Случайные попутчики - Патриция Хайсмит

— Не знаю, Анна.

— Это правда, Гай? — спросила она с тревогой. — Ты бы должен был знать. С этим нужно что-то делать.

— Я не знаю, — повторил он, хмурясь. Его мысли, казалось, сплелись в запутанный узел.

— Ты должен знать. Думай, Гай. Есть люди, которых ты бы мог назвать своими врагами?

— Что на штемпеле?

— Центральный почтамт. Бумага самая обычная. Никаких «ключей».

— Не выбрасывай, я хочу сам посмотреть.

— Конечно, Гай. И я никому не скажу, я имею в виду из своих. — Пауза. — Но кто-то ведь это написал, Гай. Ты в субботу кого-то подозревал, правда?

— Я не подозревал, — у него перехватило горла. — Но такое порой случается, ты же знаешь, после разбирательств в суде. — Он отдавал себе отчет в том, что стремится покрыть Бруно так основательно, словно Бруно — это он сам, а сам он — убийца. — Когда мы сможем увидеться, Анна? Можно вечером к тебе приехать?

— Вообще-то меня с родителями ждут сегодня на каком-то благотворительном сборище. Письмо я могу выслать почтой, срочной доставкой, оно будет у тебя завтра утром.

Оно и вправду пришло на другой день — вместе с очередным планом от Бруно и последним абзацем, где тот распинался в сердечных чувствах, но при этом угрожал, упомянув письмо к Анне и пообещав продолжение.

22

Гай присел на край постели, закрыл лицо руками, но заставил себя их опустить. Это все ночь виновата, это она исказила плоть его мыслей, ночь, и мрак, и бессонница. Однако же и у ночи есть своя правда. Просто ночью к правде подходишь под определенным углом, но сама правда — она все та же. Если он обо всем расскажет Анне, не сочтет ли она его отчасти виноватым? Выйдет ли за него? Сможет ли? Да что он за зверь такой, что способен сидеть в комнате, где в нижнем ящике лежат планы убийства и револьвер, чтобы их исполнить?

В поредевшей предрассветной мгле он стал разглядывать в зеркале свое лицо. Рот слегка перекошен влево и вниз, совсем не его. Полная нижняя губа стала тоньше от напряжения. Он постарался заставить глаза замереть на мгновение в абсолютной неподвижности. Из-за бледного полукружия век они бросали ему в лицо неумолимое обвинение, словно глядели на своего палача.

Одеться и выйти пройтись или попытаться уснуть? Он легко ступал по ковру, бессознательно избегая участка у кресла, где скрипел паркет. «Для безопасности лучше перешагнуть через эти скрипучие ступеньки, — гласило письмо Бруно. — Как известно, сразу направо комната отца. Я все предусмотрел, все пройдет без сучка без задоринки. См. на плане, где комната дворецкого (Герберта). Ближе на всем пути никого не будет. Пол в коридоре скрипит, где я отметил крестиком… — Гай плашмя упал на постель. — Что бы ни случилось, ни в коем случае не выбрасывать люгер на участке между домом и ж.-д. станцией». Все это он уже знал наизусть, знал, как скрипит кухонная дверь и какого цвета коврик в коридоре.

Если Бруно найдет кого-то другого для убийства отца, одних этих писем с лихвой хватит, чтобы осудить Бруно. Он может поквитаться с Бруно за все зло, что тот ему причинил. Но Бруно, со своей стороны, ответит на это враньем, которое припишет ему планы убийства Мириам. Нет, Бруно просто нужно дать время подыскать другого исполнителя. Стоит ему еще немного потерпеть, выдержать Бруновы угрозы, как все кончится и он сможет спать. Если убивать будет он, то не станет пользоваться большим люгером, а использует маленький револьвер.

Гай с трудом поднялся с постели, разбитый, злой и ужаснувшийся от слов, которые только что мысленно произнес.

— Здание «Шоу», — сказал он самому себе, как бы объявляя новую сцену, как если б ему было дано собственной волей переставить стрелку с ночного пути на дневной. Здание «Шоу». Участок — сплошной газон до самого заднего крыльца, если не считать посыпанной гравием дорожки, но на нее ступать не придется… Пропустить четвертую, на последнем третью, наверху шагнуть пошире. Это легко запомнить, тут перебой ритма.

— Мистер Хайнс!

Гай вздрогнул и порезался. Положив бритву, он вышел в прихожую.

— Привет, Гай! Что, еще не надумал? — в этот ранний час голос в трубке звучал похотливо, безобразно искаженный на путаных путях ночи. — Или этого мало?

— Мне нет до тебя дела.

Бруно расхохотался.

Гай повесил трубку дрожащей рукой.

