Четвёртая вершина - Виктор Санеев

Коннор прибавляет сантиметров 30 к своему первому результату. Но это не опасно. Кэмпбелл при почти полном безветрии прыгает всего на 16,72. Значит, первый прыжок «забрал» слишком много эмоций. Яак Уудмяэ выполняет аккуратный прыжок — 16,83. Это попытка для финала. Он может прыгнуть значительно дальше. Все-таки он тоже дебютант Игр и волнуется. Подхожу к нему и говорю, чтобы он не напрягался при подбегании к планке. Яак благодарно кивает головой: понял. Лоррауэй с попутным ветром прыгает на 16,44. Значит, сегодня он не соперник. Оливейра делает заступ. А Женя Аникин совсем расклеился — всего 15,75... Теперь моя очередь прыгать. Внимательно следя за соперниками, я не сумел настроиться на этот прыжок. Но не расстраиваюсь. Впереди еще четыре попытки.

Блестяще выполняет третий прыжок Уудмяэ — он лидер с результатом 17,35. Это подстегивает Оливейру: он точно попадает на планку и тоже летит за 17 м — 17,22. Я остаюсь на третьем месте, хотя и мне удается прыгнуть за 17 м — 17,04. Теперь в секторе остаются только восемь финалистов.

Четвертая попытка не изменила расстановки лидеров. Мы все трое дружно заступаем за ограничительный пластилиновый валик. И только Кейт Коннор улучшает свой предварительный результат и переходит на четвертое место с результатом 16,87. Я уже понимаю, что мой прогноз о том, что лидеры покажут результаты в районе 17,50 — 17,60, был слишком оптимистичным. Непрерывно дует встречный ветер, и это отбирает у прыгунов много сил, нервов, а также и сантиметров. Настраиваюсь на пятый прыжок, как на последний. Сейчас можно решить судьбу соревнования. Это подсказывает весь мой опыт.

Долго жду на старте прыжка, но ветер дует, как осатанелый. На последних шагах перед планкой утыкаюсь в него, как в подушку (из протокола после состязаний я узнал, что именно в этот момент скорость встречного ветра была наивысшей — 2,46 м/сек). Результат — только 17,07. И по вложенным усилиям и по техническому исполнению это был мой лучший прыжок на Олимпиаде. Если бы не ветер...

Никому из соперников не удается улучшить результатов. Оливейра и Кэмпбелл заступили во всех финальных попытках. Яак прыгнул за 17 м дважды, но и он не прибавил ни сантиметра к своему лучшему прыжку. Все уже закончили состязания, и только у меня остается последний шанс. Как в Мехико.

Стоя на старте прыжка, я собирал все силы. Прибавлю. Обязательно прибавлю, пусть хоть ноги пополам, но прибавлю! Все желали мне успеха. Я слышал крики с трибун: «Виктор, давай 17,40! Давай четвертую медаль! Вспомни Мехико!» Слышал и никак не мог сосредоточиться. А тут еще этот проклятый ветер. Решил ждать до конца. Остается минута... остается 20 секунд... 10... 5... Пора! Я рванулся навстречу ветру.

Все, что оставалось еще во мне, выплеснулось в этом прыжке. Вонзился в песок и чувствую, не могу встать. Ну не могу, и все тут. «Виктор, вставай, — приказываю себе, — вставай. Не поползешь же из ямы на четвереньках». Встал и, хромая на обе ноги, проковылял к скамейке. Что было дальше, помню плохо. Меня поздравлял Уудмяэ, что-то говорил Оливейра, я чувствовал только страшную режущую боль в коленях. На табло горел мой последний результат — 17,24. Цена серебряной медали.

Потом мы с Уудмяэ и Оливейрой стояли на пьедестале почета. Нас приветствовали зрители. На флагштоке поднялись два советских и бразильский флаг. Звучал наш Гимн. Было радостно и немного грустно. Позади четверть века дружбы со спортом и мои четыре Олимпиады. А впереди еще целая жизнь.

Вспоминая эти последние прыжки и серебро четвертой олимпийской вершины, я все-таки нет-нет, да и задаю себе вопрос: «А что если бы в последней попытке не дул встречный ветер?..»

Заключение

Я уже приводил цитаты из своей книги, написанной для молодых спортсменов в 1976 году. Тогда я готовился к Олимпийским играм в Монреале и искренне полагал, что XXI Игры станут для меня последними. Книга заканчивалась такими словами:

«А потом будет год 1980-й. И Московская олимпиада — самая яркая и радостная из олимпиад. Наверное, тогда я буду уже сидеть на трибуне среди зрителей...»

Предсказание это сбылось, к счастью, только наполовину. Московская олимпиада осталась в памяти всех ее участников и тех, кто ее посетил или видел по телевидению, как самый радостный, блестяще организованный, гостеприимный праздник спортивной молодежи мира. Несмотря на бесплодные потуги тех, кто запретил сильнейшим спортсменам своих стран выступать в Москве, Игры XXII Олимпиады закончились подлинным триумфом спорта. Самое убедительное свидетельство этому — мировые и олимпийские рекорды, установленные на спортивных аренах олимпийской столицы.

