Визит черной вдовы - Марина Серова

— Ни за кем. Сашку твоего спасаю. И у него уже остается все меньше времени!

Кстати, у меня тоже. Пока я тут погрязла в сводничестве, мое расследование буквально не продвинулось ни на йоту! Ну, сейчас я впихну в его объятия эту черкесскую красавицу и заставлю хоть под дулом пистолета везти меня по памятным местам, где они веселились с Аркашкой.

— Кстати, ты случайно не знаешь, где может находиться сейчас Аркадий Никаноров? — спросила я ее неожиданно и в лоб.

Непонимающий ясный взгляд.

— Никаноров? Это кто?

— Ну, Аркашка — охранник твоего Саши! Он раньше с ним все время ездил.

— Понятия не имею! — дернула плечиком Маша.

Ее взволнованный, растерянный вид, чуть зардевшиеся щеки придавали ей еще больше очарования и невинности. Тонкие руки и чуть выступающие ключицы, шея в завитках темных волос, длинные загнутые черные, как сажа, ресницы… Совсем юная девочка, такая хрупкая, нежная, как цветок! Вот уж кто вне всяких подозрений! Хотя моя профессия не позволяет освобождать от них никого.

— Ты что, никогда раньше не видела этого охранника Аркашку? — спросила я.

— Видела, но я с ним особо-то и незнакома.

Незнакома — даже странно. Пальцев-то с ним вроде бы дружил, отдыхали вместе. А его возлюбленная незнакома с этим Аркашкой?!

— Значит, он ждет меня в машине? — спросила Маша, еще больше краснея. До чего все же милая девчушка!

Так, пора им уже воссоединиться — конечно, под моим чутким руководством.

— Да, Маша, иди к нему, и ты сама не представляешь, сколько народу ты спасешь! — Я смотрела на нее, как на Деву Марию, спасительницу.

Она глубоко вздохнула и решилась:

— Иду! Только подожди, я сейчас заскочу в дом на минуточку! — И она птичкой вспорхнула на крыльцо. Наверное, побежала немного причепуриться, решила я, сорвала с дерева зеленое яблоко и с удовольствием в него вгрызлась. Черт! А хорошо здесь, в саду! Птички поют, бабочки порхают! По такому саду надо бежать в легком ситцевом сарафанчике прямо в объятия к своему возлюбленному! Как сейчас и поступит эта счастливая Маша. Думаю, она все же его любит — уж такое волнение в глазах! Просто не так легко порой побороть в себе гордость!

Я сорвала еще одно яблоко. Что-то Маша слишком долго там охорашивается, но кто посмеет ее за это осудить? Это меня поджимает время, а ей-то что?.. Я почувствовала приятную гордость от сознания того, что делаю доброе дело: помогаю соединиться двум страдающим сердцам! Сейчас она побежит к нему — вот по этой вот дорожке, и, наверное, две головы — рыжая и черная — сольются в поцелуе! Будем надеяться, конечно… Эх, какая бы это была настоящая красавица, просто королева в средневековом замке семьи Пальцевых! Ее необычайная стройность, легкость, горделивая осанка, корона из черной косы! Воображение живо нарисовало мне ее в образе Марии Стюарт: длинное белое платье с гофрированным воротником, величественная стать, бриллиантовая диадема в черных волосах — Маша сидит за белым роялем в зале Пальцевых, и блики от венецианской люстры пробегают по ее классическому лицу!

И я в полном умилении догрызла третье яблоко. Где-то за калиткой мыкался и изнывал несчастный Сашка. Ну, ничего, милый, — недолго ждать осталось. Теперь баш на баш: я тебе Машу, ты меня везешь на экскурсию по памятным местам. А заниматься любовью поедете потом — успеете еще…

Зеленые яблоки оставляли во рту кислейший привкус, жутко захотелось пить. И, в конце концов, хватит ей там копаться!

— Маш! — позвала я. Молчание. Надеюсь, она не накладывает на свое изумительное личико какой-нибудь деревенский макияж с розовой перламутровой помадой и голубыми тенями! А то ведь такую красоту и испортить недолго… «Надо этот момент тоже проконтролировать, — решила я, поднимаясь по ступенькам крылечка. — И попью заодно!»

Я вошла в дом и оказалась на застекленной веранде. Огляделась. Дощатый пол, довоенная мебель с финтифлюшками. Миска с малиной на столе — красота! Вот бы где жить — настоящий рай! Тут же на столе стояла банка с компотом, и я без зазрения совести из нее отхлебнула — коль уж Маша забыла про свои хозяйские обязанности. Ей простительно. Кстати, где она? Я огляделась: а этот деревянный домишко весьма немаленький. Впрочем, деревянными были только веранда и сени, остальное — кирпичное.

