Секрет Коко - Ниам Грин

— А кто спрашивает? — Она вытирает руки о фартук и пытливо смотрит на меня. Она наверняка отлично готовит, это сразу видно, и у меня сводит желудок от голода. Как же глупо было явиться сюда без предупреждения! Нужно было просто написать ей письмо, а она ответила бы, когда выкроила бы свободную минутку.

— Меня зовут Коко Суон. Я…

— Вы из совета? Если насчет оплаты за содержание дома, то катитесь отсюда, да поживее. Я скорее в тюрьму сяду, чем вам заплачу! — Она широко расставила ноги, уперла руки в боки, подбородок вздернут.

— Нет-нет, я не по этому поводу, — поспешно отвечаю я, нервничая еще больше. А ей палец в рот не клади, как там говорится: «лучшая защита — нападение»?

— Я не из совета, — продолжаю я, — мне просто нужно узнать у вас кое-что о Тэтти Мойнихан.

— Вы знали Тэтти? — Ее зеленые глаза широко раскрываются от удивления, женщина окидывает меня взглядом с головы до ног. Не сомневаюсь — она мне нисколечко не поверила.

— Не совсем, — признаюсь я. — Но я знаю, что вы ухаживали за ней до самой смерти, я хотела спросить у вас…

— А откуда вы это знаете? — подозрительно прищурившись, спрашивает она.

— Я говорила с Дермотом Брауном, ее адвокатом. Он и дал мне ваш адрес.

Похоже, теперь я внушаю ей еще меньше доверия.

— Правда? — язвительно переспрашивает она. — Ну не нахал ли?

Вот дерьмо… Все с самого начала пошло не так. Вместо того чтобы заручиться ее доверием, я лишь еще больше все усложнила своими неуклюжими объяснениями — она может послать меня к черту в любую минуту.

— Видите ли, он не виноват. Я вынудила его дать мне ваши координаты. Понимаете, мне нужно было повидать хоть кого-нибудь, кто лично знал Тэтти. Я нашла одну ее вещь, мне хотелось бы узнать о ней побольше, — эти слова сами слетают с моих губ, я отчаянно пытаюсь донести до женщины свою мысль, боясь, что она захлопнет дверь перед моим носом прежде, чем я успею объясниться.

— Ее вещь? Какую еще вещь?

— Это история долгая и запутанная. Надеюсь, вы все же уделите мне время, и тогда я вам все расскажу.

По-прежнему держа меня на пороге, хозяйка дома снова окидывает меня подозрительным взглядом, пытаясь понять, не уличная ли я аферистка. Псы уже перестали лаять — теперь они обнюхивают мою обувь, издавая при этом странное грудное рычание. Я всерьез опасаюсь, как бы они не задрали на меня лапы и не сделали свое черное дело, чтобы пометить территорию, но все же стараюсь выглядеть дружелюбной и честной.

— Вы точно не пытаетесь мне что-нибудь продать? — спрашивает она.

— Нет, что вы, — отвечаю я.

— А может, вы хотите обратить меня в другую веру? Так я не верю во все эти ваши вуду.

— Нет. Мне действительно просто нужно задать вам пару вопросов о Тэтти, вот и все. Я не отниму у вас много времени, обещаю. Хотела позвонить вам заранее, но так и не нашла ваш номер. А сегодня проезжала мимо по делам и решила заглянуть к вам в гости. Знаю, все это выглядит очень странно.

Я стараюсь держаться легенды, придуманной для меня Рут, и, кажется, это срабатывает — по выражению лица женщины я догадываюсь, что она готова открыть для меня врата своей крепости.

— Что ж, тогда входите, — неохотно приглашает она меня. — Надеюсь, вы не серийная убийца?

— Нет-нет.

— Ну хорошо. Будь вы какой-нибудь маньячкой, я бы на вас псов спустила.

В этот самый момент, очень вовремя, все трое опять начинают злобно лаять на меня, и, переступая порог, я уже совсем не уверена, что насчет своих намерений она пошутила — по одному только их виду уже понятно, что они с удовольствием разорвали бы меня в клочья, если бы захотели, особенно этот мелкий: он из них явно самый норовистый.

Я следую за ней по узенькому коридорчику, восхищенно озираясь по сторонам. Снаружи этот дом выглядел довольно просто, но внутри все оказалось совсем иначе, чем я себе представляла. Стены в прихожей были выкрашены в снежно-белый цвет, африканские маски из темного дерева висели на них строго в ряд, перемежаясь с нарисованными акварелью пустынными пейзажами. Пол под ногами устлан красной шерстяной дорожкой, скорее всего, марокканского происхождения, а потолок покрыт яркой мозаикой тончайшей работы. У меня дух захватывает от такого интерьера.

Я вхожу в кухню, расположенную в дальней части дома, и снова удивляюсь, насколько прекрасно обустроила свое жилье его хозяйка — здесь дивно светло, отчего создается впечатление, что комната очень велика. Над чисто прибранным кухонным столом висит огромный ковер-картина, на котором изображена африканка, убаюкивающая свое дитя. Пол сделан из белого дерева, а мебель, выкрашенная в желто-коричневый цвет, расставлена свободно по всей комнате. Здесь тоже повсюду лежат марокканские коврики. Должно быть, либо ее друзья и близкие, либо сама Мэри Мур много путешествовала.

— Садитесь, — коротко приказывает хозяйка, и какую-то долю секунды я сомневаюсь, обращается она ко мне или к своим собакам. Только когда она кивает в сторону стула, стоящего у стола, я догадываюсь, что она все же имела в виду меня.

Я присаживаюсь за стол, не спуская глаз с псов, которые кружат по комнате, обнюхивая пол.

— У вас прекрасный дом, — говорю я. — Вы много путешествовали?

— Да, мне довелось много работать медсестрой за рубежом, — уклончиво отвечает женщина.

— И где же? В Африке?

— В том числе. — Мэри поджимает губы, давая понять, что на подобные вопросы она отвечать не намерена. — Мне нужно поставить выпечку в духовку — погодите минутку.

Я наблюдаю за тем, как она проворно отправляет противень с аккуратными шариками вязковатого теста в печь, и пытаюсь придумать, что бы рассказать ей прежде, чем перейду к главному — к сумочке. Я бы очень хотела как-то разрядить обстановку, но хозяйка этого дома явно не стремится пойти мне навстречу.

— Любите печь? — интересуюсь я. Выпечка — прекрасная, ни к чему не обязывающая тема для разговора, это уж точно.

— Не очень, — сухо отвечает она, на корню зарубив мои попытки наладить разговор.

Она молча снимает фартук и моет руки в глубокой раковине, явно привезенной из Белфаста.

— Но сейчас я работаю в доме престарелых — с тех самых пор, как Тэтти умерла, — а большая часть его обитателей обожают пшеничные лепешки, так что я стараюсь печь их каждый раз, когда иду туда на ночное дежурство, — продолжает она, тщательно вытирая руки кухонным полотенцем, и усаживается напротив меня. Трое псов прекращают возню и ложатся у ее ног.

Я отмечаю про себя, что она не предлагает мне чаю. Мне придется нелегко. Женщина испытующе смотрит на меня, ожидая, что я начну свой рассказ. Действительно, самое время.