Действительно ли была та гора? - Вансо Пак

Каждый, даже тот, у кого здесь не было дома, мог выбрать любой пустующий дом и, войдя в него, жить там как полновластный хозяин. Люди, живущие в одном и том же месте, были редкостью, естественно, людям, подозреваемым в шпионаже или уклоняющимся от воинской повинности, было легко затесаться среди постоянно кочующих горожан. Но приезжих недолюбливали. Однажды кто-то из членов отряда «Силы обороны Родины» при проверке документов ударил дядю кулаком, скорее всего, это произошло лишь потому, что он не был коренным жителем Сеула. Но удостоверениям жителя города в отряде обороны доверяли.

Среди пожилых людей, находившихся под нашим присмотром, был один старик, производивший впечатление весьма образованного человека, у него был собственный дом. Познакомились мы с ним при довольно необычных обстоятельствах. Устроившись на работу в отряд обороны, я никому не говорила, что имею образование в области литературы, более того, мне хотелось скрыть, что я студентка университета. Однажды начальник отдела по надзору, говоря, что есть дом с богатой библиотекой, спросил меня: «Не хочешь ли сходить туда? Можешь попросить на время книги и читать сколько угодно». Я согласилась, и он познакомил меня с тем пожилым человеком, приведя прямо к нему домой. Конечно, сказать, что собрание книг было библиотекой, было бы преувеличением, но оно вполне походило на библиотеку в кабинете ученого. В основном это были книги, посвященные буддизму, китайской литературе, исторические книги, японские книги, но и корейской литературы было довольно много. Попросив сборник стихов корейского поэта Пэк Сока, я унесла книгу домой.

В основном книги я читала в комнате отдела по общим вопросам, порой наблюдая, как деревья в саду создавали красоту сезона, меняя свои весенние одежды на летние. Аккомпанементом чтению служили звуки пианино, которые периодически доносились из большой комнаты напротив. Почти каждый день приходил играть один полицейский из участка Сонбок. Он очень осторожно, словно пытаясь определить вкус тайной возлюбленной, играл такие небольшие музыкальные произведения, как серенады Шуберта, ларго из «К Элизе». Сладость покоя проникала в меня, словно запах цветов. Не знаю почему, но мне было приятно, когда люди подшучивали, что полицейский Ким приходит так часто из-за мисс Пак. Я ни разу не встретилась с ним глазами, но, пока он играл на пианино, возникало какое-то сложное чувство, похожее на состояние гипноза, и поэтому мне не надо было скрывать свои чувства или стыдиться их. Полицейский Ким ни разу не обедал с нами за общим столом, это тоже поддерживало мистическое ощущение тайны. Когда в доме, построенном в европейском стиле, слушая музыку, можешь вдоволь читать книги, которые сам выберешь, даже в мирное время понимаешь, что жизнь твоя похожа на сон. Совсем недавно я о таком не могла даже мечтать.

Но каждый раз, когда я приходила от старика с очередной книгой, начальник отдела по надзору дотошно расспрашивал о нем. Я начала сомневаться: не использует ли меня начальник? Может быть, от этого я постепенно стала терять интерес к книгам. Когда начальник спрашивал, что делал тот пожилой человек в прошлом, я отвечала, что, возможно, он был профессором, и спрашивала, почему это его интересует. Вскоре я узнала, что тот пожилой человек не только не был коренным жителем этого района, он еще и не эвакуировался зимой. Его поведение и манера говорить выдавали его высокую образованность. Но, сколько я ни пыталась поговорить с ним по душам, он никогда не рассказывал о своей семье или о том, как жил до сих пор. Эта скрытность сбивала меня с толку и вызывала подозрения. Мне казалось, что он догадывается, что мне поручено следить за ним. Но это вовсе не означало, что он не хотел разговаривать с незнакомцем, он был достаточно общительным стариком. Каждый раз, когда я шла к нему просить книги, он первым начинал разговор. Он сам отбирал книги, которые я могла взять, и говорил, что уже прочел их когда-то, поэтому иногда хотел поделиться впечатлениями. Причиной, по которой такой чистый и светлый пожилой человек, в котором, даже очень постаравшись, нельзя было найти ни капли подлости, попал под подозрение, скорее всего, была его манера говорить. Он старательно избегал разговоров на личные темы и не говорил ничего лишнего о своем прошлом. Несмотря на то что он был стариком, он не выглядел грязным и неопрятным. Вероятно, секрет его обаяния был именно в тех «флюидах», исходивших от его поведения и манеры говорить. Но именно из-за этого в глазах таких людей, как начальник отдела по надзору, он выглядел подозрительной личностью.

