Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина

- Мисс! - рука старика Кассия не позволила упасть. - Пожалуй, стоит взять коляску.

Таннис не стала возражать. Дурно ей.

Стоит закрыть глаза, и она вдруг видит мамашу в драном ее халате. Коробку, навроде той, что Таннис отнесла на склады. И мамашины руки тянутся к коробке, а Таннис хочет предупредить, но не в силах произнести ни слова.

- Милая, - голос Кассия доносится издалека. - Вам стоит обратиться к доктору…

Стоит.

Наверное… Таннис в жизни не болела. Нет, когда-то в далеком детстве ей случалось кашлять или, после купания, горло начинало драть, то мамаша наливала ей отцовского рома и заставляла выпить. Таннис засыпала, а просыпалась здоровой.

Она сжала руки, заставляя себя дышать.

Город.

И знакомая уже улица. Дома плывут, усиливая мерзкую слабость. И каждый удар копыта отзывается глухой головной болью.

- Все хорошо, - она улыбнулась. - Просто… съела, наверное, что-то не то. Бывает. Полежу и пройдет.

Она и вправду почти поверила, что пройдет. И даже лежать не нужно, достаточно переступить порог ее с Кейреном дома. Старик Кассий помог выбраться из экипажа и, проводив до порога, оперся на тросточку.

- Милая, - он откашлялся и шляпу снял, кое-как пригладил редкие рыжеватые волосы. - Ежели вдруг у вас случится некое… затруднение, то вот…

Он протянул визитную карточку.

- Это адрес моей сестры.

- Зачем?

- Она уж год как овдовела. А детьми Господь их не наградил… и Гевория будет премного рада предоставить кров достойной девушке, оказавшейся в затруднительных обстоятельствах.

Таннис карточку взяла, чтобы не обижать Кассия. Он единственный, пожалуй, был к ней по-настоящему добр.

- Не стесняйтесь обращаться…

- Спасибо.

Дурнота вновь отступила.

Карточку она спрятала в ридикюль: не пригодится. И все, что случилось сегодня… ерунда. День не задался… бывает ведь, что день не задался…

Кейрен появился вечером и, подхватив Таннис на руки, закружил, прижал к себе.

- Я соскучился.

- И я… соскучилась.

Таннис обвила шею руками, с трудом сдерживая слезы.

- Что случилось?

- Ничего.

Просто он здесь и рядом, и целый день она провела, сражаясь то со страхами, то с воспоминаниями. Стоило заснуть, и сон оборачивался кошмаром.

Танцевало пламя на останках дома.

И земля, раскрывая черный рот, полный гнилых кольев-зубов, норовила дотянуться до Таннис. Дышала смрадом, смотрела пустыми выпуклыми глазами подземников.

Она же пряталась, бежала, прорываясь сквозь вязкий, словно кисель, воздух, путаясь в нем, не способная оторваться от погони. Видела Грента и нож его, кружившийся на ладони. Томаса с перекошенным, перекроенным лицом. Она знала, что эти двое мертвы, но и мертвые они не желали оставить ее в покое. И Таннис, оказавшись в тупике, хваталось за шило, но вместо него в руке оказывалась заплетенная на двенадцать косичек заготовка.

Пробуждение приносило дурноту, которая не отступала ни от воды, ни от кислого лимонада. А голову сжимал тяжелый обруч. И Таннис брала книгу, чтобы как-то отвлечься… и откладывала, понимая, что в десятый раз читает одну и ту же фразу…

- Просто… - она уткнулась носом в его шею, - без тебя плохо.

Стыдно признаваться в слабости. И Кейрен вздрогнул, а потом сдавил ее сильней.

- Пойдем в театр?

- Сегодня?

- Сейчас… - он все же позволил ей отстраниться и поцеловал в висок. - Пойдем, пока…

Не договорил, отвернулся.

- Тоже день не заладился? - Таннис держалась за его руки, с удивлением понимая, что отступили и дурнота, и боль, и вовсе чувствует она себя замечательно.

- Не заладился, - согласился Кейрен. - Так как? Идем?

- Конечно.

Театр ей нравился.

Белый мрамор. Янтарь. Малахит и обсидиан. Каменная шкатулка, в глубине которой рождалось чудо. Позолота. Бархат. Газовые рожки, чей свет наполняет чашу сцены. И полумрак зала. Полумаска и бинокль, который почти игрушка… тишина ложи… тихий голос Кейрена… его прикосновения, случайные, конечно, как иначе? Они - часть игры.

…веер.

Шоколад и шампанское, пузырьки которого тают на языке, обжигая холодом. Веселье… или тоска. Происходящее на сцене кажется далеким, и вместе с тем трогает до глубины души. И Таннис, забыв о шампанском и шоколаде, подается вперед…

…с белой шалью на плечах, будто крыльями сложенными, крадется королева. Дрожит свеча в ее руке, и сама душа, не способная справиться с любовью. Сцену метет край королевского платья, и кланяются встречные тени.

Арфы переливы шепчут о любви.

Музыка лечит. Вот только одной любви на двоих мало.

- Прости меня, - Кейрен подносит ее руку к губам, целуя пальцы. - Прости, пожалуйста…

- За что?

- За все.

Его шепот вплетается в арию отвергнутой королевы. И голос ее, простоволосой, страшной в белом своем наряде, напоминающем саван, дрожит от гнева. Дрожат и скрипки, подхватывая слова проклятья.

Громче.

Ярче.

До натянутой струны, до обрыва, до чужой боли, которая ощущается как своя. И Таннис закусывает губу, а во рту становится солоно.

- Ты моя, понимаешь? - он стирает кровь, позабыв о том, что многие смотрят отнюдь не на сцену. - Моя и только…

- Твоя… пока сама этого захочу.

Отнюдь. Кейрен отступает, и убирает руки, без которых становится холодно. Или это проклятье королевы заставляет Таннис дрожать.

Конечно.

Музыка. И вновь нервный хор скрипок, которые, перебивая друг друга, спешат рассказать Гуннару из рода Синей стали, что королева станет мстить, а он, беспечный, отмахивается, не чует, что скоро война.

Женщины коварны.

- Моя… - Кейрен встает. Он тень за спиной Таннис. И руки его на плечах надежны. Сама она запрокидывает голову, смотрит ему в глаза. А в темноте ложи не видны, и выражения лица не разглядеть. Оно белым пятном, смазанным.

…падают ядом слова королевы. И хмурится король, сомнениями обрастает душа его. Вот он, стареющий, но крепкий, подходит к краю сцены, как к обрыву. Голос его низкий пробирает Таннис, она уже не понимает слов, но сама музыка - его сомнения.

Верить?

Кому из двоих? Чаши весов в его руке колеблются. Опасны псы и люди ропщут, мечутся тенями за королевской спиной. Вздымают руки в мольбе: избавь от чужаков.

…посмотри, почернел белый камень.

Это знак.

- Моя и только… - лихорадочный, безумный шепот. И Таннис, поймав его руку, прижимает к губам, отвечая:

- Твоя…

И это правда.

…война вскипает на подмостках. Кренятся стяги, и сталь сияет, грохочет медный рукотворный гром. И движется войско. Стоит королева, вздымая над головой расшитый стяг. На темно-красном, черном почти полотнище цветет белая роза.