Невидимые руки - Стиг Сетербаккен

— Привет, — ответил я.

Она вынула ключ и отперла дверь. Вошла, а я остался стоять на лестнице. Она не пригласила меня пройти в дом, но и не прогнала.

Дверь продолжала стоять открытой. Я услышал, как она раздевается, и вошел.

— Может, закроешь дверь? — сказала она.

Это было сказано совершенно тусклым голосом, без выражения, без эмоций. Она взяла сумку и исчезла.

Снимать обувь? Вешать куртку на вешалку? Ждать ее возвращения в прихожую и попробовать начать разговор о том, что нас ждет дальше? Были у меня какие-то права на присутствие в ее квартире или я стал посторонним, чужим для нее человеком?

Я услышал, как она включила кран на кухне, но, войдя, увидел, что она просто стоит перед мойкой. Я обнял ее за плечи и спрятал лицо в ее волосах. Она не шевелилась. Я крепко прижимал ее к себе, но она не реагировала.

Тогда я отпустил ее. Она повернулась. Мне хотелось, чтобы она что-нибудь сказала, но понял, что она этого не сделает. Во всяком случае, первым нарушить молчание должен был я.

— Что происходит, Ингер? — спросил я. — Что с нами происходит?

Я не узнал своего голоса.

Она погладила меня по щеке.

— Не знаю, — тихо сказала она. — Не знаю.

— Я не могу… — начал я, но запнулся.

Она обняла меня. Наконец-то я почувствовал ее тело. Оно было рядом и не сопротивлялось. Я нашел ее лицо, прижал свои губы к ее губам. Я знал, что она должна стать моей. Хочет она или не хочет, она должна стать моей. Она открыла губы, но только слегка, без страсти, и то потому лишь, что я принуждал ее. Больше похоже на легкий укус, чем на поцелуй.

Она опять напряглась.

Я выпустил ее.

— Я не знаю, Кристиан, — сказала она. — Все так запуталось. Я ничего толком не знаю, ничего не понимаю.

— А что тебе нужно понимать? — сказал я.

— Дай мне время. Сейчас я не мену ничего решить.

— Я подожду, — сказал я. — Я буду ждать, сколько тебе потребуется.

Она улыбнулась.

— Ты такой хороший, — сказала она.

Увидев ее улыбку, я почувствовал себя так, как будто кто-то ударил меня в грудь.

Я не хотел спрашивать, но остановиться было уже невозможно, и у меня выскочило:

— А как у тебя с Халвардом?

— В каком смысле?

— Как у тебя с Халвардом? С ним ты тоже не можешь разобраться?

— Кристиан, о чем ты говоришь?

— Ты с ним тоже не можешь разобраться? Он же был у тебя только что, разве не так?

По ее лицу пробежала тень досады.

Мы долго стояли молча.

— А теперь уходи, — сказала она наконец.

Казалось, что в тот момент, когда она это говорила, она стояла очень далеко от меня.

— Уходи. Понятно?

Она подняла руку.

— Ты должен уйти. Тебе нельзя тут оставаться. Ты что, сам не видишь этого?

Портье вздрогнул, увидев меня, быстро спрятал что-то под газеты, лежавшие перед ним на стойке, и изобразил на лице вежливое участие.

— Кто в двести четырнадцатом? — спросил я.

— Вы ищете Риту?

— Я ищу Риту, — сказал я. — Она еще там?

— Да. — Он посмотрел на часы. — Но она сейчас занята. Она не одна.

На лестнице я оглянулся, успел увидеть, что портье продолжает что-то говорить, но уже не слышал, что именно. Дверь была заперта. Я подергал за ручку, громко постучал и крикнул, чтобы немедленно открыли. В номере началась возня, шум, потом дверь открылась. На Рите был халатик, ее волосы торчали в разные стороны, и — что, возможно, объяснялось светом, падавшим из коридора, — теперь она казалась старше, с квадратным подбородком и синевой под глазами.

Сначала она изобразила на лице оскорбленную невинность. Я распахнул дверь. Около кровати стоял мужчина средних лет с каплями пота на лбу, он застегивал рубашку, а увидев меня, издал приглушенный стон.

Рита спросила, какого черта я ворвался к ней таким образом? Я пропустил ее вопрос мимо ушей, подошел к ее клиенту и предъявил ему удостоверение. Он засопел, вспотел и начал сбивчиво объяснять, как он здесь оказался. Слушать я его не стал, а просто отправил домой к жене и детям.

Когда он убегал, у него был вид человека, только что чудом избежавшего смертного приговора.

Рита смотрела на меня, грозно сдвинув брови. Я повернулся к ней.

— Какого черта ты это устроил? Кто мне заплатит? — мрачно сказала она. — Ты, что ли?

Потом она немного успокоилась.

— Рита? — уточнил я.

