ПереКРЕСТок одиночества 4 - Руслан Алексеевич Михайлов

ногу на педаль газа, а руками крепко взялись за руль нашей жизни. Ты можешь не верить, Сергей, но ты — как раз тот, кто сумел это сделать и продолжаешь целенаправленно управлять своей жизнью. Иначе ты бы просто не сумел выжить в сорокалетней одиночной отсидке. А ведь бывают и те, кто всю жизнь, с рождения и до смерти, едет на собственной машине не за рулем, а в виде вбитой в решетку бампера полудохлой птицы, в то время как его жизнью управляют другие. Но это уже другая тема. Хотя, если посмотрите вон туда — я повернул голову к все еще подрагивающему пленнику — То, как мне кажется, такую вот птицу на решетке бампера и увидите… Или я ошибаюсь, Евгений Николаевич? Без обид, но вы доминирующей или хоть чем-то управляющей в своей жизни личностью не кажетесь. Слышал я как кума Лизаветта с вами разговаривала под конец. Да и ключи были у нее… Может пора бы и вам слезть с капота?

Задрожавшей рукой отставив полупустой стакан чая, старик с трудом поднял головой, первый раз взглянул на меня прямо и тихо, но уверенно произнес:

— Я расскажу все. Расскажу все как было…

У Евгения было все как у всех. Работа. Семья. В жене и детях души не чаял. Да у жены был кто-то еще и Евгений об этом знал, но давно уже смирился — несмотря на еще молодые годы его мужское начало почти иссякло уже к тридцати. Да, честно говоря, его никогда особо и не прельщали эти кувыркания и будь его полная воля, он бы отказался от них еще раньше. Но жена требовала своего и приходилось стараться. Поэтому, когда он прознал, что у женушки появился любовник, то испытал не гнев и злость, но удивительно сильное радостное облегчение. Жене он этого, конечно, не показал. Изобразил глубокую обиду, стал жить с неким показным душевным надрывом, прилежно работая, подрабатывая, вечера проводя в углу дивана перед телевизором с бокалом разливного пива и строго следя за тем, чтобы случайно не явиться домой раньше или без предупреждения. Встречаться лицом к лицу с любовником жены он не собирался. Честно говоря, его это не то, чтобы страшило, но он даже и не знал, что может ему сказать и что вообще делать в такой глупой ситуации. Так за следующее десятилетие он его ни разу и не встретил — ну и жена делала все, чтобы избежать их встречи. Дети были его — родными, не от любовника. Это было видно сразу и любому — настолько все два зачатых в самом начале брака и благополучно рожденные сын с дочкой на него походили и во внешности, и в повадках. Ради них он и жил, себя в том числе не забывая. На самом деле после появления у жены любовника его положение как мужа в семье резко улучшилось — исчезли ссоры, жена, чувствуя глубокую вину, всячески избегала скандалов, не возражала против кружечки другой ежедневного пива, не забывала готовить его любимые блюда, а при людях вела себя с ним просто идеально. Как не радоваться такой жизни?

Тишина… лепота… умиротворение… Он наслаждался каждым днем этой жизни.

В то же время он делал ту самую многократно, где воспетую в насмешливых куплетах карьеру улитки — за двадцать лет службы в небольшом НИИ получив два крохотных повышения со столь же крохотными прибавками к зарплате. Зато с места работы они постоянно получали почти бесплатные путевки в детские лагеря и даже на море. Хотя на море он не ездил — отправлял туда жену, а сам оставался на неделю с детьми. Жена возвращалась с моря загорелая, помолодевшая и еще более виноватая, пряча от мужа глаза и ведя себя тихо как домовая мышь. Он блаженствовал…

НИИ же выдал им и участок под дачу — шесть желанных соток неподалеку от богатого рыбой большого пруда. Рядом березовые и сосновые леса, ягод и грибов столько, что и не собрать. Так с пятницы и до ночи воскресенья он стал пропадать на даче, здесь же проводя все отпуска. Сам поднял сарайчик с навесом, обжил его, начал подготовку к постройке небольшого совсем домика. При этом он понимал — не знал, а именно понимал каким-то внутренним чутьем — что жена вряд ли согласится сюда перебраться даже в старости. Так что в будущей пенсии жить ему здесь одному, лишь изредка возвращаясь в город. Ну так и почему нет? Он всегда сторонился шумных компаний, избегал чрезмерных возлияний — ежедневная кружечка пива не в счет. Машины у них не было, но на электричке привез забитый старыми книгами чемодан, расставив их на самодельных длинных полках в сарайчике. Следующей ходкой перевез еще бабкин дровяной самовар и кое-какие вещи. Пока все это не особо требовалось, но ему мечталось о вполне желанной долгой и спокойной старости, где каждый день будет похож на предыдущий. Дожить на дачке годков до семидесяти, а там можно и в гроб со спокойной душой. Мечты может и простенькие, но какие уж есть…

Все это Евгений тогда и поведал своему соседу по даче — они уселись за дощатым столом под шелестящей березой, укрывшись от полуденного июньского солнца. Компанию им составили трехлитровые банки пива и сверток с воблой. Говорил Евгений откровенно. Про жениного любовника он ни словом, конечно, не обмолвился, что было еще одним негласным соглашением между ним и женой. К чему им пересуды чужие?

Сосед дешевенькими мечтами Евгения не проникся и даже беззлобно над ними посмеялся. Сам он был человек с амбициями. Хваткий, деловой, имеющий связи. Звали его Аракел и работал он в торговой сфере. Имел жигули, а на его участке уже высился хороший кирпичный дом. Допивая третью кружку пива, умело дербаня рыбу, он успевал жестикулировать облепленными чешуей пальцами, доказывая Евгению, что так как он живет жить просто нельзя. Скучно! Что это за мечты такие? Если и мечтать о солнечной старости с книгой на коленях, то пусть рядом стоит бутылка домашнего вина, а дом пусть будет на побережье Черного моря. А чтобы этого добиться, надо старательно двигаться в нужном направлении. Движение — жизнь.

Евгений кивал и по привычке понимающе улыбался. Как раз в этот момент мимо распахнутой калитки шел невзрачный совсем мужичок в выцветшей рабочей куртке, с вислыми усами и в слишком большой для него кепке. Они пригласили его к их нехитрому столу, и мужичок не отказал. Уселся, отпил пива,