Злые боги Нью-Йорка - Линдси Фэй

– Я дала служанке пару монет с моих денег и послала ее за клубникой. Он очень любил клубнику. Только лучше ему не стало, – безучастно сказала София.

– А с ним не случилось ничего странного? – спросил я.

– Странного? Ничо странного. Он просто ушел, – ответил Нил, София кивнула. – Скажите, откуда вы знаете про Лиама?

– Я подружился с Птичкой Дейли.

– Птичка Дейли, – улыбнулся Нил и присвистнул сквозь белые кривые зубы. – Симпатичная девчонка. И врет только так.

– Птичка умнее тебя, и она зашила платье моей кукле лучше меня, Нил Корриган, – отрезала София. – Она красивая, и врет тоже красиво. Ничего ты не понимаешь, ты там жил всего две недели. Я рада, что ее мать вернулась.

– Ее мать? – повторил я.

– Мать пришла и забрала ее. Так сказала мадам.

– Ну, это неправда. Но она выбралась, и я этому рад. Я рад, что вы трое выбрались. Ничего лучшего и не пожелать.

София, робко глядя в окно, кивнула. Нил до самого конца поездки молчал. Но сел чуть увереннее, а через две-три минуты немного придвинулся ко мне. Я счел это щедрым даром с его стороны. Большим, чем стоило надеяться.

А Птичка… она мне нравилась. Необычайно. И, несмотря на ее прежнее вранье, никто бы не поверил в существование человека в черном капюшоне, если бы не доказательство – двадцать вполне вещественных трупов.

Мы выбрались из экипажа перед собором Святого Патрика. Мне представлялось, что попасть внутрь после полуночи окажется непросто. Но мне не пришлось противостоять гигантским безликим камням и запертому входу, поскольку в окне коттеджа позади собора горел свет. Я постучал в скромную, но хорошо сработанную дверь домика отца Шихи, рядом стояли грязноногие птенчики. София, услышав приближение шагов, испуганно вскрикнула, как колокольчик дверного звонка.

Нил взял ее за руку.

– Не трясись, – сказал он властно, невзирая на ночную рубашку.

На отце Шихи, который открыл дверь, все еще был дневной костюм священника, лысая голова резко блестела при свете масляной лампы. Увидев, с кем я пришел и как они одеты, он глубоко вздохнул и распахнул дверь.

– Заходите.

Он усадил птенчиков за аккуратный квадратный стол и сходил в кладовку за хлебом и небольшим кругом сыра. Он разговаривал с нами и резал сыр. Я ждал, прислонившись к двери и скрестив руки, кровь слишком бурлила, и я пока не мог успокоиться. Отец Шихи очень мягко спросил, как их зовут, есть ли у них родители, о которых стоит говорить, и что случилось этим вечером. По большей части ему отвечал Нил, и я был рад видеть, что священник хочет заслужить его доверие, а уже потом разговаривать со мной. Не много было бы толку от его помощи, если бы дети сиганули в окно, как только он отвернется.

– Теперь ешьте, а я подберу вам пару вещей из церковной кладовой, – заключил он. – Мы с мистером Уайлдом сходим и принесем вам одежку получше. Нил, присмотришь, чтобы она поела, ладно?

– Присмотрю, отец, – ответил он.

Нил, подумал я, маленький мужчина, который любит работу. А вовсе не мальчик.

Снаружи было тепло и влажно, пахло грозой. Вскоре она дойдет до нас. Отец Шихи посмотрел на меня с откровенным интересом.

– Я был бы признателен, если бы вы рассказали, как вам удалось похитить собственность Шелковой Марш, ибо эта женщина – дьявол, а ваш брат – его лучший адвокат.

Он поманил меня к ближайшему входу в собор, держа в одной руке связку ключей, а в другой – лампу. Я желал поделиться с ним и рассказал, хотя никакой ловкостью тут и не пахло. Я пылал изнутри; мне хотелось помчаться сразу во все стороны, отращивая по пути сотни рук. Узнать мнение Мэтселла, выяснить, нашел ли Пист пуговицу, и если да, какого дьявола это значит, перестала ли Птичка смотреть на мир так, будто позади ее глаз прячутся одни пелены за другими. Рука отца Шихи замерла в груде пожертвованной одежды, когда я произнес слово «девятнадцать», но в остальном он держал свое удивление при себе.

– Хочу вам кое-что сказать, – медленно произнес он, складывая платьице и синие штаны. – Когда вам понадобится моя помощь, вы ее получите. А я боюсь, она вам понадобится. Это бочонок пороха в костре.

Мое лицо под повязкой дернулось и заболело, будто соглашаясь с ним.

– Да, но почему вы так говорите?

– Потому что, мистер Уайлд, боюсь, вас в любой момент могут отозвать с этого расследования.

