Лоренс, любовь моя - Дениз Робинс

— Теплые, теплые юные руки. Ах да, Вера Роуланд. Малышка Верунчик. Теперь я вспомнил…

— Мне нельзя тут находиться, сэр… — Слова позвучали глупо.

— Не уходи, — прервал он меня, — не оставляй меня. Останься, прошу.

— Я попаду в такой переплет, — рассмеялась я, но старик снова вмешался:

— Сядь. Сядь поближе. Хочу рассмотреть тебя.

Я уселась на кресло, стоявшее у самой постели, и нервно огляделась. Я никак не могла избавиться от чувства вины и поверить, что нахожусь в священной спальне и разговариваю с самим сэром Джеймсом.

— Мне нужно уйти, — еле выдавила я, но крепкие пальцы сжали мою руку.

— Очки, дай мне очки.

Я увидела их на прикроватном столике, на котором выстроились в ряд обычные для тяжелобольного предметы: кувшин с лимонным отваром, стакан, поильник, ваза с фруктами, часы, отсчитывающие уходящие минуты… отсчитывающие уходящую жизнь, грустно подумала я.

Неожиданно сострадание кольнуло меня в самое сердце, я наклонилась к старику и бережно нацепила очки в роговой оправе на его крючковатый нос. Теперь он пристально смотрел на меня сквозь толстые линзы. Смотрел и смотрел не отрываясь. Челюсть его отвисала все больше и больше, удивление и даже ужас читались во всем его облике.

Голос старика сел от волнения:

— Господь всемогущий! Хьюго… Хью… сынок!

Я удивленно моргнула. О чем это он? Может, он находится под действием сильных лекарств и бредит, представляя себе своего давно умершего сына?

— Дорогой сэр Джеймс, что я могу сделать для вас? — решилась я наконец задать вопрос.

Баронет собрал всю свою волю и костлявым пальцем указал на фотографию в кожаной рамке, которая стояла на причудливо изогнутом комоде напротив кровати.

— Дай, дай ее мне, — попросил он, задыхаясь.

Я послушно выполнила приказание, из чистого любопытства взглянув на фото. И тут меня пронзило какое-то странное чувство: со студийного портрета, выполненного известным светским мастером в Лондоне, на меня глядел молодой человек, мой ровесник. И мне показалось, что я смотрю на свое собственное лицо: тот же овал, густые непослушные светлые волосы, чуть вытянутые к вискам печальные глаза. Разница была только в губах: они были тоньше, а подбородок какой-то безвольный. Неожиданно в памяти всплыли слова, сказанные Лоренсом, когда он впервые увидел меня в поезде. Тогда он пробормотал нечто вроде: «Не может быть!»

Теперь стало понятно, что он увидел это сходство; он знал, но ничего не сказал мне! Все держалось в секрете… У меня поплыло перед глазами. Я была поражена до глубины души.

Сэр Джеймс держал фотографию в трясущихся руках и переводил взгляд с нее на меня.

— Кто ты? — Голос его дрожал.

Я уже представлялась, но повторила опять:

— Вера Роуланд.

— Дочка нашей Мод, да. Да. Все звали тебя Верунчик, пока Грейс не отослала тебя. Грейс, моя жена.

И хотя я никак не могла взять в толк, о чем это он говорит, возбуждение нарастало во мне как снежный ком. Я была на пороге величайшего открытия; наконец-то могла узнать что-то о себе, о настоящей Вере.

— Так вы помните меня, сэр Джеймс?

— Да, да! Я не хотел, чтобы ты уезжала, дитя мое, но они сказали, так будет лучше. После того, что произошло, Грейс просто невыносимо было смотреть на тебя.

— Что произошло? — затаила я дыхание.

Он не ответил на вопрос, просто продолжал рыться в воспоминаниях:

— Я все эти годы думал о тебе, хотел увидеть тебя, но твоя мать не позволяла тебе вернуться. Она сказала, что поклялась перед моей женой, что твоя нога никогда не переступит порог этого дома. Но однажды я спросил ее о тебе, и она призналась, что тебе уже пора покинуть школу, и я уговорил ее позволить тебе вернуться сюда. Когда ты приехала?

— Да я здесь уже много недель, сэр Джеймс, — ответила я, а сама подумала: так, значит, это он платил за школу. Но почему, почему?

— Они прятали тебя от меня. — Он выронил из рук фото и снова схватил меня за руку. Старик буквально пожирал меня глазами. — Дочка Хью. Внученька моя. Моя маленькая Верочка.

Я замерла. Кровь отхлынула от моего лица, потом бросилась в голову. Я вся тряслась.

— Что вы такое говорите? О, сэр Джеймс, как я могу быть вашей внучкой? У вас бред?

— Нет, — покачал он головой. — Нет, я всегда знал, но мать твоя — что твой камень, алмаз, ничем не прошибешь, и меня заставили поверить, что так будет лучше. И все эти юристы тоже постарались. Но ты ребенок моего сына, и я так хотел, чтобы ты была рядом. Это твой законный дом.

Ошеломленная, оглушенная и все же на вершине счастья, я едва могла промолвить:

— Не могу поверить, не могу!

— Тебе когда-нибудь рассказывали о твоем отце?

— Нет, никогда. Каждый раз, когда я пыталась хоть что-то узнать о нем, мама замыкалась в себе.

— Бедняжка Мод! — тихонько прошептал старик. — Так и не решилась сказать тебе правду. Она хорошая женщина, но такая упрямая, прямо как моя бывшая жена. Грейс была такой красавицей, такой обворожительной, пока не умер Хью. Наверное, в ней тоже что-то умерло, осталась только горечь, горечь и ненависть даже к воспоминаниям о сыне и к его ребенку. А потом эта безумная скачка, несчастный случай, укравший у нее жизнь. Одна трагедия за другой, старый дом, сколько всего он насмотрелся! А самая большая трагедия похоронена на дне озера, Горького озера, недаром же его так назвали!

Я вся обратилась в слух, дрожа от возбуждения и стыда, но что-то как будто щелкнуло у меня в голове при упоминании об озере. Язык оказался проворнее мозгов, и я, сама того не желая, выпалила:

— Так это мой отец совершил самоубийство — он утонул в озере?

Речь старика стала невнятной и превратилась в непрестанное бормотание, но я все же сумела разобрать, что в свое время так и не удалось до конца выяснить, случайно он утонул или покончил с собой. Вердикт следователя гласил «несчастный случай», но по округе поползли слухи, что Хьюго Халбертсон свел счеты с жизнью. Даже его собственная мать поверила в это.

Я стала расспрашивать сэра Джеймса о деталях, но он вряд ли понимал меня и только продолжал бормотать:

— Бедный ребенок. Какой шок. Но ты все равно узнала бы когда-нибудь. Пусть мама расскажет тебе обо всем, она обязана сделать это. Обязана…

Рыдания душили меня. Поддавшись эмоциям, я встала на колени рядом с кроватью деда и прижалась мокрым лицом к его плечу.

— Мой дедуля… как чудесно знать, что у меня есть дедушка. Ужасно, конечно, что мой отец погиб вот так, но как же я рада, что обрела тебя! Мне было так одиноко!

— Одиноко? Тебе? Как такая молодая и красивая девушка может быть одинока?