Тьма - Леонида Подвойская

- Но дочь моя, ты же раненная! - пытался урезонить её священник.

- Не уйду, пока не найдут! Пусть ищут, если раненных жалко! А то бродят со своими бобиками. - Вот эту штуку поднимайте! Какой ещё техники нет? Ну! Вот так! - девушка вырвалась - таки из рук спасателя и взялась за здоровенный обломок. Но сил уже не было и она опустилась на битые кирпичи.

- Дочь моя, мы ищем одного и того же человека. Я отсюда никуда не уйду, пока его не найдут. Живого или мёртвого.

- Ой, да не говорите так! Он жив. Я знаю. Я чувствую…

- Хорошо, дочь моя. И я тебе обещаю, как только найдём, я тебе сообщу. Первой.

- Ладно, - сдалась девушка. Только пусть его в эту же больницу. Где я, а?

- Этого не обещаю.

- Но попросите?

- Хорошо, попрошу.

- Вот видите, обманываете. А как вы сообщите, если даже не знаете, кто я и где?

- Дочь моя, в этом грехе я не замечен. Знаю, тоже новости смотрю. А чего недосмотрю, мне расскажут. Так что, не переживай, и Бог с тобой, - напутствовал крестным знамением старый священник уже уносимую спасателями девушку.

- Я тоже не уйду, пока не найдём его, - обратился к священнику подошедший полковник.

- Это ваш человек? - поинтересовался епископ у полковника. - Герой! Воистину муж без страха и упрёка.

- Ну… врать не буду, не наш. Со мной был, но не наш. Сам в храм рванул.

- На смерть пошёл. И когда меня умыслили… заступился. Это тогда, у храма - его вместо меня. Главарь их сказал, что у него бронежилет…

- Ничего такого я ему не давал. Не знаю, где он даже рясу взял.

- Ряженый, - усмехнулся священник. - Я это сразу понял, когда он меня "батюшкой" назвал. Далёк он от церкви… был.

- Зачем вы так, святой отец? Он же спасать вас кинулся.

- Я сказал "от церкви", а не "от Бога". И то, что он сделал… Не знаю…, - задумчиво покачал он головой.

- По рассказам очевидцев, Вы с ним оставались последними.

- Он! Он остался последним. И… только Вам скажу - он держал свод храма. До последнего. До меня то есть.

- Это как " держал свод"?

- Не знаю. Но держал. И никаких там "счастливых случайностей". А провидение Господне только в том, что Он направил этого воителя к нам. Буду ждать здесь, чтобы воздать ему почёт по заслугам. Вон там он должен быть.

- Ну, тот фрагмент они поднимут только с помощью крана.

- Буду ждать здесь.

- А меня вызывают. Но к подъёму приду обязательно.

Полковник присел рядом, закурил.

- Наш. О сути - наш, - вернулся он ко всё той же мысли. Мы с ним не так давно и знакомы. Он одного моего парня с иглы снял. Скажите, вот, к примеру, чудеса исцеления - они просто так им не даются?

- Кому «им»?

- Не знаю. Не силён в Библии. Ну, чудотворцам. Вот он, когда моего офицера от наркоты… Ведь больно было, видел. Да и меня… хоть и сказал, что мелочь…

- Думается, что это испытание для него. Было бы великим соблазном просто походя людей исцелять. А так - выбор. Подвиг, если хотите. Я вам скажу… там, в храме Божьем. Испугался и он, когда схватили. Но предводителю ихнему в лицо кровью своей плюнул. Потом перекрестился и пошёл. На казнь пошёл. А я вот…, - старый священник тяжело вздохнул.

- Знаете, он у нас цыган от одной заразы вылечил. Слепли они. Ну, барон и не пожадничал. Так Максим все эти деньги перевёл в наш фонд. Уже смогли довольно многим ребятам помочь. И вдовам. И сиротам. Такой ненавязчивый упрёк. И мне, зрелому мужику теперь просто стыдно. Ведь мог бы и я, правда? Так нет: «Государство отвернулось!». А сам?

- Вы сказали, слепли? - прервал размышления полковника митрополит.

- Да. Потом он нашёл место, где они эту заразу подхватили. Уничтожил мерзость. Один.

- А от чего эта болезнь? То есть, откуда?

- Этого я вам сказать не могу. Даже на исповеди. А про Максима… Знаете, чем он меня привязал? Обещал наших калек исцелить. Даже… но я в это… а как хотелось бы верить!

- Верьте! И я буду молиться, чтобы сбылись его намерения. И ежели… ежели вам ещё придётся общаться с ним, просите его свершать добро, не вовлекайте во зло, которое можете творить и сами.

- Я не вовлекал его в эту операцию! Он просто может… подчинить. И, кроме того, как я понял, вы бы, святой отец, уже были мертвы.

- Может, оно и к лучшему, - тяжело вздохнул священник.

- Глупости говорите! Простите. Может, мученическая смерть вам и к лицу. А остальные? А что бы сейчас началось? Вы понимаете, от какой резни он нас всех спас?

- Понимаю. И извиняю вашу горячность. Но если он погиб в этом огне…

- Да не погиб он. Не мог. Просто не мог, понимаете? И мы с ним ещё… - голос офицера дрогнул. - В общем, вот мой телефон, если найдут в моё отсутствие, немедленно звоните… пожалуйста.

А Максим лежал в темноте. Боль, боль, боль. Она пришла, когда он закончил борьбу с весом громадины и осевшая глыба раздавила его. Или раньше, когда он держал эту махину своим полем? Неважно когда, но боль была жуткая. Но он не умирал, хотя, кажется, не дышал. А ещё к нему пришли. Какие-то мерзкие чёрные твари, повизгивая, окружали его.

Уммм…ну, ха-ха, - начала одна. И первое " уммм" начиналось басом, затем "ну" переходило на повизгивание, потом короткий смешок. И всё сначала. Ей начала вторить ещё одна тень, затем третья, четвёртая. "Очень похоже на стаю гиен", - подумалось Максу.

- Уммм…ну, ха-ха!

- Это меня, что ли умнёшь, сволочь? - поинтересовался Максим у ближайшего черного пятна. По уколу - вспышке очажка боли на общем болевом фоне он понял - его. Только не тело. Вроде, как откусывают кусочки его второй сущности.

- Ну, нет, так не пойдёт, шпана, - обозлился он. Нужна энергия - ударить. А её почти и нет. Хотя… постой. Тогда, когда я отдавал всю, я отключался. Значит, ещё не вся. Сейчас. Он представил себя шокером, набирающим энергию в один импульс. И когда понял - вся, ударил. И ещё услышал, как испуганными мартышками заверещали, сжимаясь в обугленные капли, странные гиены. И гневный вскрик боли кого-то более могучего где-то вдали.

- Это тебе аванс, - подумал Максим, вновь проваливаясь в беспамятство.

Развалины очистили в первом приближении на третий день. В принципе, можно было не торопиться - спасатели заявили, что живых нет. Да и осторожность соблюдать следовало - вдруг ещё какой "гостинец" рванёт. Но не уходил оттуда старый епископ и устраивать длительные перекуры было как-то неудобно. Тем более, что пообещал он работягам кое-какие премиальные и из церковной кассы. Под завалами было пусто. И только когда подняли огромный фрагмент купола с места, указанного священником, увидели тело в обуглившейся рясе. И епископ поспешил туда.

- Жив! Честное слово, живой! - опередил его кто-то из рабочих.

Добравшись до места, епископ с изумлением уставился на незнакомое, в сплошном ожоге, лицо. Но ожог был старый.