Осколки Русского зеркала - Александр Холин

– Бог с вами! – воскликнул архимандрит. – Это выходит за рамки всяческих приличий! Я просто не разрешу вам делать глупости!

– Ах, полноте, владыка, – одёрнул его император. – С детских лет мне запрещалось делать глупости, и я так по ним соскучился, что удержать меня не сможете даже вы. Лучше распорядитесь, чтобы лодка к утру находилась на берегу в том месте, где начинается монастырская лестница.

Чуть свет к этому месту по длинной каменной лестнице спустились Фёдор Кузьмич и Государь. У лодки их поджидали двое монастырских послушников, но император отправил обоих назад с наказом поблагодарить архимандрита Агафангела за предоставленную добротную посудину.

– Конечно, не моё дело, Государь, – проворчал Фёдор Кузьмич, – только зря вы отправили послушников.

– Нам вдвоём легшее будет, – отрезал царь. – К тому же, тебе казаку управиться с лодкой не составит труда. Или обленился уже и забыл, что ты не всегда был царским камергером?

Фёдор Кузьмич ничего не ответил, усадил царя в лодку, оттолкнул посудину от берега, запрыгнул сам и сел на вёсла, будто бы всю жизнь только этим и занимался. Солнце ещё не показывалось из-за горизонта, но грозовые тучи над морем развеялись и бледнеющие звёзды обещали скорое наступление нового осеннего дня. До скалы от берега было не больше четверти кабельтова,[57] и казак-камергер быстро преодолел это расстояние.

Император принялся осматривать скалу, но в утренних сумерках ничего разглядеть не смог, хотя море было спокойным. Вероятно, не видно ничего было ещё от поднимающейся над морем дымки. Такое иногда бывает на Чёрном море, особенно в конце осени. И только когда первый проблеск восходящего светила показался над горизонтом, висевшая недалеко от этого места утренняя звезда, будто бы отразила солнечный лучик, и тот на несколько мгновений осветил скалистый бок острова Явления.

Государь потребовал ближе подгрести к этому месту и почти сразу же утреннюю тишину черноморья прорезал крик восхищения:

– Гляди, Фёдор, гляди!

Фёдор Кузьмич послушно взглянул на скалу, куда показывал пальцем Александр Благословенный, но сперва ничего не разглядел. Однако всего через минуту его острые глаза различили выбитый на базальте символический знак восходящего солнца, раздвоённого посередине вертикальными линиями, уходящими под воду. Символический рисунок был выполнен у самой поверхности воды. Может быть, поэтому его ещё никто не приметил.

– Так, – Александр хлопнул ладонью о борт лодки. – То, что мы ищем, должно быть под водой именно в этом месте! Надо нырять.

– Но я не хочу нырять в холодную воду, Государь! – взмолился Фёдор Кузьмич. – Да и что всё-таки мы здесь ищем?

– В этом месте хранятся сокровища древних аланов, которые необходимо истратить на прославление Церкви Христовой, – пояснил император. – И нырять тебя никто не заставляет. Без тебя справлюсь.

– Что вы, Государь, что вы! – завопил казак. – Если желаете, я нырну, только скажите, что там должно быть?

– Нырять тебе не придётся, – упрямо повторил царь. – Ибо сокровище будет дано только в руки избранному, то есть мне. Поэтому нырять буду сам. Вот почему я не хотел брать с собой монастырских послушников. J`en ai le frisson que d`y penser,[58] если это сделает кто-то другой!

– Государь…, – пытался было возразить царский камергер, но мысль его так и осталась не озвученной, поскольку жёсткий взгляд императора наложил печать молчания на язык Фёдора Кузьмича.

Александр быстро скинул с себя мундир и остался в одном исподнем. Потом попросил камергера подвести лодку ближе к скале, на которой был изображён символ для входящего, и нырнул в уже освещённую осенним солнцем воду. Брызги холодной воды попали в лицо казаку, и он невольно вздрогнул. Потом достал из кармана большой клетчатый платок, вытер лицо и осуждающе покачал головой. Ему казалось, что ничего путного из затеи императора не выйдет, но Государь не любил когда ему перечат, поэтому Фёдор Кузьмич решил не трогать и не торопить ход событий. Всё равно долго в такой холодной воде царь находиться не сможет.

Так и получилось. Голова Александра показалась над поверхностью воды. Он судорожно схватился за борт лодки, но подниматься не стал. Более того, отдышавшись, император вдруг произнёс:

– Мы на верном пути, друг мой. Там, похоже, подводный вход внутрь острова. Правда, вода холодная. Но я сейчас попробую всё-таки нырнуть в эту пещеру и посмотреть что там.

– Помилосердствуйте, Государь! – взмолился камергер. – Виданное ли дело, чтобы император Государства Российского какие-то клады высматривал?! Да и в пещеру-то нырять не надобно. Лико не получится? Тогда как назад? Пожалей меня, Александр Павлович!

