Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори

Через несколько дней, проходя по тому же региону, армия оказалась перед Команой (Пластенцией), армянским городом, который турки-данишмендиды осаждали вот уже три недели. При виде крестоносцев они обратились в бегство. Город, «с великой радостью» перешедший в руки латинян, был передан крестоносцу-провансальцу, который участвовал в экспедиции Роберта Гвискарда против Алексея и впоследствии перешел на службу Византии: «Один воин, имя которому Петр Ольпский [д’Уп или д’Алифа], потребовал у сеньоров эту крепость для себя, чтобы защищать ее, оставаясь верным Богу, Святому Гробу, сеньорам и императору. Ему уступили ее безвозмездно и с великой любовью»[346].

На эту фразу стоит обратить внимание. В действительности она отражает представление, которое, вероятно, сложилось у крестоносцев и, быть может, у византийцев по поводу способа управления отвоеванными землями, особенно там, где суверенитет империи не был полным даже до недавнего вторжения турок. Речь идет о верности многополярной и одновременно комплексной — конечно, императору, но также предводителям «Божьего воинства», которое вскоре завоюет Гроб Господень. Поскольку сами крестоносцы являлись вассалами Алексея, это не наносило никакого ущерба империи и не вызывало протеста с какой бы то ни было стороны. К тому же Анна Комнина, как видно, хвалит Петра Алифу, «мужа, знаменитого своим воинским искусством, соблюдавшего непоколебимую верность самодержцу»[347].

Комана перешла в руки крестоносцев 3 октября. На следующий день Боэмунд бросился в погоню за турками, чтобы помешать им устраивать в дальнейшем любые ловушки. Таким образом, он оторвался от основных сил армии, которая, продолжив свой путь, достигла города Коксона, распахнувшего свои врата перед крестоносцами. В нем крестоносцы пробыли три дня. Узнав о том, что турки оставили Антиохию (что оказалось ложным слухом), и воспользовавшись, вероятно, отсутствием Боэмунда, все еще преследовавшего турок, Раймунд Сен-Жильский решил послать отряд своих собственных рыцарей, чтобы захватить город. Столкнувшись с сопротивлением, рыцари Раймунда повернули назад, но один из них, Петр де Роэ, захватил несколько крепостей в долине Руджи. Ему же сдались некоторые армянские города.

Каковы были намерения графа Тулузского? Хотел ли он захватить для себя город, который он позднее будет оспаривать у Боэмунда, или только добычу, причитавшуюся первому прибывшему, как предположил это Стивен Рансиман?[348] Можно усомниться, что цели самого богатого князя в войске крестоносцев, каким был Раймунд, были столь ограниченными. Стоит предположить, что он при помощи своих рыцарей-вассалов попытался установить контроль над укрепленным городом, который необходимо было захватить в силу его стратегической важности. Мы не можем предвидеть то, каким образом он им распорядился бы, как и не можем исключать возможность того, что Раймунд надеялся завладеть этой землей, чтобы управлять ею… Вот только на каком основании, если он наотрез отказался принести оммаж Алексею и не захотел быть чьим-либо вассалом, если только это не Иисус Христос?

Боэмунду, во всяком случае, вряд ли пришлась по душе такая личная инициатива графа, который уже не раз становился его соперником. Он узнал о произошедшем в Мараше, где армия, прибывшая туда 13 октября, дожидалась Боэмунда после чреватого опасностями перехода через горы Антитавра по узким, крутым дорогам, окаймленным пропастями. «Лошади там стремительно падали вниз, и одно вьючное животное сталкивало другое. Из-за этого воины стояли в великой печали и самоистязали себя в великой скорби и горе, не зная, что делать с самими собой и со своим оружием. Они продавали свои щиты, лучшую кольчугу со шлемами всего лишь за три или пять денариев или за столько, сколько кто мог дать. Те, кто не могли продать, бросали их даром подальше от себя и шли», — с ужасом описывает их путь Аноним[349].

В Мараше жители также приняли крестоносцев как освободителей. Последние назначили сеньором этого города некоего армянина по имени Татул, который уже управлял им от имени империи[350]. Крестоносцы отдыхали в Мараше три дня, ожидая Боэмунда и Балдуина, чья супруга скончалась 15 октября. На следующий день Боэмунд со всей армией двинулся к Антиохии. В тот же день правитель города Яги-Сиан изгнал из нее греков и армян — христиан, вплоть до сего времени сохранявших ему верность, но восставших при вести о приближении крестоносцев. Их роль во время осады Антиохии оказалась весьма противоречивой.

