Предназначение. фантастический роман - Николай Лапшин

Иван поднялся с земли и сказал:

«Брось, Петруха, рвать себе сердце, остались живы, остальное приложится. Не гневи Бога!»

Через полчаса Иван принес запотевшую трехлитровую банку пива, в большой миске шашлык, обильно приправленный зеленью и луком, достал из кармана бутылку Столичной.

«Сдачу грузин оставил в залог, рублей тридцать будет. Посуда-масуда тоже говорит денег стоит!» – отчитался Иван.

Выпили по стопочке, от души запили холодным пивком, закусили шашлычком. Сходили на пруд, окунулись, но вспомнив об оставленных поясах, быстро вернулись к одежде. Решили купаться по очереди.

Глава 22. Друзья знакомятся с Гороховым

Метрах в десяти от их «поляны» друзья увидели мужчину лет шестидесяти и комендантшу. Она доставала из большой хозяйственной сумки съестные припасы: судок закутанный в полотенце, пакеты с овощами и многое другое. Увидев друзей, комендантша проговорила:

«Привет труженикам полей!»

Мужчина благосклонно улыбнулся и поздоровался. Ребята уселись на траву, Петр налил в стаканчик водки и предложил незнакомцу:

«Выпьете?»

«А почему не выпить если добрые люди угощают, тем более, что пришли мы сюда отдохнуть да кровь потешить. Вся жизнь работа и лишь мгновения в ней искры отдыха души!» – он принял стаканчик из рук подошедшего к нему Петра, выпил одним глотком, бросил в рот попавшую под руку ягоду-клубнику и сказал: «Благодарствую!»

Комендантша спросила у мужчины: «Может пригласим ребят?»

Мужчина встал и щедрым жестом предложил, обращаясь к друзьям в третьем лице: «Петр Иванович Горохов приглашает вас, молодые люди, к столу. Чем богаты, тем и рады. Компания хороших людей сделает вино слаще, а еду – он замялся подыскивая нужное слово – смачнее». Петр Иванович рассмеялся довольный своей остротой. Петр и Иван представились ему.

«Вот видите, вы оба составляете мое имя и отчество» – заметил Петр Иванович.

Пили, ели. Купались. Петр Иванович оказался заместителем ректора академии по хозчасти.

«Ребята, я просто завхоз в генеральских погонах, если у вас будет нужда по части разных шурум-бурум или по части общежития в Москве, обращайтесь прямо ко мне. Всегда рад помочь хорошим людям». – говорил посмеиваясь Горохов.

Солнце склонялось к лесу. С дороги послышался гудок автомашины. Петр Иванович вздохнул и проговорил:

«Люсик, нам пора, Серега сигналит. Сходи к нему, попроси пусть подъедет поближе, не хочу светиться».

Комендантша ушла и минуты через три к ним подъехала черная Волга. Из неё вышли Людмила и крепкого телосложения водитель. Петр Иванович встал, отошел в сторону и поманил друзей за собой. Горохов достал из кармана визитку и отдавая её Петру сказал:

«Будет нужда, обращайтесь, чем смогу, помогу. Вы люди молодые, могу устроить вас учиться в академию. До свидания».

«Дешевый фраер» – подумал Петр и ошибся.

Петр Иванович Горохов по жизни был всегда фраершей и приезжал он на пруд на смотрины, которые в срочном порядке устроила его старая наперсница Людмила. Судьба еще раз решила проверить наших героев на прочность. Комендантша оставила всю выпивку и продукты ребятам. Они собрали остатки пиршенства и пошли выполнять дневной план. Работа есть работа. Проходя мимо шашлычной Иван вернул банку и посуду, получил сдачу. Опрыскивание окончили с последними лучами солнца. Поставив трактора на машинном дворе, расписались у сторожа и пошли в общагу. Поужинали харчами Петра Ивановича, вышли прогуляться. Смолкли дневные звуки, сверчки завели свою вечную песнь. На землю опустилась тишина.

«Вань, а не пора ли нам выныривать? Прошвырнемся на выходных по Москве, послушаем, что народ говорит, прикинем, где наши пояса можно сбагрить. В общем нам нужно баблом разживиться. Бабки будут, легче будет крутиться, иначе меня тоска зеленая сгрызет. Не тракторист я, и не лошадь, я солдат, Ванька, солдат!» – тихая, горячечная речь Петра, переходила в крик.

«Петя, ты че братишка? Остынь, люди кругом. Уймись!» – уговаривал шепотом друга Иван.

«Нервы ни к черту – проскрипел зубами Петр – пошли подальше брат, расскажу о себе. Может легче станет?» – попросил Петр.

