Девятый круг - Алекс Белл

«Я не могу перестать думать о Ники и Люке… Я уезжаю в Будапешт, чтобы сосредоточиться на писательской деятельности… Я не хочу никого видеть, я не хочу ни с кем разговаривать… Я не знаю, когда вернусь…»

— Нет! — крикнул я снова.

Меня охватило сильнейшее желание изорвать эти ужасные бумаги на мелкие клочки, но в то же время я понимал, что их необходимо сохранить как единственное, что связывает меня с прежней жизнью. И мой гнев быстро угас, оставив после себя лишь это ноющее, несбыточное желание, что было еще хуже. Вся моя энергия улетучилась, и я сидел так у столика, пока один из служащих банка не подошел и, постучав в дверь, не спросил, не нужна ли мне помощь. Я понял, что оставаться здесь дольше нельзя, быстро переложил все содержимое ящика в сумку и направился к выходу.

Наверное, домой я ехал на метро, хотя точно не помню. Я опасался, что содержимое банковской ячейки может огорчить меня, но не был готов к столь ошеломляющим скорбным известиям. Наихудшим из тех, какие мог получить. А затем у меня жутко заболела голова, боль распирала череп, давила изнутри на глаза, безжалостно била по мозгам в такт с каждым ударом сердца. Я вошел в лифт в подъезде моего дома и нажал кнопку своего этажа. После этого обхватил голову рукой и, пытаясь унять боль, принялся массировать виски. Слезы жгли мне глаза. Теперь я мог выбросить коробочки с кормом для рыбок. Они уже никогда мне не понадобятся. Все рухнуло. Все окончательно рухнуло. Я даже не могу вспомнить их! Я даже не могу мысленно увидеть их лица…

— С вами все в порядке?

Я опустил руку, осознав, что лифт уже остановился на моем этаже и его двери открыты. Моя соседка Кейси Марч стояла рядом и смотрела на меня. На ней была униформа барменши, крашеные волосы собраны сзади в пучок, через плечо сумка.

— С вами все в порядке? — снова спросила она. — Вы ведь Габриель, верно?

В испуге я посмотрел вокруг, но скрыться было невозможно. Я не мог выйти из лифта, не пройдя мимо нее. И потом, она ведь уже увидела меня.

— Все нормально, все нормально, — пробормотал я, безуспешно пытаясь взять себя в руки хотя бы на время, необходимое, чтобы, миновав ее, дойти до дверей квартиры.

Кейси стояла в нерешительности, глядя на мои трясущиеся руки.

— Может, хотите, чтобы я позвала кого-нибудь помочь вам?

— Нет, со мной все в порядке, — ответил я, выходя из лифта. — Я… я только что получил плохие известия, вот и все.

— О, мне очень жаль, — сказала она с выражением искреннего сочувствия на лице.

Я кивнул, и это движение словно раскололо мою голову пополам. Я не смог удержаться и вскрикнул, одновременно снова обхватив голову руками. Ну что же это такое? Ведь я не пил! Откуда эта мучительная головная боль? Почему вдруг свет стал слепить меня? Почему я ощущаю привкус желчи во рту?

— Что? — переспросил я, осознав, что Кейси что-то говорит мне.

— Я спрашиваю, не страдаете ли вы от мигрени?

— От мигрени?

Я уже хотел было не задумываясь ответить, что нет, у меня никогда в жизни не было мигрени, но помедлил. Как я могу это знать? Я же ничего не помню! А боль стала совсем нестерпимой.

— Похоже, это она, и у вас сильный приступ. Такое случается с моим братом. Если хотите, я могу дать вам лекарство.

В тот момент я был готов съесть отравленное яблоко, если бы подумал, что оно мне поможет.

— Спасибо, — сумел произнести я.

— Сейчас я вам его принесу.

Я пошел следом за ней и ждал у дверей ее квартиры, пока она не вернулась, держа в руке полоску фольги с упакованными в ней таблетками.

— Взрослая доза — по две таблетки через каждые четыре часа, — проинструктировала она меня. — А еще, наверное, поможет, если вы опустите шторы в спальне и немного полежите. Так я лечу Тоби. Ну а теперь мне надо идти, а то я опоздаю на работу. Надеюсь, вам станет легче.

10 октября

Рекомендации Кейси сработали. Хотя боль держалась почти сутки, крайне мучительной она была только несколько часов. Ничего подобного прежде я не испытывал. Если бы Кейси не догадалась, что у меня приступ мигрени, я решил бы, что умираю от кровоизлияния в мозг или чего-либо в этом роде. На следующий день я обследовал буфет и обнаружил там лекарство от мигрени. Стало очевидно, что она донимала меня и прежде. Я не знаю, как часто бывают такие приступы, но искренне надеюсь, что они не бывают постоянно.

Я даже не мог заснуть. Мне бы хотелось, чтобы одиночество было таким, каким его изображают в романтических комедиях. Когда хорошенькую героиню охватывает чувство одиночества, она бросается за утешением к своей лучшей подруге, та угощает ее мороженым в трубочке, и нередко такая поддержка сразу же решает проблему. Хорошо бы, чтобы реальное одиночество выглядело так же. Чтобы его можно было преодолеть с помощью мороженого. А поскольку я не помню ни Ники, ни Люка, то вроде бы я и не должен так сильно страдать от их потери.

Что произойдет, когда я состарюсь и уже буду не в состоянии сам о себе заботиться? Не будет ни детей, ни других младших родственников, чтобы мне помочь. Никого не будет. И я буду вынужден переселиться в дом престарелых. Ну что ж, наконец я снова стану жить среди людей, больше не буду предоставлен лишь самому себе… Но до этого еще далеко. Наверное, мне надо позвонить в какой-нибудь из таких домов и спросить, каков у них минимальный возраст приема, чтобы узнать, сколько я должен буду ждать, прежде чем смогу попасть туда. Но ведь я вряд ли окажусь в таком положении, верно? Я уверен, что к тому времени буду снова женат. И у меня будут другие дети и будут внуки, которые смогут позаботиться обо мне.

Сегодня я проспал до позднего утра, не вставал с постели до начала десятого. К тому времени, когда я принял душ и позавтракал, мое состояние заметно улучшилось, так что я вышел из дому, сел в метро, доехал до Замка и прошел пешком к отелю «Хилтон». Придя туда, я, разумеется, не знал, у себя ли Стефоми. Но было еще достаточно рано, только что минуло десять, и вероятность застать его представлялась достаточно большой. Я хотел, чтобы он сообщил мне какие-нибудь подробности о моей семье. Мне хотелось знать, как выглядела Ники, моя жена, как мы с ней познакомились… Я хотел что-нибудь узнать о моем сыне… Хотел, чтобы они стали для меня реальными, чтобы я мог погоревать о них, сказать им «прощайте» и жить дальше. И только Стефоми мог дать мне все это.

Уже войдя внутрь отеля, я сообразил, что не знаю, в каком номере остановился Стефоми, и, подойдя к стойке администратора, спросил, не могли бы они позвонить в номер Задкиилу Стефоми и сообщить ему, что я здесь. Женщина за стойкой набрала что-то на клавиатуре компьютера быстро порхающими пальцами.