Море Троллей - Нэнси Фармер

Свен Мстительный, подхватив мешок с вяленой рыбой, бесшумно соскользнул с края обрыва. Спустя несколько мгновений Джек увидел, как его темная фигура беззвучно движется вдоль задней стены погруженного в сон дома. Вот перед ним затанцевали тени поменьше, поскуливая и выпрашивая подачку.

Олаф зажег факелы и раздал их своим людям Алые отсветы пламени зловеще заиграли на его шлеме. Прорези для глаз казались пустыми и черными.

— Вперед! — прорычал он.

Берсерки завизжали и кинулись вниз с обрыва, спотыкаясь и оскальзываясь. С воплями и криками они подбежали к домам и пошвыряли факелы на крыши. Кровля занялась мгновенно. Распахнулась дверь, и наружу выбежал дородный мужчина, на ходу вытаскивая меч. Его свалили с ног градом камней: еще на обрыве берсерки в изобилии запаслись дармовым оружием. Следом за главой семьи во двор высыпали домочадцы. Их забивали дубинами, протыкали копьями и пронзали мечами, разрубали им головы секирами. Всё произошло так быстро, что Джек даже с мыслями не успел собраться.

Обитатели усадьбы тоже. Нежданное нападение застало их врасплох. Спотыкаясь и пошатываясь, они метались по темному двору и звали на помощь. Берсерки опрокидывали их на землю и рубили на куски. Потоками лилась кровь — в пляшущем свете факелов она казалась почти черной.

Дома полыхали вовсю. Изнутри доносились жалобные крики женщин и детей. Кто-то попытался бежать, но с ними обошлись столь же безжалостно. Джек стоял на обрыве, не в силах пошевелиться — и не в силах отвести взгляд. Он видел, как Олаф Однобровый походя отсек голову молодой женщине и швырнул ее ребенка обратно в пламя. Он видел, как, взметнув фонтаны искр, обрушивалась крыша. Он видел, как берсерки выгнали из хлевов скотину и, во власти неутоленной ярости, набросились на животных и перебили их тоже.

Джек сам не знал, как долго простоял на обрыве. Когда он наконец пришел в себя, то увидел, что небеса уже порозовели. Занимался рассвет. Многочисленные постройки усадьбы превратились в дотлевающие груды углей. Берсерки деловито рылись среди пепла, выкапывая захороненное серебро. Из амбаров — тех, что пощадило пламя, — они повытаскивали мешки с зерном и сушеную рыбу. Три коровы стояли привязанными к дереву. А еще в живых остался великолепный конь — белый, с широкой черной полосой вдоль хребта.

И это было всё.

Джек слышал рассказ монаха со Святого острова. Слышал ужасную повесть о гибели монастыря — но в душу она ему не запала. Ну, история, ну, страшная — вроде тех жутковатых легенд о святых и чудовищах, что так любил вспоминать отец. Или вроде битвы Беовульфа с Гренделем. Это же было настоящее.

Мальчик спустился с обрыва, кое-как добрался до берега и вошел в воду. Можно поплыть туда, где небо сходится с морем, всё дальше и дальше, пока не иссякнут силы и он не пойдет ко дну. А тогда тропами, что ведомы лишь душам усопших, он, пожалуй, доберется до Островов Блаженных. Там, верно, его уже ждет Бард со своей неразлучной арфой. «Ну, здравствуй, сынок, — скажет он. — То-то славный денек выдался». Ох нет, Бард, скорее всего, скажет кое-что совсем другое: «И что это на тебя нашло, парень, сам сбежал, а сестру бросил?»

— Да с ней всё в порядке будет, — заверил Джек старика, чувствуя, как у самых ног его вскипают и пенятся холодные бурунчики. — Люси такая милая, что даже викинги в ней души не чают. Торгиль подарит ее самой королеве.

«Правильно ли я расслышал? — уточнил Бард. — Королеве — это, стало быть, тетушке Гренделя Фрит, верно?»

Джек зашел еще глубже. Накатившая волна сбила его с ног, горько-соленая вода залилась в нос. Охранная руна всколыхнулась — и сильно ударила его по губам. Жар ее взбадривал ничуть не меньше холода. Кашляя и отплевываясь, Джек вынырнул на поверхность и побрел к берегу. По телу его растекалось отрадное тепло.

Над головой мальчика в предрассветных облаках кружили ласточки. Одна из них стрелой прянула вниз и пролетела так близко, что успела, повернув головку, заглянуть Джеку в глаза. А затем, быстро-быстро замахав своими остренькими крылышками, снова взмыла ввысь, к подругам. «Лучшее оружие против смерти — жизнь, а это означает храбрость, а это означает радость», — объяснял некогда Бард.

— Но никто и никогда не говорил мне, что жить окажется труднее, нежели умереть, — буркнул Джек, выбираясь из моря. И сел на песок — чувствуя, как ласковое солнце понемногу высушивает его одежду.

