Венеция зимой - Эмманюэль Роблес

Как было условлено, Элен позвонила мадам Поли до обеда.

— Да, можно прийти, — зычным голосом объявила старая Маддалена. — Мадам лучше, она вас примет.

Спустившись по лестнице, Элен столкнулась с Амалией, вернувшейся с кладбища. Лицо служанки горело, глаза покраснели — непонятно, от слез или от ледяного ветра.

— А, мадемуазель Элен — сказала она, — только что какой-то мужчина спрашивал вас. Я не знала, что вы были наверху. Иначе непременно бы вас позвала.

— Чего он хотел?

— Ваш адрес. Я подумала, что это насчет урока.

— Он ничего не сказал? Не оставил записку?

— Нет, нет. Ничего. Только спросил ваш адрес. Я правильно сделала, что дала?

— Конечно. А как он выглядел?

— Лет сорока. Густые брови. Да, у него сильный французский акцент. Знаете, он всего минуты три как ушел. Если бы я знала, что вы дома! Но я только вернулась с кладбища Сан-Микеле.

— Ничего, ничего! Не беспокойтесь! Еще раз спасибо.

На улице ветер ударил в лицо, Элен и без объяснений Амалии поняла, что служанка говорит об Андре. Моросил мелкий дождь. Надвинув на глаза капюшон плаща, Элен вышла на набережную Большого канала и направилась к мосту. Она, конечно, волновалась, но гораздо меньше, чем ожидала, долгие часы со страхом думая об этой встрече. Во всяком случае, она отнюдь не была так подавлена, как тогда, когда получила письмо Андре. Элен все шла по набережной. К Пьяцца Сан-Марко двигался катер, рассекая метущиеся волны. Небо было неспокойно. Низкие облака неслись в сторону моря. Элен смотрела на противоположный берег как на таинственную страну, где она сейчас скроется, надеясь, что там ее никто не найдет. Миновав рынок, в зыбкой тишине, сменившей порывы ветра, она услышала у себя за спиной шаги.

— Вот так встреча! — сказал Андре, беря ее под руку.

Оскорбленная этим властным жестом, Элен попятилась назад, но он сильно, до боли сжал ее руку.

— Нам нужно поговорить, не так ли?

На нем были темное пальто и шляпа. Он улыбался самодовольно, как человек, чувствующий себя хозяином положения.

— Почему бы нам не зайти в это кафе?

Она молча, с каменным лицом, повиновалась.

Он по-прежнему крепко держал ее под руку, и прохожие, наверное, принимали их за обычную парочку влюбленных.

Элен вдруг почувствовала себя совсем одинокой, в его власти, помощи ждать было неоткуда.

Внутри кафе оказалось очень скромным — старые афиши, а над полками с бутылками две связки флажков. По радио негромко звучала музыка. Увидев, что в кафе есть посетители, Элен приободрилась. Официант помог ей снять плащ. Андре был уже без пальто и, по-видимому, чувствовал себя очень уверенно. Он одернул манжеты рубашки — в запонках поблескивали дорогие камни. Такой же камень блестел в булавке галстука. Элен спокойно и твердо предупредила Андре, что ровно в два у нее назначено свидание довольно далеко отсюда.

— У тебя еще есть время… Впрочем, по такому случаю могла бы и освободиться.

— Это исключено. Я обещала, что обязательно приду. — Она отвечала спокойно и уверенно, и это, казалось, раздражало Андре.

— Всегда ведь можно найти удобный предлог, не так ли?

— Нет…

Тогда он перешел на слегка иронический тон:

— Мне сказали, что ты зарабатываешь на жизнь уроками? («Сказали» — это, конечно, Амалия.)

— Пока. Через месяц начну работать в банке.

Она умышленно искажала истину. Карло говорил лишь о временной работе.

В кафе было оживленно — за соседним столиком весело болтали четверо парней, и, наверное, поэтому волнение Элен улеглось. Близость посторонних людей придала ей уверенности. Элен решила не поддаваться напору Андре. Она знала, что в нем как бы уживаются два человека, или, скорее, две стороны натуры: одна — тщеславная, непостоянная, изворотливая и хитрая, другая — энергичная, холодная, безжалостная. Эти свойства характера отражал его порой циничный взгляд. Андре ждал, пока отойдет официант. Жесткие черты лица, частая улыбка (правда, уголки рта при этом опускались) создавали впечатление, будто ничто не способно по-настоящему затронуть этого человека, задеть его, сбить с курса. Андре вовсе не обладал какой-то особой силой воли, просто он не знал ни сомнений, ни колебаний, которым подвержено большинство людей. На миг Элен подумала об Анне-Марии, о вчерашнем вечере, и это ее так же взволновало, как прежде мысли об Ивонне.

— Значит, ты прочно обосновалась здесь и, насколько я понимаю, возвращаться в Париж не собираешься. Верно?

— Да.

Либо он ломает комедию, думала Элен, либо не получил ее письма. Итальянская почта и действительно считается чуть ли не самой нерасторопной в Европе. Однако, пока Андре машинально помешивал ложечкой кофе, Элен была все время начеку.

— Это твое окончательное решение?

— Окончательное.

— Ладно, посмотрим.

Чтобы как-то заполнить паузу, Элен закурила.

— Смотреть тут нечего, — ответила она, затянувшись, убежденная в том, что выдержанные ею секунды молчания подчеркивают вызов, прозвучавший в ее голосе.

— Тебе не интересно узнать, как я тебя разыскал?

— Какое это имеет значение?

Раньше она никогда не говорила с ним таким тоном, и он пристально посмотрел на нее, не выражая, впрочем, ни удивления, ни недовольства. Двое вошедших мужчин расположились у стойки и бросали на них любопытные взгляды. Элен в свою очередь уставилась на них, словно и они представляли для нее интерес.

— Ты знаешь, что я настойчив и не намерен уезжать отсюда без тебя.

— Что ж, я тоже упряма, решила остаться и останусь.

Он кивнул, улыбаясь, точно ее ответ обрадовал его. По радио все так же негромко звучала музыка, иногда прерываемая неразборчивым комментарием, который, казалось, раздражал Андре.

— Мне нужно было съездить по делам в Монпелье, — продолжал он. — По дороге я навестил твою мать. Она сразу же дала мне адрес Марты. А здесь, на пороге ее дома, какая-то славная женщина…

— Знаю…

— И вот я шел к тебе, но к счастью…

— К счастью? Неужели?

— Ты не спрашиваешь, как поживает твоя мать?

— Она мне пишет.

— Знаешь, она о тебе очень беспокоится.

— Не думаю.

— И все же это так. Она сказала: «Элен нужна твердая рука. Это настоящая козочка. Никогда не знаешь, что она может выкинуть. Сама портит себе жизнь».

— Надеюсь, ты приехал не для того, чтобы передавать мне эту старушечью болтовню?

— Разумеется, нет. В это время года есть ежедневный рейс на Париж. Компания «Алиталия». Заканчивай свои дела, и, как только будешь готова, мы полетим.

Она узнавала его манеру распоряжаться судьбами других, подчинять их своей воле. Чувствуя, что нервы сдают, она снова закурила, не торопясь, чтобы собраться с духом.