Майерлинг - Клод Анэ

Только теперь он ясно увидел и понял, что не может жить без Марии. Это открытие завладело им мгновенно и целиком. Любовь питается и отсутствием любимой, и свиданием с ней. Отвращение к вещам и людям, которое он испытывал в череде однообразных дней, делало еще более радостными редкие часы, проводимые с любимой.

Как-то во второй половине декабря принцу удалось устроить продолжительное послеполуденное свидание с Марией в их утопавшем в цветах салоне в Хофбурге. Он любил слушать ее рассказы, ее смех, а сам чаще молчал. Обычно Мария не придавала этому значения, видя, как напряженная складка на лбу принца мало-помалу исчезает. Но в тот день он показался ей молчаливее обычного, она забеспокоилась, не осмеливаясь спросить о причине.

Рудольф, сидевший на пуфе у ее ног, внезапно поднялся и начал ходить по комнате. Он, казалось, с головой погрузился в свои мысли и забыл о Марии. Вдруг он поспешно вернулся к дивану, на котором она сидела, опустился рядом, обнял ее за талию и привлек к себе.

– Мария, – сказал он, – я хочу поговорить с вами.

Он произнес это так серьезно, что молодая девушка затрепетала от страха.

– Я долго думал об этом… – продолжал Рудольф.

Взглянув на Марию, он прочел в ее глазах такой испуг, что поспешил успокоить ее и, наклонившись к ней, прошептал:

– Не бойся, дорогая. – Впервые он обратился к ней на „ты“, и Мария опять встрепенулась, но уже от радости. – Я так люблю тебя, что не могу без тебя жить. Вот это я и хотел сказать. Хочешь, мы попытаемся устроить наше будущее?

Мария слушала его, не зная, что и подумать. Не потерял ли он голову? Наше будущее! Значит, оно у них есть? Она никогда об этом не задумывалась.

– Я не понимаю вас, – сказала она.

– Не следует говорить мне „вы“, моя маленькая Мария. И называй меня по имени – Рудольф.

– О! Для меня нет ничего легче! – воскликнула она в радостном порыве. – Ты всегда был для меня Рудольфом. Если бы ты знал, чего мне стоило говорить тебе „мой принц“. Мне казалось, что я обращаюсь к кому-то, кого я не знаю. Но если бы вы… если бы ты слушал, сколько нежных слов я посылала тебе, сидя одна в своей комнате, задолго до того, как мы встретились здесь! Они всегда предназначались Рудольфу… Еще недавно мне невыносимо было думать о твоем положении, которое нас разделяло… А теперь ты говоришь мне „ты“ и даже думаешь о нашем будущем!

Теряя голову от счастья, она бросилась ему на шею.

– Наше будущее, – повторила она, – но что это значит? Хотя не все ли равно? Достаточно и того, что любимые губы произносят „наше будущее“. Я не прошу большего. Наше будущее! Повтори еще раз, я должна быть уверена, что не ослышалась.

Еще долго Рудольф не мог вставить ни слова. Мария кружилась в танце, подбегала к нему, начинала его целовать, прикалывала ему цветок. Наконец она успокоилась в его объятиях и сказала торжественно:

– Я слушаю тебя.

Рудольф объяснил ей с некоторой долей смущения, что он затрудняется точно предугадать, что его ждет, настолько неопределенно его положение в государстве и императорском дворце. Могут возникнуть непредвиденные обстоятельства и в мгновение ока изменить ход событий. Он окружен врагами, которые занимают самые высокие государственные посты. Стоит отцу подхватить насморк, и все окажутся у его ног. Но в настоящее время ему не на кого рассчитывать. У него прохладные отношения с большей частью членов своей семьи, людьми недалекими, отсталыми и упрямыми.

– Об отце мы поговорим как-нибудь потом. Моя мать близка мне по духу, но она избегает не только меня, но и бежит от себя самой. Часто она одиноко бродит по этому огромному дворцу, двери которого раскрываются при ее приближении. Однажды я случайно наткнулся на нее в одном из приемных залов. Захваченная врасплох, она ускорила шаги, давая понять, что не хочет беседовать со мной. Проходя мимо, едва кивнула мне. И все же она любит меня… Знаешь, кого она напоминает? Узницу. И Хофбург, и Вена, и вся Австрия – ее тюрьма. Ей легко дышится только вдали от всего этого. Она желала бы сбежать отсюда и никогда не возвращаться… А разве я не такой же узник?

Он на мгновение умолк, потом, наклонившись к молодой девушке, прошептал ей на ухо, точно опасаясь быть кем-нибудь услышанным, как если бы и стены здесь имели уши:

– В один прекрасный день я уеду… И ты последуешь за мной.

Мария ошеломленно слушала этот полный таинственности шепот. Уехать! Конечно, по первому же знаку она последует за ним. Но как ему удастся покинуть Вену и Австрию? Это казалось невозможным. Но если он так говорил, следовательно, имел в виду нечто конкретное. Она не осмеливалась в это поверить, но сердце ее начинало биться при мысли, что судьба соединит их. Где? Это неважно, лишь бы они были вместе. Она не решилась расспросить его, хотя ей хотелось знать больше.

В другой раз, в Пратере – он только что возвратился из Мюнхена – принц заявил, что больше не в силах жить с женой. Быть может, в минуту гнева она наконец осуществит так часто повторяемую ею угрозу и уедет в Бельгию? Но в глубине души он в это не верил.

– Никогда она не уедет. Ее угроза – лишь способ вывести меня из себя, и ничего больше.

Сам он вынашивал смелый замысел. Он будет просить у папы римского расторжения своего брака. Сошлется на то, что принцесса неспособна дать наследника короне. После рождения дочери у нее не было больше детей, хотя он жил с ней еще четыре года после появления на свет первого ребенка. Тяжелые роды принцессы привели, по-видимому, к бесплодию. Это – сильный довод, и папа, без сомнения, проявит понимание.

Затем принц пускался в бесконечные политические рассуждения, за которыми Мария следила с трудом. Но было очевидным, что после того, как его брачный союз с принцессой будет аннулирован, он рассчитывал соединиться с Марией морганатическим браком.

– Я буду свободным, и мы больше никогда не расстанемся.

Временами, забывая о папе римском, он рисовал еще более прекрасное будущее, которое может открыться перед ними.

– Окружающие меня люди убеждены, что я стремлюсь к власти. Они ошибаются. Они были бы счастливы узнать, до какой степени внушили мне отвращение к ней. Сколько интриг! Сколько предательства! И столько лицемерных физиономий я вижу каждый день! Быть таким же свободным, каким станет однажды мой кузен, эрцгерцог Иоганн! Вести вдали отсюда независимую жизнь! И не надо думать, дорогая, что это невозможно. Может быть, достаточно только захотеть…

В другой раз, лихорадочно строя планы – а теперь он не мог ни о чем говорить без возбуждения, – он внезапно остановился, потом как-то странно рассмеялся, насторожив Марию.

– Дорогая, – сказал он, – ну не глупость ли это – так суетиться? Разве нет иного средства бежать от мира и навсегда соединиться друг с другом?