— Да?

Она закрыла дверь в номер и осталась стоять, прислонившись к ней спиной. Халат у нее был розовый, и казалось, что она стоит голая.

— Что тебе надо? — спросила она.

— Это твое постоянное место работы?

Она подумала.

— И что из того? — сказала она.

— На кого ты работаешь?

— Ни на кого. На себя.

— А другие девушки?

— Они тоже работают на себя, — сказала она и вздохнула, словно более идиотского вопроса нельзя было придумать.

— И ты хочешь, чтобы я в это поверил? — спросил я.

Я достал сигареты и предложил ей закурить.

— Спасибо, не хочу.

Я извлек сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой, затянулся и с удовольствием выпустил дым.

— А как с тем парнем? — поинтересовалась она.

— С каким парнем?

— Ну, с тем. У него руку порезали, а ты меня чуть не арестовал, — сказала она и обхватила запястье ладонью.

— Прекрасно себя чувствует, — отозвался я. — До ста лет доживет.

Она занервничала. Похоже, она ожидала от меня дурных новостей, думала, что я из-за этого и пришел.

— Забудь о нем. Я про тот случай давно забыл, — сказал я.

— Это никак на мне не отразится?

Я немного помедлил с ответом.

— Я отложил дело в долгий ящик, — сказал я. — Не могу обещать, но думаю, что все обойдется.

Вид у нее был озадаченный.

— Тогда зачем ты пришел? — спросила она.

В ее голосе чувствовался страх. Рита была настороже, я видел это по ее глазам. Она была готова к любой неожиданности, к любому повороту событий. Она посмотрела на меня и наконец улыбнулась.

— Хочешь повторить? — спросила она.

Как только я закрыл за собою дверь, я заметил, что в квартире произошла уборка. Вещи, которые годами лежали где попало, были аккуратно расставлены по своим местам, положены на полки, пол подметен, пыль стерта влажной тряпкой. Из кухни доносилось жужжание стиральной машины. И здесь тоже вода, подумал я. Вода повсюду. Я повесил мокрый плащ на крючок. Швейная машина Анны-Софии была выдвинута на середину комнаты, рядом лежали выкройки и сложенные стопки ткани. Я подумал о пустой комнате Халварда Веннельбу. Похоже, Анна-София немного выпила. На столе стояла открытая бутылка коньяка. Я налил себе стаканчик, одним движением опрокинул его и налил снова. Я бросил взгляд на щель в стене под картиной. Я пощупал ее пальцами, треснувшие обои поддались, как будто под ними была пустота.

Затем подошел к балконной двери и отодвинул штору. Круглый раздвижной деревянный стол, стоявший на балконе, покрылся плесенью, один уголок зеленого коврика загнулся. Я с трудом открыл щеколду, вышел на балкон и закурил. Выпуская дым, попробовал вспомнить, когда в последний раз был в квартире один. Потом представил, что Ингер сидит рядом на стуле или идет по комнате, и если я повернусь немного, подумал я, то смогу увидеть ее. Правда, оказалось, что это невозможно. Как только я начинал вспоминать Ингер, я забывал о своем доме. Стоило припомнить дом, пропадала Ингер.

Я бросил сигарету, допил коньяк и прислушался к часам, которые тикали на стене.

Чем связаны Ингер и Халвард? Мне показалось, что он все еще влияет на нее. Если вспомнить, как он ввалился в ее квартиру в тот день. Как будто квартира была его собственной. Как часто он там появлялся? Что они делали, когда он приходил? Что заставляло ее впускать его, но не впускать меня? Неужели у них был какой-то условный знак? Они все еще были любовниками? Чего он добивался? Почему он не отказался от Ингер, ведь он сумел отречься от мучительных воспоминаний, связанных с пропажей дочери? Можно было подумать, что Марию он забыл, а Ингер забывать не хочет.

И вдруг снова у меня появилось дикое подозрение: именно он похитил и убил Марию, чтобы не потерять Ингер. В этом-то и состоял его план: убрать препятствие, стоявшее между ним и Ингер, вернуть былую любовь жены, которую разрушила семейная жизнь. Он снова хотел стать молодым и счастливым Халвардом, а старым брюзгой, дедушкой Веннельбу, становиться не хотел.

Я услышал в коридоре какие-то звуки.

— Кристиан?

Я подождал с ответом, потом увидел ее, она стояла в халате, держа под мышкой корзинку с бельем.

— Я была в подвале в сушилке.

— Как дела? — спросил я. Это прозвучало очень глупо, я сам это понял, но ничто другое мне в голову не пришло.

— Я была сегодня у доктора Фретхейма, — сказала она.

— Вот как?

Она поставила корзинку на пол и вошла в комнату. Она припудрила красные прожилки под глазами, но они все равно были видны, как точки на подгнившем яблоке.