Этот звонок весь день отдавался в нем дергающейся болью. Ему до смерти хотелось увидеться вечером с Анной, он отчаянно тосковал по той минуте, когда, дожидаясь в условленном месте, заметит издалека ее фигурку. Но в то же время он хотел лишить себя ее общества. Чтобы как следует вымотаться, он совершил долгую прогулку по набережной, но спал все равно плохо, замороченный цепочкой дурных сновидений. Все пойдет по-другому, считал он, как только «Шоу» подпишет контракт и он сможет с головой уйти в работу.

Дуглас Фрир из «Компании Шоу по торговле недвижимостью», как и обещал, позвонил утром.

— Мистер Хайнс, — произнес он своим тягучим хриплым голосом, — мы получили относительно вас весьма любопытное письмо.

— Что? Какое письмо?

— Относительно вашей жены. Я не знал… Хотите, я зачитаю?

— Будьте добры.

— «Тем, кого это касается: вам, безусловно, будет интересно узнать, что Гай Дэниел Хайнс, чья жена была убита в июне прошлого года, сыграл в этом большую роль, чем известно суду. Это сообщает вам лицо знающее, которое к тому же располагает информацией, что в недалеком будущем состоится пересмотр дела, в ходе которого будет установлена его подлинная роль в преступлении». Я полагаю, мистер Хайнс, что это написал какой-то маньяк. Мне просто подумалось, что вас следует поставить в известность.

— Разумеется.

Майерс в углу со свойственной ему невозмутимостью склонился над чертежной доской, явно не прислушиваясь к разговору.

— Мне кажется, я слышал о… гм… трагедии, случившейся прошлым летом. Но о пересмотре дела речи ведь не идет, не так ли?

— Конечно нет. То есть я ничего об этом не слышал, — ответил Гай и посетовал на собственную бестолковость. Мистер Фрир всего лишь хотел узнать, не помешает ли ему что в работе.

— К сожалению, мистер Хайнс, вопрос о контракте еще не решен окончательно.

Компания выждала ровно сутки, чтобы сообщить, что его эскизы не вполне подходят и вообще ее заинтересовала работа другого архитектора. Интересно, как Бруно прознал о заказе? Впрочем, прознать он мог как угодно. Могла проскочить информация в газетах — а Бруно не пропускал ни одного сообщения об архитектурных новостях, — или он мог позвонить в студию, когда Гая здесь заведомо не было, и незаметно выудить сведения у Майерса. Гай снова бросил взгляд на Майерса и задался вопросом — не говорил ли тот с Бруно по телефону? От такого предположения отдавало абсурдом.

Теперь, когда заказ на задание сорвался, до Гая начало доходить, что он из-за этого потерял. Не будет дополнительных денег, на какие он рассчитывал к лету. Пошатнется его престиж — престиж в глазах Фолкнеров. Но ему ни разу не пришло в голову ни в связи с источником его душевных страданий, ни по каким другим причинам, что он пережил глубокое разочарование, видя, как его творческий замысел канул втуне.

Теперь оставалось только ждать, когда Бруно сообщит следующему потенциальному заказчику, потом еще одному. Грозился же он погубить ему карьеру. А его жизнь с Анной. Мысль о ней отозвалась в нем вспышкой боли. Ему подумалось, что он стал подолгу забывать о том, что любит ее. В их отношениях что-то менялось, он не мог сказать, что именно, но чувствовал, что Бруно лишает его смелости любить. Все, буквально все усугубляло его тревогу, от потери лучшей пары ботинок — он отдал их в ремонт, но забыл мастерскую — до дома в Олтоне, который уже казался ему слишком большим и вряд ли у них получится его обжить.

В студии Майерс, как обычно, корпел над заданиями чертежного агентства, а телефон Гая хранил молчание. Однажды Гай даже подумал, что Бруно не звонит специально — хочет взять его измором, чтобы, когда позвонит, Гай обрадовался бы его голосу. От этой мысли Гай самому себе стал противен; посредине рабочего дня он спустился вниз и выпил пару порций мартини в баре на Мэдисон-авеню. Они с Анной договорились встретиться за ленчем, но она позвонила и отменила свидание, он не мог вспомнить почему. Не то чтобы она была им недовольна, но ему показалось, что никаких серьезных причин отменять совместный ленч у нее не было. Она точно не говорила, что отправится покупать что-то для дома, такое он бы запомнил. Или нет? Или она поквиталась с ним за нарушение обещания пообедать с ней и ее родителями в прошлое воскресенье? Тогда он был слишком усталым и подавленным, ему никого не хотелось видеть. Похоже, они с Анной пребывают в состоянии какой-то тихой необъявленной ссоры. Последнее время он чувствовал себя слишком несчастным, чтобы навязывать ей свое общество, она же притворялась, что слишком занята, и отказывала, когда он просил о встрече. У нее было два занятия — строить планы в отношении дома и ссориться с ним. В этом не было смысла. Все на свете утратило смысл, кроме одного — бегства от Бруно. Но осмысленного способа бежать не существовало. То, что произойдет в суде, тоже будет бессмыслицей.