Не то чтобы я боялся чего-то подобного, оно просто никогда не приходило мне в голову. Шее мигом стало жарко, будто воротник рубашки внезапно нагрелся. Я чувствовал себя оскорбленным, хоть священник и не собирался оскорблять меня.

– «Медные звезды» оставят просто так смерть двадцати птенчиков? Надеюсь, в нас больше железа. Хоть мы и не проверены временем.

Отец Шихи с решительным щелчком закрыл крышку сундука и, опершись о стол, наклонился ко мне.

– Не двадцать птенчиков. Двадцать птенчиков-католиков, которых никто не терял. До тех пор, пока это расследование можно завершить, и до тех пор, пока оно идет в соответствии с политикой демократов, вы будете человеком с серьезным и важным поручением. Но ни Джордж Вашингтон Мэтселл, ни Валентайн Уайлд не подвергнут юных «медных звезд» публичному унижению, равно как и демократы не станут заниматься неблагодарным делом.

– В тот день, когда мой брат и шеф Мэтселл отзовут меня от этого расследования, я увижу, как папа пожимает перед восторженной толпой руку президенту Полку, – с негодованием прорычал я; мой голос был грубым, будто после трубки дешевого табаку.

– Без обид, разумеется. А что касается Его Святейшества Григория Шестнадцатого, большинство жителей Готэма удивятся, когда узнают – он слишком занят борьбой с работорговлей, с железными дорогами и террористами в папской области, чтобы много размышлять об Америке, – сухо добавил он.

– Без обид, – с трудом ответил я. – Как вы собираетесь поступить с Нилом и Софией?

– Я пригляжу, чтобы им нашли новый дом, лучше прошлого, если Господь будет милостив, а прямо сейчас отведу их в Римско-католическую приютскую школу. Но предупреждаю вас: в нашем городе есть люди, для которых существует только один Бог, и Он – протестант. Скоро вы это и сами узнаете.

– Я уже знаю. Но вы тоже скоро узнаете, что в этом городе есть люди, которые беспокоятся о правах людей сильнее, чем о Боге.

– Вы считаете, это разные понятия? – лукаво спросил он.

Именно так я и считал. Но спорить на подобные темы со священником – пустая затея.

Снаружи, за освинцованными окнами, начиналась гроза, толстые капли смывали висящую в воздухе духоту. Такой дождь всегда недолог; он колотится о землю, а ты радуешься только потому, что его больше не нужно ждать. Похожее облегчение испытываешь после драки или поражения. По крайней мере, теперь я знаю, которое из них хуже.

Отец Шихи собрал одежду и взял позвякивающие ключи.

– Вам ответ не нужен, но вы не хотели меня обидеть. Мне нравятся практичные люди. Вы скоро увидите, я сам из таких, пусть и с воротничком. И вы тоже практичный, хоть и другого сорта – ни католик, ни протестант, ни нечестивец, я думаю. Будем молиться, чтобы вы не оказались единственным в своем роде; по моему опыту, ваш тип людей может принести много пользы Господу.

Я предполагал, что дни, последующие за нашим мрачным открытием, будут лихорадочными и изнурительными. И я был прав. Но, в конечном итоге, они немного значили, поскольку письмо пришло только двадцать шестого августа, а с ним и начались настоящие беды.

На следующее утро после того, как я привел Нила и Софию в Святого Патрика, двадцать третьего августа, «медных звезд» Шестого округа собрали в одном из залов заседаний Гробниц. Собрание вел Мэтселл. Большинству уже известны слухи, которые распространяются по полиции, как холера, сообщил он. За пределами населенной части города найдено девятнадцать тел детей. Часть тел зарыта около пяти лет назад, другие – совсем недавно. Все, похоже, не старше тринадцати, хотя тут можно гадать до посинения. Среди них есть и мальчики, и девочки. На всех телах, которые еще не разложились, отчетливо виден вырезанный крест. Все они, видимо, ирландцы и, несомненно, убиты. Это тайна, чернейшая из тайн в городе, где, как крысы, жиреют и процветают полуночные заговоры и скрытые откровения. И лучше бы ей оставаться тайной, сообщил нам Мэтселл, поскольку убийство ирландского парнишки по имени Лиам в Восьмом округе подхватили газеты, и сейчас о нем кричит во все горло каждый мальчишка-газетчик в городе. Я уже знал об этом, так как успел с утра пробежать «Геральд». Меня бросило в холодный пот, когда я представил, как они пляшут вокруг новости о захоронении порезанных тел, кричат о ней и выдумывают разные догадки.

– Мэб, которая первой нашла тело, ходила из газеты в газету и продавала свой рассказ, – завершил речь шеф Мэтселл. – И если я застану кого-нибудь из вас за тем же занятием, этот человек пожалеет, что он не шлюха. Поскольку когда я с ним покончу, от шлюхи его будет не отличить.