Правда, в тройном прыжке олимпийский рекорд — 17,39, установленный мной в далеком теперь 1968 году в Мехико, вновь устоял. Яаку Уудмяэ не хватило всего 5 см, чтобы стать не только победителем, но и рекордсменом олимпийских игр. Рекорд устоял, но, поверьте, я ничуть не рад этому. Я вообще довольно легко относился к тому, что мои рекорды улучшали более молодые атлеты. И если есть привкус огорчения в том, что в 1982 году был улучшен мой европейский рекорд — 17,44, установленный еще 10 лет назад, то только потому, что сделал это (результат — 17,57) спортсмен из Великобритании Кейт Коннор, а не кто-либо из наших атлетов. Коннор выиграл и на чемпионате Европы по легкой атлетике, который состоялся в Афинах осенью 1982 года. Вот уже два чемпионата подряд мы занимаем только вторую ступеньку пьедестала почета на этом престижном соревновании. Что же касается моего олимпийского рекорда, не боясь ошибиться в прогнозе, скажу, что следующей олимпиады он уже не переживет. И крепко надеюсь, что его автором будет кто-то из молодых советских прыгунов. А я (тут тоже не боюсь ошибиться!) буду наблюдать за соревнованиями в тройном прыжке, если и не с трибуны, то по крайней мере по телевидению. Теперь уже только наблюдать...

Когда после окончания состязаний в Москве я объявил журналистам о своем уходе из спорта, то уж, конечно, не думал, что расставание с любимым делом окажется таким мучительным. Во многих книгах известных спортсменов говорится о прощании со спортом, но вот о том, как они преодолевали тягу к возвращению в спорт, сказано очень и очень мало. Памятуя, что эту книгу будут читать и спортсмены, которым рано или поздно придется столкнуться с этой проблемой, — а в том, что это действительно проблема, я познал на собственном опыте — попробую рассказать, с какими трудностями проходит этот процесс.

Как известно, врачи не рекомендуют прекращать тренировки сразу, вдруг. Советуют снижать нагрузки постепенно, переходить к зарядке, оздоровительному бегу и т. п. Для меня эти советы не подходили. Мне пришлось прекратить тренировки сразу. Ноющая боль в коленных суставах давала о себе знать даже во время простой ходьбы, не говоря уже о беге или легких прыжках. Особенно трудно было садиться на низкий стул или, того хуже, в кресло. Сгибаясь, колени издавали какой-то скрип, словно несмазанный железный шарнир, и боль была такая, что в течение нескольких дней я предпочитал стоять или сразу ложиться, чем сидеть. Видимо, в это время я представлял довольно жалкое зрелище.

Но прошло немного времени, и мой привыкший к ежедневным нагрузкам организм потребовал — на тренировку! Все-таки в течение почти четверти века я довольно регулярно занимался физкультурными и спортивными упражнениями и попросту не представлял себе жизни без стадиона. Что было делать? Обычная зарядка не могла удовлетворить мою тягу к спорту: нагрузка была столь незначительной, что после зарядки я мог спокойно снова лечь в постель и уснуть. Благо после олимпиады я взял на службе отпуск, и свободного времени было хоть отбавляй.

В тоскливом безделье бродил я по квартире, не зная куда приложить руки. Потом выходил на улицу и ноги сами собой вели меня на стадион. Сезон был еще в разгаре, и я подолгу с завистью смотрел, как тренируются мои недавние коллеги. Спасибо им, никто из них в эти смутные для меня времена не сочувствовал мне, не утешал и, главное, не советовал вновь начать настоящие тренировки. Эта мысль — а не начать ли снова? — и так сидела во мне, словно игла. Часто я ловил себя на том, что невольно вспоминаю: кто из спортсменов, однажды покинув спорт, вновь вернулся на беговую дорожку, на футбольное поле, на ледяную площадку? Перебирал в памяти имена Константина Локтева, Эльвиры Озолиной, Вячеслава Старшинова и других олимпийских чемпионов, которые после длительного перерыва снова возвращались к любимому делу. Правда, тут же вспоминал, что возвращение это было обычно недолгим и особых лавров им не принесло.

Недаром говорят: все не свете проходит. Постепенно и я начал свыкаться с новым образом жизни и уже не рвался на стадион утром и вечером. Конечно, это состояние не пришло само по себе и не могу сказать, что я переборол свою привязанность к спорту собственными усилиями. Здесь сыграли большую роль новые обязанности. Читатель, наверное, знает, что всю спортивную жизнь я был связан с орденоносным обществом «Динамо». После окончания института физкультуры я работал в одном из подразделений общества. Обязанности мои были не слишком обременительными и оставляли время для тренировок, поездок на сборы и соревнования. Теперь же, после прощания с активным спортом, руководство предложило мне должность в республиканском совете общества. Должность, связанную с работой с молодыми спортсменами, представителями разных видов спорта, а не только с легкоатлетами. По долгу службы я наблюдал за моими подопечными и на стадионе. Боль в коленях понемногу утихла, и я мог совершать небольшие пробежки, выполнять упражнения со штангой. Вначале такие разминки вполне удовлетворяли, но вот настал день, когда я попробовал немного попрыгать. После нескольких легких прыжков сделал десяток скачков в яму, потом отмерил половину разбега... Короче говоря, посмотрев на часы, я увидел, что провел на стадионе полтора часа. Огляделся, вижу, у ямы за ограждением собралось немало народу. Вот, думаю, черт меня дернул прыгать на виду у всех. Теперь опять пойдут разговоры, что Санеев начал тренироваться. Опасения оказались не напрасными.