Я проникла в темные сени, где обалденно пахло бочковыми огурцами. И точно, в углу стояла бочка, откуда и разносился изумительный аромат укропа, чеснока, хрена и прочих приправ. Нет, это же просто мечта! Ради такой простой здоровой деревенской жизни, ради этой благоухающей бочки соленых огурцов можно и наплевать на все замки, люстры, «БМВ»-«тройку» и бриллианты!..

Хотя, конечно, огурцы можно солить и в замке! Поставят бочку к Михеичу, чтобы общий вид не портить. Нет, к Михеичу нельзя — он сожрет! Размышляя таким образом, я очутилась возле бочки и повела носом. Затем, чувствуя себя преступницей, запустила туда руку и извлекла маленький загнутый огурец. Как тут можно удержаться?!

Ну вот — теперь я вся пропахла рассолом! Где бы смыть с себя следы преступления — я оглянулась в поисках умывальника. Вдруг откуда-то из глубины дома донеслись смутные голоса. Я вслушалась: один из голосов принадлежал этой барышне-крестьянке! А вот кому второй?! Я была уверена, что в доме никого, кроме Маши, нет. Стараясь не скрипеть половицами, я миновала сени и оказалась в небольшой проходной комнате с железными кроватями, на которых подушки были уложены одна на другую в форме пирамид и накрыты сверху тюлевыми накидками. Настенный коврик изображал традиционных оленей… Голоса были ближе, они доносились, по-моему, из комнаты, которая, наверное, находилась через одну. Теперь я ясно слышала, что второй голос был мужским, он звучал громко и сердито. Отец? Не пускает дочку на свидание?!

В любом случае — я должна вмешаться. Если это строгий папа — убедим, если старший братец — победим!

Я на цыпочках прокралась в большую комнату и замерла: за полуприкрытой дверью следующей комнаты что-то происходило! Раздался хрипловатый мужской голос:

— Сиди на месте и не рыпайся, я тебе говорю!

— Я уже не могу не выйти, как ты не понимаешь! — Голос Маши звучал совершенно по-другому.

— А ну сядь, кому сказал! — снова рычание невидимого мужчины. Ну если это папаша-самодур, сейчас я с ним разделаюсь! Я толкнула дверь, вошла — и обомлела! На старом венском стуле возле комода сидел в одних плавках чернявый мускулистый парень, не оставляющий сомнений в своем сходстве с Антонио Бандерасом! Его бицепсы опоясывали татуировки в виде браслетов, на груди болтались какие-то кулончики, длинные волнистые волосы были собраны в хвостик! Жгучий черный взгляд исподлобья — и вот он вскочил резко, как дикий зверь, и замер, словно перед прыжком. Маша стояла белее простыни. Все это отпечаталось в моем сознании в какие-то полсекунды, и вот моя рука уже оказалась в сумочке, сжимая «макаров». Доля секунды — и дуло пистолета нацелилось на них.

— Ты, я думаю, Аркадий Никаноров?! — прозвучал в тишине мой голос. Кровь разом отхлынула от его смуглого лица, и оно стало серым.

Все ясно.

— Быстро сюда кассету! — заорала я, направляя дуло то в его голову, то в ее. — А ну, колитесь, где она, или ваши мозги размажутся по стенке! И где Катька, ну?!

— Аркаша, я тебе говорила — она детектив, она стрелять будет! — Из горла Маши вырвался какой-то писк, несовместимый с ее горделивой осанкой. Хотя от этой осанки сейчас не осталось и следа: девушка сгорбилась, как старуха, и казалось, вот-вот рухнет на пол. Аркаша также как завороженный смотрел на мой «макаров» и, по-моему, не на шутку испугался. Тоже мне, охранник!

— Так, короче: играть мне с вами некогда! А ну, быстро сели на пол! Оба!

Они послушно сели. Две пары черных глаз уставились на меня — ну что за парочка, ей-богу! Что вообще все это значит? Но прежде чем выяснять суть происходящего, я должна как-то взнуздать эту парочку! Не снимая их с прицела, я свободной рукой достала из сумочки наручники и подошла к ним.

— Шевельнешься — убью! — предупредила я Аркашку и пристегнула его руку к Машиной ноге. Аркашка пытался выбить у меня пистолет, за что получил кроссовкой прямо по своему испанскому рылу. Маша завопила.

— Цыц, дура! Сейчас будем разговаривать! — Я ткнула пистолетом ей в шею.

На стуле висел какой-то поясок, им я привязала свободную руку парня к ножке стола. Маше я завела руки за спину и связала их намертво тюлевой накидкой, сдернутой с подушек. Все — теперь они далеко не улетят, и я села перед ними на венский стул.

— Ну а теперь поговорим. Где Катька? Отвечай быстро, ты, козел испанский! — Я приставила дуло между его живописных бровей.

— В бане, — сквозь зубы процедил Аркашка.

— Она там что — парится?!

— Она там сидит!

— А кто ее туда посадил?! — спросила я, обалдевая.