В стальных грозах - Эрнст Юнгер

В одном из блиндажей, вырытых в садах, я нашел своих ротных товарищей Зиверса и Фогеля; они разожгли костер и наклонялись к очистительному пламени, чтобы избавиться от действия хлора. Я принимал участие в их занятии, пока не выгорел огонь, и затем двинулся к нашим форпостам по траншее номер шесть.

Пробираясь, я видел мелких зверей, умерщвленных хлором, в изобилии лежащих на дне траншеи, и думал: «Сейчас начнется заградительный огонь, и если ты будешь тащиться так и дальше, сидеть тебе тут без прикрытия как мыши в ловушке». Тем не менее я положился на свое неисправимое спокойствие.

И в самом деле, случилось так, что всего в пятидесяти метрах от ротного блиндажа я попал в новый, еще более сильный огневой налет, при котором, казалось, было совершенно невозможно не задетым преодолеть этот короткий отрезок траншеи. К счастью, я увидел одну из тех ниш, которые выкапывались в стенках траншей для связных. Три рамы от штольни – не много, но все-таки лучше, чем ничего. Я вжался в нишу и стал пережидать ненастье.

Кажется, я отыскал самый крохотный утолок. Легкие и тяжелые снаряды, бутылки с зажигательной смесью, шрапнель, «трещотки», гранаты всех сортов – я уже не соображал, что это там жужжало, бухало и грохотало. Мне вспомнился простодушный капрал в лесу у Лез-Эпаржа и его крик ужаса: «Господи! Да что же это за штучки?»

Временами уши совершенно глохли средь общего, сопровождаемого огнем адского грохота. Беспрерывное пронзительное шипение рождало ощущение, будто сотни тяжелых снарядов несутся друг за другом с невероятной скоростью. Затем с коротким тяжелым толчком упал неразорвавшийся снаряд, так что земля вокруг затряслась. Шрапнель рвалась дюжинами, нежно, как хлопушка, выпуская свои пули плотным облаком, а отработанные оболочки с шипением валились следом за ними. Если рядом ударял снаряд, сверху на меня сыпался всякий мусор, а осколки со свистом впивались в землю.

Но все же это звучание легче описать, чем вынести, ибо каждый отдельный звук проносящегося железа сознание связывало с мыслью о смерти. Итак, я сидел на корточках в своей норе, заслонив рукой глаза, и перебирал в уме все возможные виды попаданий. Мне кажется, я нашел сравнение, довольно точно передающее ощущение ситуации, в которую я попадал довольно часто, как всякий солдат на этой войне. Надо представить себя крепко привязанным к столбу, и что некто, размахивая тяжелым молотом, все время угрожает вам. Молот то удаляется в размахе, то свистит перед вами, почти касаясь черепа, потом задевает столб, так что летят осколки, – именно это соответствует ощущению, которое переживает находящийся вне укрытия посреди сильного обстрела. К счастью, подспудное чувство, как это бывает во время игры, говорило мне: «все-будет-хорошо», что действует успокаивающе, даже если на то нет достаточных оснований. Так закончился и этот обстрел, и я продолжил свой путь, торопясь еще больше.

На передовой люди были заняты, согласно многократно тренировавшемуся «поведению при газовой атаке», тем, что смазывали свои винтовки, дула которых совершенно почернели от газа. Фенрих с грустью показал мне свою новую портупею, утратившую серебристый блеск и ставшую зеленовато-черной.

Поскольку у противника все было спокойно, я опять отошел со своими подразделениями. В Монши мы увидели множество сидящих перед медпунктом людей, пораженных газом; они прижимали руки к бокам, стонали и задыхались, глаза их слезились. Все это было совсем не безобидно. Некоторые из них скончались через несколько дней в ужасных мучениях. Нам пришлось вынести газовую атаку чистого хлора – отравляющего вещества, разъедающего и сжигающего легкие. С этого дня я решил никогда не выходить без противогаза. До сих пор с неописуемым легкомыслием я частенько оставлял его в блиндаже, используя футляр в качестве сумки для бутербродов. На обратном пути я зашел что-нибудь купить в столовой второго батальона и увидел там расстроенного малого посреди кучи разбитых товаров. Снаряд пробил потолок, влетел в лавку и обратил ее сокровища в удивительную мешанину из повидла, вытекших консервов и зеленого мыла. С чисто прусской тщательностью хозяин выставил счет убыткам на сумму 82 марки 58 пфеннигов.

Вечером мой взвод, находившийся до этого на второй позиции, из-за неопределенности боевой ситуации был подтянут к деревне, получив местом пребывания рудник. В многочисленных нишах мы устроили подобие лагеря и зажгли гигантский костер, выведя дым в шахту колодца к великому гневу ротных поваров, задыхавшихся наверху, когда они тянули свои ведра с водой. Сочинив отличный грог, мы расселись у костра на меловых плитах, пели, пили и курили.

Приблизительно в полночь на боевой дуге у Монши разразился адский спектакль: дюжинами трезвонили сигнальные колокола, палили сотни орудий и беспрестанно взмывали вверх зеленые и белые ракеты. Затем начался наш заградительный огонь, тяжелые снаряды грохотали, оставляя за собой шлейфы огненных искр. Всюду, где в нагромождении развалин обитала хоть одна живая душа, раздавался протяжный крик: «Газовая атака! Газ! Га-аз! Га-а-аз!»

В свете ракет ослепительный газовый поток прокатывался по черным зубчатым силуэтам стен. Сильный запах хлора ощущался и в руднике, поэтому мы зажигали у входа большие пучки соломы, едкий дым которых выгонял нас из нашего убежища и заставлял размахивать шинелями и кусками брезента, очищая воздух.

На следующее утро мы с изумлением осматривали следы, оставленные газом. Большая часть растений увяла, повсюду лежали мертвые кроты и улитки, а размещенным в Монши лошадям конный связной обтирал слезившиеся глаза и исслюнявленные морды. Рассеянные повсюду пули и осколки покрылись благородной зеленой патиной. В самом Души следы облака были еще заметнее. Пострадавшие жители собрались перед жильем полковника фон Оппена и требовали противогазов. Их посадили на грузовые автомобили и отправили в тыловые населенные пункты.

Всю следующую ночь мы провели в руднике; вечером пришло распоряжение, чтобы в 4:15 мы получили кофе, так как английский перебежчик сообщил, что в 5 часов начнется атака. Действительно, едва вернувшиеся с кофе дежурные нарушили наш сон, как снова раздалось уже знакомое: «Газовая атака!» Снаружи в воздухе висел сладковатый запах, – на этот раз нас наградили фосгеном. На линии Монши бушевал ураганный огонь, вскоре, однако, затихший.

За этим неспокойным часом последовало освежающее утро. Из траншеи номер шесть на деревенскую улицу вышел лейтенант Брехт с рукой на окровавленной перевязи, с ним шли человек с примкнутым штыком и пленный англичанин. Брехт был с триумфом принят в штаб-квартире Запада и рассказал следующее.