Майерлинг - Клод Анэ

Он откинулся в кресле и закрыл глаза.

Длинная речь не оживила его, напротив, заставила побледнеть. Врач смотрел на него с беспокойством. Лицо принца осунулось, кожа под глазами, запавшими в результате посещений тех, кто „приносит забвение“, отливала голубизной; во вздувшихся на висках венах пульсировала кровь.

Прошла минута. Не заснул ли принц? Нет, он выпрямился, мгновение смотрел на доктора и продолжил, будто не было паузы:

– Мне надо забыть, кто я есть, значит, забыть, что я принадлежу к той породе, дышащей на ладан, о которой вы говорили. Мне надо забыть о несправедливости жизни, которая заставляет меня расплачиваться за безумие и злоупотребления предшествующих двадцати поколений. Мне надо забыть, наконец, – в его голосе послышалось нечто значительное, – что я не имею права быть счастливым, что ни на мгновение мне не дано свернуть с начертанного пути. Вот почему вечерами после таких дней, что я вам описал, я пускаюсь во все тяжкие… Забыться не так просто. Это требует времени… Вот я и возвращаюсь в этот старый дворец, к стерегущим меня предкам, между двумя и четырьмя часами утра.

В результате визита доктора Видергофера в высоких сферах было решено, что принц проведет две недели на Адриатическом море с женой и дочерью. Они должны будут покинуть Вену сразу после Рождества.

III

ТРЕВОГА

Мария узнала эту новость однажды вечером в Хофбурге от самого Рудольфа. Ей удалось чудом выскользнуть из дома, когда мать и сестра были в Опере. Она не смогла сдержать слез. Рудольф уезжал на целых пятнадцать дней. Никогда еще так долго он не отсутствовал. И в довершение всего его будет сопровождать принцесса, они окажутся в уединенном месте, где, за неимением других дел и развлечений, ему ничего не останется, как провести с женой второй медовый месяц. Все это было специально придумано императором для того, чтобы сблизить супругов, – в этом Мария не сомневалась…

Напрасно Рудольф старался ее разуверить. Он объяснял, что только опасения за его здоровье вынудили его старого друга Видергофера поставить вопрос об отдыхе. Принц настоятельно нуждался в нем – вдали от Вены и работы, в средиземноморском климате. Уж одно то хорошо, что его не посылают на французскую Ривьеру или на Мадеру! Его жена? При такого рода поездке он не имел возможности оставить ее в Вене. Но у них будут отдельные апартаменты в отеле: у нее – с фрейлиной, дочерью и гувернанткой, у него – с адъютантом. Он будет проводить дни в море на яхте, заниматься парусным спортом. А она не выносит моря. У него будут также дела в соседней Поле, где базируется флот.

Ничто не могло утешить Марию. Принц заключил ее в объятия, говорил как с маленьким ребенком, пытался рассмешить.

Его нежность успокоила наконец Марию. Никогда еще он не был так добр с ней. Обычно это она отвлекала Рудольфа, гнала прочь заботы и черные мысли, которые слишком часто преследовали его. Она получала огромное удовольствие, играя эту истинно женскую роль. Сегодня роли переменились.

Этот эпизод сильно подействовал на Рудольфа, пробудил в нем глубоко спрятанное чувство, о котором он и не подозревал. Плачущая в его объятиях невинная девушка; молодое тело, так целомудренно прижимавшееся к нему; слезы, которые он старался осушить; наконец, улыбка, которую ему удалось вызвать на прелестных устах Марии, – все это наполнило его неведомым ранее волнением.

В тот день он не смог выразить своих чувств Марии, он и сам не отдавал себе ясного отчета в том, что испытывал. Они рано расстались, ибо Рудольф должен был ехать в Оперу. Но весь вечер, где бы он ни был, он непрестанно думал об этом.

Обычно принц не позволял себе копаться в собственной душе, по опыту зная, что ничего, кроме горечи и отвращения, это принести не может. Но тот Рудольф, что пробудился от встреч с Марией Ветцера, был существом, симпатичным ему самому. Где еще можно повстречаться с ним? Только вблизи кудесницы, возрождающей его душу.

И принц стал искать новых встреч с Марией, а препятствия лишь обостряли его стремление. Рядом с ней он превращался в человека, забывшего, что такое пресыщенность, для него вещи вновь обретали первозданный вид и истинную цену. Этот новый Рудольф еще не вкусил настоящей жизни. Он только теперь раскрывался навстречу неизведанному. Именно этот Рудольф принимал Марию в Хофбурге и тайком бродил с ней по аллеям Пратера. Рядом с ней к нему возвращались стеснительность и заботливость шестнадцатилетнего влюбленного, доверчивое сердце которого никто не обманывал. Он был полон грез и надежд молодости, испытывая душевные порывы, свойственные тем, кто полюбил впервые. Непостижимым образом этот Рудольф существовал рядом с Рудольфом королевского дворца и ресторана Захера, рядом с политическими интригами и свиданиями с цыганками.

Только теперь он ясно увидел и понял, что не может жить без Марии. Это открытие завладело им мгновенно и целиком. Любовь питается и отсутствием любимой, и свиданием с ней. Отвращение к вещам и людям, которое он испытывал в череде однообразных дней, делало еще более радостными редкие часы, проводимые с любимой.

Как-то во второй половине декабря принцу удалось устроить продолжительное послеполуденное свидание с Марией в их утопавшем в цветах салоне в Хофбурге. Он любил слушать ее рассказы, ее смех, а сам чаще молчал. Обычно Мария не придавала этому значения, видя, как напряженная складка на лбу принца мало-помалу исчезает. Но в тот день он показался ей молчаливее обычного, она забеспокоилась, не осмеливаясь спросить о причине.

Рудольф, сидевший на пуфе у ее ног, внезапно поднялся и начал ходить по комнате. Он, казалось, с головой погрузился в свои мысли и забыл о Марии. Вдруг он поспешно вернулся к дивану, на котором она сидела, опустился рядом, обнял ее за талию и привлек к себе.

– Мария, – сказал он, – я хочу поговорить с вами.

Он произнес это так серьезно, что молодая девушка затрепетала от страха.

– Я долго думал об этом… – продолжал Рудольф.

Взглянув на Марию, он прочел в ее глазах такой испуг, что поспешил успокоить ее и, наклонившись к ней, прошептал:

– Не бойся, дорогая. – Впервые он обратился к ней на „ты“, и Мария опять встрепенулась, но уже от радости. – Я так люблю тебя, что не могу без тебя жить. Вот это я и хотел сказать. Хочешь, мы попытаемся устроить наше будущее?

Мария слушала его, не зная, что и подумать. Не потерял ли он голову? Наше будущее! Значит, оно у них есть? Она никогда об этом не задумывалась.

– Я не понимаю вас, – сказала она.

– Не следует говорить мне „вы“, моя маленькая Мария. И называй меня по имени – Рудольф.

– О! Для меня нет ничего легче! – воскликнула она в радостном порыве. – Ты всегда был для меня Рудольфом. Если бы ты знал, чего мне стоило говорить тебе „мой принц“. Мне казалось, что я обращаюсь к кому-то, кого я не знаю. Но если бы вы… если бы ты слушал, сколько нежных слов я посылала тебе, сидя одна в своей комнате, задолго до того, как мы встретились здесь! Они всегда предназначались Рудольфу… Еще недавно мне невыносимо было думать о твоем положении, которое нас разделяло… А теперь ты говоришь мне „ты“ и даже думаешь о нашем будущем!