Мольба казака была такой жалостной, что император даже улыбнулся:

– Ничего, не дрейфь Фёдор Кузьмич! Мы с тобой чего только в жизни не повидали!

Сказав это, Александр снова нырнул. Но на этот раз его не было довольно долго. Фёдор начал беспокоиться и принялся скидывать с себя одежду, намереваясь отправиться вслед за царём на его поиски. Только купаться в холодной воде казаку не пришлось. Голова императора снова показалась над поверхностью моря чуть вдалеке от лодки. В несколько сажёнок Александр доплыл до посудины, ввалился через борт и затих на дне лодки. Камергер кинулся к нему. Но поскольку ни полотенца, ни сухой простыни для растирки у него не было, то решил разогреть императора старым казачьим способом. Фёдор Кузьмич вытащил из кармана походную фляжку, отвинтил крышечку и влил содержимое в рот императора. Тот закашлялся, вскочил и чуть не опрокинул лодку. Но всё обошлось: Александр сел на корме и, держась рукой за грудь, недобро посмотрел на камергера:

– Что за гадость ты в меня влил, любезный?! От такой дряни сразу окочуриться можно!

– Фи, Ваше Величество, – пожал плечами камергер. – Что за слова: «дрянь», «окочуриться»? Вы в каких жидовских конюшнях таких слов нахватали? А во фляжке у меня настоящий Донской самогон. Любого на ноги подымет!

Фёдор Кузьмич демонстративно отвинтил крышечку и приложился к горлышку фляжки. Затем крякнул, вытер губы рукавом и протянул фляжку императору:

– Не изволите ли ещё глоток для сугреву, Ваше Величество?

Государь осторожно взял фляжку, понюхал горлышко, но пить не стал. Видимо, запах у самогона всё-таки претил вкусам императора. Он вернул фляжку камергеру и велел грести к берегу:

– Давай, Фёдор Кузьмич, давай греби. В монастыре нас игумен Агафангел и обогреет, и напоит, и накормит. Ты не представляешь, какую мы ему радость везём!

– Что вы там видели, Ваше Величество?

– Видел! Много чего видел! Представляешь, под водой действительно вход. Вход в подводный грот. И там светло! Свет проникает в грот через скальные трещины в двух местах. Грот небольшой. Но там, на базальтовом полу свалены полуистлевшие ковры, золотые кубки, потиры и другая церковная утварь. Стоят сундуки, но в них я заглядывать не стал. Видимо, наследие из Византии, а не от греков.

– Почему из Византии? – поинтересовался казак.

– Потому что там много прекрасных икон в золотых окладах, – пояснил Государь. – У греков таких не было. Тем более у аланов. К тому же, меня поразила одна икона, явно не православного толка. Там изображён святой с пёсьей головой! Такого не может быть!

– Почему не может быть, Государь? – усмехнулся Фёдор Кузьмич. – Это икона Святого Христофора. Я давно о ней слышал. В нашей станице, которая считается столицей Донского казачества, об этом любят посудачить бабушки длинными зимними вечерами.

– Я тоже слышал, – признался император. – Моя бабушка, Екатерина Великая, ещё в детстве рассказывала мне об этом, но я не верил. Списывал всё в раздел бабушкиных сказок. Оказывается бабушкины сказки во всех слоях общества – не такой уж большой вымысел.

– Истинно так, – царский камергер тряхнул головой. – Нам сей час быстрее надо добраться до монастырской кельи. Я разотру вас, укутаю в тёплую простыню, и вы сможете поделиться своими соображениями с архимандритом Агафангелом.

– Отнюдь не против, – согласился император.

Обратный путь занял довольно небольшое время, но уже на лестнице при подъёме в монастырь, Александра прохватил жуткий озноб. А когда оба кладоискателя ввалились в отведённое на их нужды жильё, царские зубы выбивали чечётку такого звучания, что позавидовать мог бы любой профессиональный музыкант.

Глава 8

Вилена недоверчиво покосилась на своего спутника. То, что ей рассказал Давид о закупоренной комнате в подвале Дома Чертковых, было, на первый взгляд, находкой, вызывающей любопытство. Только почему Давид сразу ничего не сказал об увиденных сундуках? Ведь нынешняя хозяйка Дома добровольно показала им подвал, даже высказала свои соображения по поводу подземной Москвы. Неужели Ляля не помогла бы им обследовать запечатанную комнату?

– Лариса Степановна в этом особняке выполняет какую-то свою обязанность, – будто отвечая на незаданный вопрос, поразмыслил вслух Давид. – Конечно, мы должны быть благодарны ей за неожиданный экскурс. Знаешь, мне кажется, вовсе не Николай Сергеевич Чертков назначил её в администраторы.