Сильмариллион - Джон Толкин

Так, из–за проклятия, наложенного на них, нолдоры ничего не достигли, пока Моргот сомневался и страх света был еще нов оркам и сковывал их. Моргот же очнулся от дум и рассмеялся, видя рознь между своими врагами. В глубинах Ангбанда сотворил он густой дым и мглистый туман, и они изверглись с курящихся пиков железных Гор — и далеко в Митриме увидели, что чистый воздух первых рассветов замутился. С востока налетел ветер и понес мглу на Хитлум, затмевая молодое Солнце; и опустилась мгла, клубясь, на луга и ущелья, ядом и ужасом наполнив воды Митрима.

Тогда Фингон Отважный, сын Финголфина, решил исцелить вражду, разделившую нолдоров, прежде чем Враг их будет готов к войне; ибо земли Севера содрогались от грома в подземных кузнях Моргота. Давным–давно, в благости Валинора, прежде чем с Моргота сняли оковы и ложь разделила нолдоров, Фингон был близким другом Маэдроса; и хоть он и не знал еще, что Маэдрос помнил о нем при сожжении кораблей, мысль о прежней дружбе терзала сердце Фингона. Потому он решился на дело, справедливо почитаемое высочайшим из сотворенного принцами нолдоров: один, ни с кем не посоветовавшись, отправился на поиски Маэдроса. Сама тьма, порожденная Морготом, помогла ему — он невидимо пробрался в твердыню своих врагов. Высоко на склоны Тангородрима поднялся Фингон и в отчаяньи оглядывал пустынные земли; но не нашел ни ущелья, ни трещины, по которым мог бы попасть в крепость Моргота, бросая вызов оркам, что все еще прятались в темных подземельях. Фингон взял арфу и запел песнь Валинора, сложенную нолдорами в древности, когда вражда еще не разделяла сынов Финвэ; и голос его звенел в мрачных теснинах, дотоле не слыхавших ничего, кроме воплей страха и скорби.

Так нашел Фингон того, кого искал. Потому что внезапно вверху песню подхватили и голос, отдаленный и слабый, окликнул его. То, забыв о муке, пел Маэдрос. Но Фингон, вскарабкавшись к подножию скалы, на которой висел его родич, не смог подняться выше; и рыдал он, видя жестокое дело Моргота. А Маэдрос, страдая без надежд, молил Фингона убить его; тогда Фингон натянул тетиву и согнул лук и, не видя иного выхода, воззвал к Манвэ, говоря: «О ты, кому милы все птицы, направь же теперь это оперенное древко и возврати хоть каплю жалости нолдорам в их нужде!»

Ответ пришел тотчас. Ибо Манвэ, кому милы все птицы, кому они приносят на Таникветиль вести из Средиземья, создал породу Орлов, повелев им жить в скалах Севера и следить за Морготом, — Манвэ еще жалел эльфов–изгнанников. И о многом, что творилось в те дни, приносили Орлы вести печальному слуху Манвэ. Теперь же, в миг, когда Фингон натянул тетиву, с заоблачных высот слетел вниз Торондор, Владыка Орлов, мощнейший среди птиц. Его простертые крылья были размахом в тридцать локтей. Остановив руку Фингона, он поднял его и понес к отвесной скале, где висел Маэдрос. Но Фингон не смог ни разжать зачарованные оковы на его кисти, ни разрубить их, ни вырвать из камня. И Маэдрос в муках вновь стал молить родича убить его, но Фингон отрубил ему руку выше кисти, и Торондор отнес их назад к Митриму.

Там Маэдрос со временем исцелился, ибо пламень жизни ярко горел в нем и силы его были силами древнего мира, как у тех, кто взращен в Валиноре. Тело его оправилось и выздоровело, но память мук осталась в сердце; и меч в левой руке косил врагов больше, чем некогда в правой. Фингон подвигом своим заслужил великую славу, и все нолдоры восхваляли его; а ненависть между домами Финголфина и Феанора была предана забвению. Ибо Маэдрос просил прощения за Араман и отказался от прав на владычество над нолдорами, сказав Финголфину: «Если бы никакие беды не разделили нас, — правление, по справедливости, перешло бы к тебе, старейшему в роде Финвэ и одному из самых мудрых». Но не все его братья в душе согласились с ним.