Осада, продлившаяся более восьми месяцев, была самым важным событием Первого крестового похода — и самым значимым моментом в карьере Боэмунда. Двадцатого октября 1097 года небольшой авангард, приблизившись к городу, обратил в бегство вспомогательную армию турок. Тем же вечером «мудрый Боэмунд», опередив других военачальников, занял позицию перед восточным входом города-крепости[351].

Для него, как и для других крестоносцев, все должно было решиться в Антиохии.

10. Осада Антиохии

Перед крестоносным воинством предстала Антиохия — «засов», который необходимо было выломать, чтобы открыть путь в Палестину. Город окружали мощные высокие стены, укрепленные башнями, коих насчитывалось более трехсот. На Стефана Блуаского город произвел неизгладимое впечатление. «Мы находимся у города Антиохии, гораздо более крупного, более мощного и более неприступного, чем можно было думать», — писал он супруге[352]. Раймунд Ажильский превзошел его, говоря, что город «настолько хорошо оснащен стенами, башнями и предстенными сооружениями, что не страшны ему ни осадные орудия, ни приступы, пусть даже против ополчится весь род человеческий»[353].

Над южной частью города, расположенной на возвышенности, нависала цитадель. Горная местность плюс дополнительная защита излучины Оронта, омывавшего часть городских стен в северо-западной его части, не давали окружить город полностью. Осажденные могли производить вылазки против христианского лагеря и получать снабжение, в силу чего осада грозила затянуться надолго[354]. Роль Боэмунда с первых же дней была весомой; к концу осады она стала решающей, поскольку именно он своей умелой дипломатией добился того, чтобы город сдался. Следовательно, стоит тщательно анализировать его поведение во время основных событий осады и попытаться предельно точно определить его мотивы, цели — одним словом, его военную и политическую стратегию.

Незадолго до прибытия в Антиохию крестоносцы держали совет, решая, каким способом захватить этот огромный город. Мнения разделились. Некоторые военачальники, пишет Раймунд Ажильский (увы, без каких-либо уточнений), утверждали, что было бы неразумным разбивать свой лагерь под стенами города ради близкой линии осады. Они приводили следующие аргументы: близится зима с ее ненастьем, армия ослаблена летними потерями, лишена многих рыцарей, оставшихся в гарнизонах крепостей, чтобы их удержать… Лучше было бы, говорили они, устроиться в крепостях по соседству, чтобы перезимовать, ожидая прихода подкрепления от Алексея и вспомогательных отрядов из Франции.

Другие предводители, среди которых был граф Тулузский (хронист называет лишь его имя), напротив, выступали против такого решения, возражая, что Бог до сего времени добывал крестоносцам победы — значит, христиане вновь должны положиться на него и не бояться ни короля, ни князей, ни пространств, ни времени. Такой «моральный нажим» повлиял на решение: осада была организована у самых стен города, настолько близко, что стрелы, пущенные осажденными с башен, настигали христиан даже внутри их шатров[355].

Но почему о расхождении мнений на совете рассказал только провансальский капеллан? Вероятно, он хотел подчеркнуть влияние своего сеньора на других предводителей, равно как и его несокрушимую веру в Бога, упование на единственного Господина, которому он намерен служить. Граф Тулузский здесь противопоставлен другой партии предводителей, «людей маловерных», боязливых и слишком склонных полагаться на человеческие силы, в частности, на помощь византийского императора. Другие предводители, умалчивая об этом эпизоде, должно быть, хотели избежать упреков в трусости.

Несмотря на молчание источников, историки попытались установить, к какому лагерю принадлежал тот или иной военачальник. Военачальника Татикия большинство из них относит к тем, кто советовал повременить с осадой, ожидая подхода греческой армии. Это логично. Действительно, если при счастливом стечении обстоятельств крестоносцам удалось бы захватить город без участия греков, они могли бы посягнуть на права басилевса, удержав город в своей власти, а не передав его Алексею, который до сего времени не особо усердствовал в военных действиях.