Сейчас или никогда - Эмма Ричмонд

Роан поспешила выкинуть из головы неуместные мысли и быстро произнесла:

— Да, наверное, это можно назвать сумасбродством. Какая там любовь? Если любишь человека, то не только берешь, но и что-то даешь взамен.

— Согласен. А что ты давала мне? Только сознательно разжигала во мне ревность. — Легко перекатившись через кровать, Арден оказался у окна и встал спиной к Роан. — Я любил тебя, очень любил, — странно монотонным голосом проговорил он. — Всем сердцем, всей душой. Всегда ненавидел произносить эти слова вслух, но я… я тебя любил.

— Да, только несколько своеобразно, — не смогла удержаться Роан.

Арден чуть повернул к ней голову, но взгляд его был лишен какого-либо выражения.

— Тебе известны другие способы проявления любви?

— Других способов нет, — вынужденно согласилась Роан.

Он вернулся к созерцанию вида за окном, а она посмотрела на него долгим грустным взглядом. Прямая спина, седеющие волосы, падающие на воротник, широкие, мускулистые плечи — плечи, которые она когда-то царапала в минуты страсти…

— А что теперь, Арден? — нарушила она затянувшееся молчание. — Обида? Ненависть? А на смену им пришло равнодушие, так?

— Не совсем, — пробормотал Арден. — Во мне вообще ничего не осталось. — Он снова повернулся к ней и криво усмехнулся. — Зачем тебе это знать? Боишься, что я сейчас накинусь на тебя и буду умолять о близости?

— Нет, Арден. Я спросила из чистого любопытства.

— О, это что-то новенькое. Любопытство. А бывали времена, когда ты хватала в руки ножницы и пополняла коллекцию шрамов на моем теле.

— Господи! Тебя послушать, так получается, что я только и делала, что наносила тебе увечья, пока мы были… вместе.

— А разве не так? Иногда мне именно так и казалось. — Улыбка стала более искренней, а голос мягче. — Мы довольно бурно выясняли отношения. Ты помнишь, Роан? — Он ткнул пальцем в маленький шрам на шее.

Потупившись, она кивнула. В полном изнеможении от усталости и бессмысленной перепалки, она опустилась на кровать, подтянула колени к груди и откинулась на спинку. Как не помнить? Она швырнула в него битой тарелкой — и впервые в жизни не промахнулась… Откинув мысли о разделяющей их пропасти, она задрала край штанины и указала на голень:

— А ты помнишь это?

— Конечно. Ты упала в Портсмуте.

— Никуда я не упала! — воскликнула Роан. — Это ты меня толкнул. Ты!

Арден рассмеялся, морщинки на его лице разгладились, в глазах вспыхнули искорки. Опершись о подоконник, он сказал:

— Это получилось не нарочно.

— Так уж и не нарочно! — Роан еще выше подняла штанину и вытянула отекшую ногу. — Вот, посмотри.

— Ты в этих ботинках летела в самолете и бродила по побережью?

— Естественно.

— Тогда все ясно. В дорогу следовало надеть более удобную, растоптанную обувь на низком каблуке. Ничего, завтра будет лучше, отек спадет.

Все еще разглядывая ногу, Роан не видела, что он внимательно смотрит на нее, только почувствовала: атмосфера в комнате изменилась. Она встревоженно подняла голову.

— Роан, ты удивительная, — негромко проговорил Арден. — Будто вобрала в себя черты нескольких женщин. А какой ты была тогда!.. — Не договорив, он издал довольный смешок, словно воспоминания о прошлом доставили ему неподдельное удовольствие. — Надо же! Бельведер! А ты негодяйка, Роан!

— Она тебя спросила о бельведере?

— Конечно.

— И ты рассказал?

— Нет.

— Спасибо. Ты меня порадовал.

— Потому, что это наши личные воспоминания?

Роан с величайшим трудом подавила желание немедленно броситься к нему — таким он был… прежним в эту минуту, таким… родным.

— Да, это — наше. Хотя, если помнишь, ты утверждал, что это был не бельведер, а летний домик в викторианском стиле.

— Не обращай внимания, я соврал. Конечно, это был бельведер. По крайней мере так говорилось в проспекте, и я знал это заранее, потому как изучил его досконально еще до нашего посещения. «Продается чудесное поместье с бельведером», — процитировал он по памяти. — А ты разрушила это великолепное архитектурное сооружение. Не стыдно?

— Во-первых, я этого не хотела, а во-вторых, спровоцировал меня ты!

— Между прочим, твоя выходка стоила мне целого состояния.

— Ты легко мог позволить себе такую, пусть даже непредвиденную трату, — улыбнулась Роан.

— Да, к счастью.

— К тому же ты с успехом пустил поместье в оборот, даже без бельведера.

— Верно.

— И признай, вспышки гнева и даже ярости были присущи не только мне одной, — тихо продолжила она, уносясь мыслями в прошлое. — Только что мне припомнился кое-кто, пытавшийся запустить в меня сумкой с клюшками для гольфа…

— Только потому, что ты вознамерилась швырнуть одной из них в меня. Кроме того, ты оказалась абсолютно никчемным игроком.

— Как, впрочем, и ты.

— Ну, сейчас я играю как бог.

Ага, значит, вот на что он тратил время, когда избавился от своенравной любовницы, требовавшей постоянного внимания, — на тренировки! — с грустью подумала Роан.

— Не сомневаюсь, — кивнула она.

— И теперь не играю так… скучно, Роан. Представь себе.

— Понимаю. — Их игры в гольф протекали подчас просто живо, но это бывало достаточно редко. Чаще всего они были подобны извержению вулкана. Единственное, какими их нельзя было назвать, так это скучными. Роан опустила подбородок на поднятые колени и с неподдельным интересом спросила: — Скажи, пожалуйста, а сейчас тебе тоже скучно? Хетти сказала, что волнуется о тебе. По этой причине ее беспокоит твое состояние?

— Скучно? Ни в коей мере. У меня просто нет для этого времени.

У Роан возникло странное чувство, подобное тому, какое появляется у человека, намеренно трогающего языком больной зуб.

— А с Патрицией? С ней у тебя не хватает времени для скуки? Скажи, у вас это серьезно?

Арден передернул плечами, нахмурился, и Роан немедленно пожалела, что задала дурацкий вопрос.

— Может, я кажусь тебе мазохистом, — медленно проговорил он, — потому что вторично засовываю голову в одну и ту же петлю. Ты ведь сама была не прочь затянуть ее на моей шее и вести меня за собой, как послушную собачку…

— Что за странная мысль? — хмыкнула Роан. Очнись, Арден. Я никогда — слышишь, ни-ко-гда! — не пыталась водить тебя на поводке. Даже смешно, честное слово.

— А тебе и пытаться не надо было, я сам на это шел. Эдакая легкая жертва, овца на заклание. И клянусь тебе, я ни за что на свете не позволил бы дать тебе понять, какую боль ты мне причиняешь. Сам удивляюсь, почему сейчас обсуждаю это с тобой.