И вот, как и предсказывал Мандос, наследники Феанора стали зваться Отлученными, ибо верховное владычество и в Эленде, и в Белерианде перешло от них, старших, к дому Финголфина, также и из–за потери Сильмарилов. Нолдоры, вновь объединившись, выставили стражу на границах. Дор–Даэделоса, и обложили Ангбанд с запада, юга и востока, и разослали повсюду гонцов — исследовать пределы Белерианда и вступать в союзы с народами, жившими там.

А надо сказать, что короля Тингола не обрадовал приход с Запада стольких могучих принцев, жаждущих новых земель. И он не открыл своего царства и не поднял с его границ завесы чар, ибо, мудрый мудростью Мелиан, не верил, что Моргота удастся сдержать надолго. Единственными нолдорами, кого впускал он в пределы Дориата, были принцы дома Финарфина — родичи короля Тингола, дети Эарвен из Альквалондэ, дочери Ольвэ.

Первым из изгоев, пришедших в Менегрот, был Ангрод, сын Финарфина, — он явился гонцом своего брата Финрода и долго говорил с королем Тинголом, рассказывая еМу о делах нолдоров на севере, об их числе и силе. Но, будучи верен и мудр душой и почитая все вины прощенными, он ни словом не обмолвился ни о резне, ни о том, почему нолдоры стали изгнанниками, ни о клятве Феанора. Король выслушал речи Ангрода и, прежде чем тот ушел, сказал ему: «Передай от меня тем, кто послал тебя. В Хитлуме я дозволяю жить нолдорам, и в нагорьях Дортониона, и в землях восточнее Дориата, что пусты и дики; но в других местах много моего народа, и я не потерплю, чтобы их лишили свободы или изгнали из жилищ. Посему думайте, о принцы с Запада, как держать себя! Ибо я Владыка Белерианда, и слово мое услышат все, кто живет в нем. В Дориат не войдет никто, кроме тех, кого я приглашу как гостей или кто станет взывать ко мне в нужде».

Властители нолдоров держали совет в Митриме, и туда из Дориата пришел Ангрод, неся послание короля Тингола. Холодным показался нолдорам его привет, и сыновья Феанора воспылали гневом; но Маэдрос засмеялся. «Тот и король, кто может охранить свое, иначе титул его ничего не стоит, — сказал он. — Тингол лишь отдал нам земли, куда не может дотянуться сам. Воистину, одним Дориатом правил бы он сейчас, не приди сюда нолдоры. А посему пусть правит Дориатом и радуется, что соседи его — сыновья Финвэ, а не орки Моргота, с которыми мы покончили. Во всех других местах будет так, как сочтем нужным мы».

Но Карантир, который не любил сыновей Финарфина и был самым резким и вспыльчивым из братьев, вскричал: «Это не все! Не бывать тому, чтобы сыновья Финарфина вольно разъезжали повсюду и доносили о нас этому Темному Эльфу в его пещере! Кто сделал их нашими глашатаями? И хотя они и вошли в Белерианд — не худо бы им помнить, что пусть мать их одной крови, но отец был принцем нолдоров. Не слишком ли быстро забыли они это?»

Тут Ангрод рассердился и покинул Совет. Маэдрос оборвал и устыдил Карантира, но большинство нолдоров с обеих сторон, слыша эти слова, встревожились, опасаясь свирепого нрава сыновей Феанора, что, казалось, всегда будет прорываться в резком слове или гневливости. Но Маэдрос смирил братьев, они оставили совет и вскоре покинули Митрим, уйдя за Арос, на восток, в обширные земли вокруг холма Химринг. Впоследствии область эта стала зваться Пределом Маэдроса, ибо севернее не было ни гор, ни реки, чтобы ослабить натиск Ангбанда. Там Маэдрос с братьями несли стражу, собирая весь народ, что шел к ним, и лишь в нужде общаясь со своей западной родней. Говорят, что измыслил это сам Маэдрос, дабы уменьшить опасность усобицы и еще потому, что страстно желал вызвать на себя главный удар; сам он оставался в дружбе с сыновьями Финголфина и Финарфина и время от времени сходился с ними на общие советы. Однако и он был связан клятвой, хотя до поры до времени она спала.