Волк 7: Лихие 90-е - Никита Киров

Новозаводск и сделаешь одно дело. Понял или нет? Всего одно, и мы тебя отпустим. А чтобы всё спокойно прошло, мы за этой больничкой присмотрим. Понял?

* * *

На следующий день. Новозаводск

Мы втроём сидели у меня в джипе, на пустыре неподалёку от площади Ленина, наблюдая, как журналисты выгружали аппаратуру и заносили в здание администрации. С нашей стороны фонарей не было, но машину всё равно должно быть видно несмотря на сумерки.

Завтра в город приедет губернатор и даст большую пресс-конференцию, где также впервые после покушения выступит Крюков. Последнее журналистам было особенно интересно, потому что помощники депутата Крюкова заверяли, что он расскажет кое-что горяченькое о том, кто его заказал.

— Чё с шеей, дядя Лёня? — спросил Женя, глядя, как бывший опер морщится, вращая головой.

— Продуло походу, — он вздохнул. — Или хандроз, не знаю. Только вот так подниму голову, — Лёня поднял подбородок, нахмурился и закряхтел. — Сразу в руку отдаёт, ё-моё.

— У тебя скорее всего защемило нерв, — сказал я и покачал головой. Понимаю его отлично, у самого была грыжа, и в этой жизни я старался не допустить её вновь. — Как закончится, бери отпуск, съезди куда-нибудь в санаторий.

— Зимой-то? — он хмыкнул.

— Массаж пусть поделают, прогревание назначат, чего мучаться-то?

— Ладно, — Лёня вздохнул. — Закончить бы уже поскорее. Вон он, там, смотри, ходит наш детектив Коломбо. Его Рыба послал с журналистами работать.

— А это разве его обязанности? — Женя удивился.

— Нет, но когда Савватееву скучно, он начинает копаться в старых делах и всем надоедать. Вот Рыба и решил его гонять по всяким поручениям, лишь бы з***ся и никому не мешал.

Женя захохотал.

Я проголодался, и мы решили отъехать быстренько перекусить. Дальше на этой улице была полустоловая-полумагазин, сделанная прямо во дворе частного дома. Здесь можно было купить продукты и спиртное, а ещё продавали пирожки, которые хозяйка пекла сама. Прямо в торговом зале стояли грубые самодельные деревянные столы и одна стойка шла вдоль стены, так что пирожками можно было перекусить на месте.

За одним столиком сидела бабушка в потёртом китайском пуховике и старом шерстяном платке. Она жила рядом, мы её видели здесь часто. Старушка каждый день приходит попить чай, который хозяйка наливала бесплатно, но пирожки брала редко, денег на это не было.

Место нашёл Женя, и мы теперь сюда ездили на обед всей конторой, так что нас здесь знали.

— Баба Маша! — с порога закричал Женя. — Есть горячие?

— Есть, Женя! — ответила хозяйка с кухни. — С ливером! И вот с картошечкой ещё, только напекла! С капустой есть, но они утрешние, надо подогревать. Здесь будете кушать?

— Нет, с собой.

Хозяйка, низкорослая, но бойкая бабуля, принесла блюдо жареных пирожков, очень больших, и умело завернула их в бумагу, между делом разговаривая с той посетительницей о вчерашней серии Санта-Барбары. Обе большие фанатки сериала, настолько его любят, что у хозяйки был кот Мейсон, здоровенная зверюга с лоснящейся чёрной шерстью и белой грудкой, который иногда гулял по залу. А у бабушки-соседки жил дворовый пёс по имени Круз.

— Вот вам, — Женя оставил соседке-старушке пирожок с картошкой. — А то чего просто чаи гоняете?

— Ой, спасибо, внучек, — она обрадовалась. — А то вон, запах-то вкусный! Вижу вот, хоть за понюх денех не берут…

Мы вернулись в машину и снова отправились на пустырь у площади. Лёня потёр шею со страдальческим видом, потом достал сигарету, пока мы с Женей перекусывали горячими пирожками с картошкой.

— Пойду я тогда к Савватееву, покурим с ним, — сказал он, показывая в окно. — Пока он в сторонке без дела стоит.

— Ладно, — я кивнул и достал вибрирующий телефон. — Подождём ещё. Антонов чего-то звонит. Кирьян, походу к ним, явился.

— Скорее всего, — Лёня вышел из машины.

Я посмотрел на экран телефона.

— Да? — я наконец ответил. — Кирьян едет? Ну, ты знаешь, что делать.

— В смысле? — Антонов удивился.

— Почему наняли именно тебя? — спросил я. — Ты же мне рассказывал одну историю, помнишь?

— Я тебя не понимаю, Макс. Ты про что?

Он что-то сказал ещё, но я не стал продолжать разговор и отключился. Многого ему знать не надо, но поступит он правильно, насколько я за эти дни его узнал. Слишком он упрямый и наглый, чтобы так просто сдаваться.

Женя с удивлением посмотрел на меня, но ничего не сказал, только доел пирожок и вытер руки, потом проверил бардачок.

— Смотри, — он показал на служебную девятку, которая припарковалась дальше по улице, у пирожковой. — Уже приехали. Поздновато ужинать собрались.

— В самый раз, — сказал я, и мы переглянулись.

* * *

Чита, спустя десять минут

— Так и не берёт трубу, — Антонов убрал мобилу. — За три процента акций он должен быть на связи в любое время дня и ночи! И говорить напрямую, а не загадками.

— И чего нам теперь делать? — Сергей Вишневский уселся за стол и обхватил голову. — Вызванивать Белоглазова? Так Кирьянов уже здесь, он вернулся в Читу! Что нам теперь делать, я спрашиваю? Отдавать акции? Вопрос-то с охраной так и не решён. Надо…

Он замолчал. Вор уже был здесь. Кирьян нагло вошёл в кабинет директора читинского офиса холдинга. Его шестёрка, высокий лысый здоровяк, придержал ему дверь

Кирьян подошёл ближе и навис над столом, опираясь на поверхность. На правой руке у него был золотой перстень-печатка, которым он постукивал по лакированному дереву.

— Ну что, дождались у моря погоды? — Кирьян усмехнулся. — А я предупреждал, что дела могут пойти не так.

— Что именно не так? — спросил Антонов.

— Чтобы было так, я хочу семьдесят пять процентов акций комбината, — Кирьян усмехнулся. — Или вы ещё не в курсе? Так радио включите, послушайте, по всем станциям передают.

Вишневский потянул руку к стоящему на подоконнике магнитофону, но не дотянулся. Его телохранитель Павел Андреевич прибавил звук сам. Услышав новости, которые торопливо зачитывал диктор, Вишневский побледнел.

* * *

Новозаводск, несколькими минутами ранее

— Работаешь, Васька? — Лёня усмехнулся, доставая сигарету.

— Работаю, мать вашу, — Савватеев потёр вязаной домашней варежкой красный от холода нос. Он пританцовывал, стоя на месте, китайские дутики от мороза защищали плохо. —