова способны к демократии и способны в ней жить и ее создавать, способны наслаждаться ее плодами».

Можно спорить о содержании понятий «суверенитет» и «демократия», можно верить или не верить Путину и Суркову, как угодно к ним относиться, но попытки приписать им публичное отречение от демократии в пользу суверенитета иначе как «полемическим наперстничеством» назвать нельзя.

Но Владимир Александрович не смущается. Размявшись на цитатах, он начинает сложно и запутанно объяснять, почему идея суверенной демократии — антиконституционная. Здесь у него шарик порой просто вылетает из-под наперстка прямо в глаз читателю.

Так, он напоминает, что в Конституции закреплены основные политические права граждан. И, разумеется, действия, которые препятствуют осуществлению этих прав, неконституционны. Далее следует передергивание. Перечислив ряд новаций в политическом законодательстве, инициированных администрацией президента и ЦИК и реализованных парламентским большинством в последние годы, Рыжков объявляет их препятствующими осуществлению конституционных политических прав, а значит, неконституционными. Причем не приведено ни одной ссылки на конкретную норму Конституции, которая таким образом нарушена, ни одного примера политического права, реализация которого заблокирована. И понятно почему.

Что на самом деле? В Конституции установлены права граждан участвовать в референдумах, избирать и быть избранными; в частности, избирать президента и депутатов Госдумы. Эти права никто не отменяет и не препятствует их осуществлению. Об этом еще можно было бы говорить, если бы, например, производилась передача права избрания президента какой-нибудь коллегии выборщиков (как в США) или Госдума была бы распущена без назначения новых выборов. Но ничего подобного даже не планируется и не обсуждается.

С другой стороны, в Конституции никак не прописаны ни порядок проведения референдума, ни требования проводить выборы в Госдуму по одномандатным округам, избирать высших должностных лиц регионов и членов Совета Федерации, ни тем более пределы процентного барьера для выборов по партийным спискам. Все эти и прочие подобные вопросы той же Конституцией оставлены на усмотрение законодателя. Он вправе установить одни правила, затем их пересмотреть, скорректировать, ввести новые. И соответствующие законы не раз изменялись не только в путинский, но и в ельцинский период (выборы в Госдумы все четыре раза проводились по разным законам, глав регионов «массово» начали избирать в 1996 году, до этого большинство из них были назначенцами, Совфед в 1993–1995 годах состоял из избранных населением депутатов, затем их сменили члены по должности и так далее). Рыжков не может всего этого не знать и не понимать.

Я не собираюсь доказывать, что все кремлевские новации содержательно безупречны, в том числе и с точки зрения конституционности. Споры о соответствии Конституции тех или иных законодательных норм ведутся среди специалистов постоянно, это совершенно нормально. Но я утверждаю, что отмену прямых выборов глав регионов или замену смешанной системы выборов депутатов Госдумы на пропорциональную нельзя характеризовать как нарушение Конституции.

Если Рыжков думает иначе — как гражданин и как депутат он может обратиться в Конституционный суд. Однако об этом в статье и речи не идет. Вместо этого он апеллирует к суверенитету, а точнее, к народу. Ведь суверен России — российский народ, так гласит часть 1 статьи 3 Конституции.

С понятием суверенитета, кстати, у Рыжкова довольно странные отношения. Характеризуя его, он ссылается на Бодена, который хотя и был первым теоретиком суверенитета, но обосновывал все же суверенитет монарха. Цитирует Рыжков и Еллинека, описывавшего суверенную власть как «не знающую над собой никакой высшей власти». При этом опускаются принципиальное для еллинековского подхода к суверенитету указания на способность власти к «самоограничению путем установления правопорядка» и на необходимость такого самоограничения.

Рыжкову, учитывая то, к чему он подводит, больше бы пригодился Руссо, который как раз разработал теорию народного суверенитета и отстаивал право народа на восстание, или даже Шмитт, писавший, что суверенен только тот, кто вправе вводить чрезвычайное положение, ломать существующий правопорядок.

Путаясь сам и запутывая читателя, Рыжков далее начинает теоретизировать сам: обнаруживает противопоставление суверенитета народа и суверенитета государства, затем объявляет его «абсурдом» и заключает, что «суверенитет — это и есть демократия». А, следовательно, ограничение демократии есть попытка «приказчика» (государственной власти) узурпировать права народа-суверена.

Само отождествление понятий «демократия» и «суверенитет» — верх безграмотности. Хотя они, безусловно, связаны. Если рассуждать сугубо теоретически, то принадлежность власти всему народу в принципе действительно предполагает «безграничность» этой власти в смысле возможности лишь ее самоограничения. А противопоставление народа и власти в условиях представительного правления, регулярных выборов лишено всякого основания. То, о чем пишет Рыжков, куда логичнее истолковать как проявление того самого самоограничения. Народ, будучи сувереном, самоограничивает свою власть, принимая конституцию или поручая принять ее своим представителям, создавая систему органов государственной власти и местного самоуправления, избирая должностных лиц. Согласно российской Конституции, народ осуществляет свою власть непосредственно и через органы власти. Продолжая эту линию рассуждения, можно прийти к выводу, что и народ самоограничивает свою власть, самоограничивает демократию так же непосредственно и опосредованно. И можно долго спорить о том, есть ли пределы, за которыми при самоограничении не остается никакой демократии, каковы они и так далее.