Во власти (не)любви (СИ) - Аваланж Матильда

Как ни странно, это здорово помогло. После того, как Вацлав написал еще несколько писем, стало ощутимо легче. Мучительное-нежное, раздирающее на клочки, чувство немного притупилось, и он решил, что если не излечился, то, по крайней мере, на пути к выздоровлению.

А потом Джина Моранте все разрушила так легко и просто, как у нее это получалось всегда. Она подошла и поцеловала Вацлава и походя, запросто забрала себе его душу. Именно тогда он понял, что окончательно и бесповоротно сошел с ума. И излечению это не подлежит.

С какими идиотски-счастливыми надеждами он ждал ее в Танцевальном зале после того поцелуя, лучше не вспоминать. Представлял, как она бросится ему на шею, и он сможет целовать ее сколько захочется, обнимать Джину Моранте — какое же это будет счастье просто ее обнять, ощутить в своих руках, вдохнуть ее запах не украдкой, а имея на это полное право.

А потом она пришла, холодно-отстраненная, вмиг ставшая недосягаемой, как будто его отбросило от нее на другой конец вселенной, и сказала «Это ничего не значило».

Последующее Вацлав помнил, как в тумане, как в каком-то дурном сне, будто это и не с ним было вовсе. Трое вампиров, удары по лицу, которые он не чувствовал, испачканная в крови любимая рубашка, похабные слова и дикие намерения какого- то несуразного сморчка… и ярость. Неконтролируемая, бешеная, заполнившая его без остатка злоба, к которой присоединились разочарование и боль. После этого все потонуло в тумане.

Все, кроме прекрасного лица Джины Моранте.

Революция произошла — пусть в Догму свободен, но он пробудет в этой Академии еще немого. Сейчас уехать просто нет сил. Вацлав еще немного посмотрит на нее издали, чтобы понять и принять.

Она не для него.

И тут телефон издал приятный короткий звук. Решив, что дядя Пий написал очередную свою мудрую мысль, что-то вроде: «Женщины — рельсы по которым ездят мужчины» (он такое любил), Вацлав, посмотрев на экран телефона, не поверил своим глазам. Но он помнил ее номер наизусть — это была она. Джина! И ошибиться она не могла — в сообщении она называла его по имени.

И как наяву в ушах зазвучал ее глубокий, бархатный голос, от которого бросило в дрожь.

Я хочу продолжения, Вацлав…

Он положил свой старенький дешевый телефон на стол так аккуратно, как будто тот был стеклянным и попытался справиться с нахлынувшими эмоциями. Зачем-то подступил к книжным полкам и достал коробку со «Скрэбблом», которую Джина когда-то уронила, потом распахнул дверцы платяного шкафа, после подошел к окну, раскрыл сразу обе створки и опустил голову, опершись о подоконник.

Холодный осенний воздух хлынул в комнату, немного охладив разгоряченные мысли, роящиеся в голове.

Джина позвала его. Она его ждет. Она его… хочет?

Вацлав тяжело задышал, до боли стиснув непослушными пальцами холодную деревянную раму. Нельзя так реагировать! Черт возьми, нельзя!

Но внутри все пело, и он ничего не мог с этим поделать.

Костюма для Ночи у Вацлава не было — идти на вечеринку он не собирался. Ну и плевать — какое это имеет значение по сравнению с тем, что Джина позвала его? По сравнению с тем, что он сможет ее обнять?

Вацлав трясущимися пальцами застегивал пуговицы своей любимой белой рубашки. Как и всегда, до конца — ни одна не должна быть расстегнута. Быть может, она сама расстегнет… Нет, нельзя думать об этом, нельзя!

Аккуратно пригладил свои растрепанные волосы и, напрочь забыв про крутку, он вышел из комнаты.

ГЛАВА 15.2

Промозглый осенний вечер тут же окутал его холодом, трепещущими на ветру разноцветными гирляндами, звуками музыки, доносящейся из Охотничьего домика и непривычной многолюдностью. Несмотря на не располагающую для прогулок погоду, тут и там встречались ряженые. Правда, о том, что это были ряженые, догадаться можно было с трудом. Казалось, врата ада в эту ночь и впрямь разверзлись, выпустив наружу наиболее страшных и отвратительных своих демонов. Никакого папье-маше, бумаги, пластика, дешевой театральности, только натуральные и очень дорогие материалы — костюмы для Ночи Веселых Демонов производила специализирующаяся на этом фирма, и стоили они баснословно дорого.

