В небе Ленинграда - Александр Новиков

Когда обращаешься к событиям такой давности, то без документов почти невозможно восстановить их последовательность, вспомнить, что произошло в тот или иной день. Обстановка в июле была столь напряженной, что уже по прошествии недели нельзя было доверять памяти. Поэтому я каждый день делал коротенькие записи в карманном дневнике, с которым никогда не расставался. Так было всю войну. Кончалась одна записная книжка, заводил другую. К сожалению, по не зависящим от меня обстоятельствам дневники эти не сохранились. Я очень переживал их потерю. Кое-что удалось восстановить по памяти, правда, уже без многих деталей. Но вот 12 июля запомнилось во всех подробностях.

В этот день, во второй половине его, мне на стол положили донесение, в котором говорилось, что воздушная разведка обнаружила известный уже читателю фланговый маневр 41-го моторизованного корпуса генерала Рейнгардта в сторону Кингисеппа. Части его были замечены в нескольких десятках километров на северо-запад от шоссе Псков - Ленинград - в районе селения Ляды. Если бы я не знал, что собой представляет правый фланг Лужского оборонительного рубежа, то, наверное, это неожиданное известие встревожило бы меня не столь сильно. Я, конечно, немедленно доложил бы о нем командованию фронта, но этим бы и ограничился. Теперь же счел необходимым сам проявить инициативу: немедленно приказал установить за противником постоянное воздушное наблюдение и тотчас докладывать мне о данных разведки. Одновременно распорядился взять под контроль и дорогу Псков - Гдов, по которой отступала наша 118-я стрелковая дивизия.

Неожиданный выход двух танковых и одной моторизованной дивизий врага в район Кингисеппа ставил наши войска в очень трудное положение. Вечером 11 июля из разговора с начальником разведывательного отдела фронта комбригом Евстигнеевым я узнал, что правый фланг Лужской оперативной группы мы не успели подготовить к обороне.

Петр Петрович был очень озабочен и даже, как мне показалось, растерян.

- Опять скверные известия? - спросил я.

- Да уж куда хуже! - угрюмо ответил Петр Петрович.- Сегодня командующий вливание сделал. Всем досталось: и мне, и Никишеву, и Тихомирову.

- Да в чем дело? - заинтересовался я.

- Требует точные сведения о противнике. А где их взять в такой обстановке? В направлении Гдова замечены какие-то танки, там же оказались 1-я и 58-я пехотные дивизии немцев. А они из 18-й армии. Почему они очутились в полосе 4-й танковой группы? Ведь 18-я армия наступает в Эстонии. Разведка ничего толком сообщить не может, и пленных нет. А на правом фланге Пядышева почти голо: только курсанты пехотного училища да под Кингисеппом одна стрелковая дивизия. 2-я дивизия народного ополчения еще в эшелонах, на подходе. Попову все это не нравится, да и мне, признаться. Откуда там танки и чьи они? Кстати, летчики ничего подозрительного в районе Гдова не замечали?

- Пока нет, Петр Петрович. В случае чего я тотчас сообщу вам.

- Вы скажите летчикам, чтобы они были повнимательнее,- сказал в заключение Евстигнеев.

Предчувствие, тревожившее Попова, оказалось не напрасным. Мы едва не проворонили стремительный бросок 41-го моторизованного корпуса на правый фланг Лужской оперативной группы. Вырвись противник на Копорское плато, вся наша 8-я армия оказалась бы запертой в Эстонии, а Ленинград - под угрозой прямого удара не только с юга, но и с запада.

Узнав о появлении танков и мотопехоты гитлеровцев в районе села Ляды, Маркиан Михайлович охнул. И было отчего. Командование фронта никак не ожидало, что противник отважится на столь сложный маневр, как почти 150-километровый рейд целого корпуса по бездорожью и через лес. Все твердо считали, что враг будет пытаться во что бы то ни стало взломать нашу оборону на наикратчайшей прямой к Ленинграду - под Лугой.

Сперва Попов даже усомнился в данных воздушной разведки.

- А не напутали летчики? - спросил командующий.- Может, танки им только померещились?

- Вряд ли,- ответил я.- Сведения поступили сразу от двух экипажей. Летчики ясно видели колонны танков и мотопехоты.

- А снимки есть?

- Я уже распорядился произвести фотографирование. Завтра утром проведем доразведку и сделаем снимки.

Доразведка подтвердила первые сведения и дала нам в руки новые ценные сведения. Выяснилось, что противник от Ляды повернул на север: танки пошли в обход озера Самро с запада, а мотопехота - с востока. Сомнений больше не было: немцы стремились обойти Лужский оборонительный рубеж в районе юго-восточнее Кингисеппа, затем частью сил вырваться к Финскому заливу, а другие соединения повернуть в сторону Ленинграда на Гатчину. И то, и другое было для нас одинаково опасно.

15 июля под Ивановским и Большим Сабском начались жестокие бои. Так на подступах к Ленинграду возникло новое угрожающее направление. Вернувшись от Попова к себе в штаб, я созвал небольшое совещание. Мы прикидывали и так и этак и, в конце концов, сошлись на том, что для борьбы с 41-м моторизованным корпусом немцев придется привлечь часть сил фронтовой авиагруппы. Иного выхода не было. Из-за усложнившейся обстановки на Карельском перешейке мы не могли больше ослаблять ВВС 23-й армии, бомбардировочную авиацию которой еще раньше всецело переключили для действий на юго-западе от Ленинграда. Тогда же в принципе решили и вопрос о создании оперативной группы во главе с моим заместителем И. П. Журавлевым. Ему поручили непосредственно руководить всеми боевыми действиями авиации на новом направлении.

Незадолго до описываемых событий решением ГКО были созданы главные командования ВВС трех направлений. Меня назначили командующим военно-воздушными силами Северо-Западного направления. Отныне в мои обязанности уже официально входила координация усилий авиации двух фронтов и морской. Однако никаких особых прав в отношении ВВС КБФ и авиации ПВО Ленинграда мое новое положение мне не давало, они не находились непосредственно в моем подчинении, и я не мог просто приказать командующему ВВС КБФ В. В. Ермаченкову или командиру 7-го иак С. П. Данилову, а должен был согласовать с ними тот или иной вопрос. К чести обоих должен сказать, что они не страдали местническими настроениями и не усматривали в моем вмешательстве ущемления их авторитета, понимали, что авиация должна быть собрана в кулак, и с первых же дней войны во всем шли мне навстречу.

Вечером, 12 июля, предварительно заручившись согласием главкома Северо-Западного направления К. Е. Ворошилова о привлечении морской авиации для оказания помощи нашим войскам под Ивановским и Большим Сабском, я был у командующего ВВС КБФ генерала В. В. Ермаченкова и договорился с ним о совместных действиях.