Начальник отдела по надзору не был похож на плохого человека, но я презирала его за вредный характер, поэтому, какой бы ни была спокойной работа, стоило мне подумать, что я отчасти выполняю работу убийцы, как у меня пропадало всякое рвение. Но обращение начальника не шло ни в какое сравнение со свирепствующими и таящими смертельную угрозу молодежными организациями, образованными после освобождения Сеула 28 сентября. Следя за поведением жителей района, вплоть до проверки их идеологических взглядов, я не могла не ощутить, что почти все придерживались умеренных позиций. Но однажды период относительной стабильности, которой я наслаждалась, работая в отряде «Силы обороны Родины», прошел, как приятный бодрящий день между весной и летом.

Когда западная линия фронта, как и предполагала мать, легла посередине реки Имчжинган, снова пришел приказ правительства об отступлении и эвакуации к югу от реки Ханган. Военные, полицейские и служащие находились на севере и при необходимости могли легко тронуться в путь по приказу правительства. Однако сельским жителям, вернувшимся в свои дома после неисчислимых страданий, снова оставлять дома было невыносимо трудно, новый приказ вызывал негодование и обиду. Сельские жители говорили, что, несмотря ни на что, сейчас хороший сезон для полевых работ.

Все, кто в то время жил севернее реки Ханган, кто уехал на юг, приехав с севера, кто вернулся из эвакуации раньше других, были «пустыми орехами», на которые смотреть-то было жалко, и все они находились в одинаковом положении. Это были люди, которые ничего не имели, никого не знали и жили в практически полностью разрушенном месте, стараясь не думать о покинутых и, скорее всего, сожженных или разрушенных домах. И таким людям снова велят эвакуироваться. Да что они там, наверху, с ума сошли, что ли? Я подумала, что лучше бы правительство оставило их в покое, как 25 июня, и пустилось в бега без мирных жителей. В этот раз мать, как и зимой, с той же уверенностью предсказала, что земли легко освободят до южных рубежей реки Имчжиган, и хотя сейчас сложное военное положение, не похоже на то, что Сеул снова сдадут. Даже если это произойдет, больше стоит бояться не трудностей, а преследований за то, что остались в районе, несмотря на приказ эвакуироваться. Мне же хотелось, чтобы такие жалкие «пустые орехи», как мы, теперь немного меньше тряслись от страха.

Правительство оставило Сеул 4 января и эвакуировалось в города Тэгу и Пусан. По этому поводу я негодовала до тех пор, пока оно не вернулось в столицу. Но самое обидное заключалось в том, что беженцы, осевшие в тех городах, не имея даже малейшего желания вернуться, думали о том, что только их страдания имеют вес. Они ничего не знали или делали вид, что не знали, а может, просто не хотели знать о том, как сеульские «пустые орехи» мечутся, эвакуируясь то на юг, то на север. Даже если тысячи лет повторять популярные мелодии и песни о трудностях жизни в эвакуации в Тэгу и Пусане, как можно их жизнь сравнить с жизнью людей в Сеуле? Я не знала, почему мне было так обидно. Может быть, я завидовала тем людям.

3

Брату, который уже мог иногда ходить, мы больше ничем не могли помочь. Никто не говорил об этом открыто, но самой серьезной проблемой был необходимый уход, когда у него возникало желание справить нужду. Наверное, и так понятно, насколько было неловко поручить такой уход старухе-матери. Брат, пока мы его не видели, научился ходить ровно столько, сколько надо было пройти до туалета, но это скорее было заслугой его силы воли, нежели здоровья.