Некоторые были откровенно пугающими. Войдя в прихожую Охотничьего дома, Вацлав посторонился, пропуская нечто странное и отвратительное, с продолговатой головой и огромными челюстями, с которых капала жидкость, подозрительно похожая на слюну. Тот, кто находился внутри костюма, резко ступил на Вацлава, и засмеялся, когда он, поморщившись, отшатнулся. Кажется, смех был женским, хотя из-за ритмичной электронной музыки, которая гремела, невозможно сказать наверняка.

Но это было неважно, как и то, что на него, единственного пришедшего без костюма, откровенно пялились, чуть ли не тыкая пальцами. Вацлаву было наплевать — он пришел сюда к Джине, и как только ее найдет, они сразу же уйдут отсюда.

Какое-то время он ходил по особняку, располосованному резкими бликами неоновых ламп, натыкаясь на монстров и обходя корзины с апельсинами, которые из-за состава газовой смеси в лампах вспыхивали синим.

А потом увидел Джину… И все остальное перестало существовать.

Она сидела на диванчике, мило болтая с крылатым синекожим демоном, в котором Вацлав с трудом узнал профессора русской литературы Торстона Горанова. В отличие от него и ото всех остальных, со своим костюмом она заморачиваться не стала. Это выделило ее из толпы и приблизило к Вацлаву.

На ней было черное блестящее платье с длинными рукавами и открытыми плечами, лебединую шею обхватывала узкая бархатная лента, темные волосы были забраны в высокий конский хвост, рассыпавшийся по спине, а довершал образ ободок с очаровательно торчащими алыми рожками.

Только чертовкой Джина не была. Она была ангелом и в этот самый момент так очаровательно улыбнулась синекожему профессору, что Вацлав был готов за эту улыбку бросить все к ее ногам.

Горанов почему-то дотронулся до ее плеча, и это легкое прикосновение странным уколом отдалось в Вацлаве, но после профессор так быстро исчез, что можно было простить его.

Я хочу продолжения, Вацлав…

Он медленно вдохнул, выдохнул и подошел.

— Привет, — при одном взгляде на нее Вацлав, сам того не желая, улыбнулся.

— Привет, — Джина вскинула на него свои золотисто-карие глаза.

— Я… я хотел сказать, что тоже постоянно думаю о том поцелуе и о тебе, — волнуясь, проговорил он. — И тоже…

— Что? — нахмурившись, перебила Джина. — Что ты сказал?

В ее голосе — удивление, а в глазах… неудовольствие? Это просто не может быть ошибкой, не может… Но он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног, разверзается, явив бездонную пропасть, о каменистое дно которой он расшибется в лепешку.

— Смс, — холодея, проговорил Вацлав и полез в карман за телефоном. — Ты написала мне смс…

— Я ничего не писала, — даже не взглянув в его телефон, Джина взяла со столешницы свой дорогущий сотовый и, постучав пальчиком по экрану, открыла список отправленных сообщений. — Наверное, кто-то ошибся номером.

Она равнодушно пожала плечами, а Вацлав тихо проговорил:

— Да, наверное…

В этот момент профессор Горанов вернулся, держа в руках бокал на высокой тонкой ножке, увенчанной конусообразной чашей с долькой апельсина на краю. На самом дне напитка клубился синий дым, над которым плескался слой оранжевой жидкости.

— Благодарю, профессор Горанов! Как-то странно принимать алкоголь из рук преподавателя, но я вам доверяю и знаю, что у вас не может быть и тени плохих намерений, — больше не обращая на Вацлава никакого внимания, с лукавой улыбкой проговорила Джина, пригубив соломинку, которая торчала из бокала. — Правда ведь?

— Боюсь, сегодня я не профессор русской литературы, а Локисор, демон Силы, который изготавливает для других демонов ада плетки, — отозвался Горанов с обольстительной усмешкой. — От демона можно ожидать чего угодно, вы же знаете, мисс Моранте!