Глава 23. Казаков о прошлой жизни

На окраине опхозовского поселка, вдали от людских ушей, Петр рассказал Ивану историю своей жизни:

«Родился я в казачьей семье, на Юге России. Мать, Любовь Григорьевна, женщина добрая и покладистая, вышла замуж за приемыша бабки Прасковьи. Отец рассказывал, как попал к Бурлаковым. Он с толпой беженцев вошел в станицу и остановился возле двора Бурлаковых. Дальше идти не было сил. Любаша слезами и уговорами упросила мать покормить мальчика и оставить до утра. Прасковья позвала парнишку, велела вымыть руки и взяв его за худющее плечо подвела к столу, сказала:

«Садись, хлопец, поснидай чем Бог дал».

Она положила на стол ломоть хлеба, налила полкружки молока, потом пошептав про себя, решительно долила кружку до краев. Глечик с молоком приказала Любаше поставить в погреб.

«Ты хлопчик поешь, поспишь на сеновале, а завтра пидешь дальше, куды тильки не знаю!»

Прасковья подперла голову руками и из глаз её полились слезы.

«Куды гонют, куды бегут люди, до Каспия добегут, а далее куды?» – задавала вопрос сама себе Прасковья.

Утром Петечка поблагодарил Прасковью за хлеб и за кров и собрался уходить. Она не выдержала и прижав его к себе, сказала плача:

«Куды ж ты пойдешь шкилетина бездомная, ты ж дальше станичного кладбища не уйдешь!»

Прасковья переступила через порог благоразумия. Материнское чувство победило реальность. Великая душа была у моей бабки, простой, полуграмотной казачки, Прасковьи Ивановны Бурлаковой. То что она перенесла хватит и десяти мужикам за глаза. Перенесла и осталась человеком!» – закончил свой рассказ Петр и отбросил окурок в сторону.

«Петя, расскажи о ней, прошу тебя!» попросил заинтересованный Иван.

«Хорошо, расскажу тебе о своей бабушке, о временах её молодости и о судьбах людей встретившихся ей на жизненном пути. Скажу тебе больше, что всем хорошим, что есть во мне, я обязан своей бабке Прасковье, а если что-нибудь прибрешу, не суди строго» – сказал повеселевшим голосом Петр, которому было приятен Иванов интерес к судьбам близких ему людей.

Послушаем и мы, читатель, рассказ внука героини давно минувших дней и постараемся понять мировозренческие взгляды нашего героя, Петра Казакова, на эти события.

«Началась гражданская война. Потянулись казаки по ночам в степь, в Предгорье, в надежде пересидеть смутное время, не попасть старым и новым властям под горячую руку. Беда пришла по железке. В станицу ворвался конный отряд, который прошелся по главной улице, как порыв ветра, и через некоторое время со стороны железнодорожной станции послышалась ружейная стрельба, а затем раздались пушечные выстрелы. По частоте и звуку урядник Бурлаков определил:

«Бронепоезд бьет, мать твою ….!»

Станцию и станицу занял красноармейский отряд. Тарахтели по улицам бронеавтомобили. Рыскали конные разъезды. На столбах, воротах появились листки с приказами: «Всему мужскому населению быть на сходе возле станичного правления!»

«Населению сдать все имеющееся холодное и огнестрельное оружие!»

«Станичное атаманское правление упраздняется в станице устанавливается Советская власть!»

«За неисполнение приказов Реввоенсовета и других органов Советской власти в прифронтовой полосе высшая мера социалистической защиты – расстрел!»

В полдень следующего дня все взрослое население станицы, влекомое любопытством, понуканиями и призывами дикого вида иноверцев в мерлушковых шапках, собралось возле станичного правления, перед которым был сооружен помост и арка обвитая кумачевыми полотнищами.

Транспарант призывал: «Граждане казаки! Смерть мировой буржуазии! Свобода, равенство, братство!»

Председатель Реввоенсовета предстал перед народом и водрузив очки на нос, неожиданно для его щуплой фигуры, прокричал мощным голосом:

«Граждане казаки! Пришло время спросить у вас, вы за кого, за мировой пролетариат, или за мировую буржуазию?». Закончил речь Троцкий приказом, он именем Российской социалистической республики объявлял казаков Кизиловской станицы от восемнадцати до пятидесятилетнего возраста мобилизованными в Рабочее-крестьянскую Красную армию. Попытки уклонения от мобилизации будут присекаться и караться по законам военного времени. Расстрелом на месте. Толпа загудела, люди подались по домам. Прозвучал выстрел, возникла паника. Затянутые в кожу люди скрылись, уводя своего вождя, душителя русского народа, лучшей его части, крестьянства и казачества.

Стоявшие в укрытиях бронеавтомобили хлестнули по толпе мужчин, женщин, стариков и детей пулеметными очередями. Советская власть пришла в станицу. Со стороны станции донеслось уханье пушек, по станице был открыт артиллерийский огонь. Снаряды рвали тело станицы. Прасковья, прижав руки к груди, беззвучно повторяла: «Господи, образумь людей! Люди они или нелюди?»