— Ты, поди, придумываешь, чего бы такого хорошего обо мне сказать? — предположил Олаф Однобровый, плюхаясь рядом, и, зачерпнув горсть песка, принялся счищать кровь с меча.

Глава 17

Руна

Джек наблюдал за празднеством викингов с безопасного расстояния — с палубы. Первым делом скандинавы вывалили на песок награбленную добычу — полюбоваться как следует. Серебра выкопали и впрямь немало. Мешки с сушеными бобами и ячменем аккуратно разложили на берегу. Свен Мстительный перекладывал их и так, и этак и, отступая на шаг, оценивал произведенный эффект. Наконец он распределил мешки широкой аркой вокруг серебряного клада, а на переднем плане эффектно расставил мехи с вином. Эрик Широкоплечий темноты, может, и боялся, зато трех оставшихся в живых коров забил без тени сомнения. Эрик Безрассудный выкопал огромную яму — жарить туши.

Самая любопытная находка обнаружилась в тайнике под крышей амбара — множество грязных белых кругляшков. Сперва Джек принял их за незнакомую разновидность хлеба, но воины так возликовали, что сразу же стало ясно: это нечто совсем иное.

— Соль! — заорал Олаф Однобровый, пускаясь в пляс с соляной глыбой в каждой руке.

— Соль! Соль! Соль! — вопили остальные. Берсерки перебрасывали соляные глыбы друг другу, задерживаясь лишь для того, чтобы лизнуть лакомство.

— Соль! — верещала Торгиль, балансируя с глыбой на голове.

— А чего тут такого особенного? — шепнула Люси, прижимаясь к Джеку. Мальчик обнял сестренку за плечи.

— Да они же просто сумасшедшие, — отозвался он.

Скандинавы обгрызали и покусывали соляные глыбы, пока усы их не поседели от белой пыли. Обычного человека от такого количества соли давно затошнило бы; вот и Джек втайне надеялся, что викингов вывернет наизнанку — но не тут-то было. Спустя какое-то время соляное безумие их оставило, и скандинавы благоговейно упрятали свое сокровище в мешки.

Гнилую пищу с корабля повыбрасывали. В мгновение ока на нее слетелась туча чаек — и вороны. Отважное Сердце тотчас же ринулся в драку. Джек сам изумлялся своей способности отыскивать ворона в куче-мале толкущихся птиц — но Отважное Сердце был проворнее, умнее и отважнее остальных.

— Небось, теперь улетит восвояси, — вздохнул Джек.

— А вот и не улетит, — возразила Люси. — Его ведь к нам послали с Островов Блаженных…

Джек подумал, что птица опустилась на корабль просто-напросто от усталости — но вслух этого, естественно, не сказал.

Воины пировали весь день. Они жадно уминали жареную говядину и пили сладкое красное вино из таинственной страны под названием Иберия. Они орали песни про богов, которые, похоже, были столь же склонны к обжорству и пьянству, как и их почитатели. В одной пространной поэме рассказывалось о пиршестве вроде того, что разворачивалось перед глазами Джека и Люси. Морской бог Эгир сварил котел пива И все не только упились в стельку, но и затеяли перебранку с Локи, богом подлых плутней. Локи обозвал Одина лжецом; Один обозвал Локи извращенцем. Тогда Локи сказал, что Фрейя, богиня любви, со страху пускает газы, и что Ньёрд, бог кораблей, угодил в плен к троллям, и те мочились ему в рот, словно в ночной горшок. Каждый новый куплет встречался оглушительными взрывами хохота. От избытка чувств викинги смачно хлопали друг друга по спинам.

— Это какому же народу надобен бог подлых плутней? — подивился Джек. Вокруг становилось всё темнее.

— Да вот этому самому, — зевнула Люси. Впервые за несколько недель девочка поела досыта и теперь отчаянно клевала носом. Отважное Сердце тоже наелся от пуза; ворон сидел на поручне, закрыв глаза — Может, сбежим? — предложила малышка.

— И куда же мы пойдем? — горько отозвался Джек.

— Не знаю… — Люси снова зевнула — Может, в ту деревню, что они разграбили?

— Все ее жители разбежались. — Джек не стал говорить сестренке, что произошло с людьми Гицура Пальцедробителя на самом деле.

— Они помогут нам, если мы их отыщем.

— Но мы их ни за что не отыщем Так что лучше засыпай, солнышко. — И Люси послушно свернулась калачиком на груде шкур.

Сгущалась ночь, но разгульному веселью конца-края не предвиделось. Настал черед стихов самых что ни на есть омерзительных; Джек даже порадовался, что его маленькая сестренка заснула. Хуже всех вела себя Торгиль — она изображала Фрейю и вопила. «Ой-ой-ой, как страшно! Как страшно!», то и дело шумно пуская газы.