Поляна, 2013 № 04 (6), ноябрь - Журнал Поляна

— Ну, уел, уел, землячок! Иди, попрощаемся. «Дай, Джим, на счастье лапу мне. Такую лапу не видал я сроду!»

— А вот и не дам!

— А че ж так?

— А ты меня в капкан поймал, до сих пор синяк не проходит!

— Не сердись. Зато ты теперь знаешь, что капкан — это злодей. Иди, я не стану тебя больше обманывать!

— Не подойду! Единожды солгавши, кто тебе поверит?

Гарт невесело рассмеялся, махнул «графу» рукой и шагнул на плот. Похлопал спящую Ингу по мокрой щеке и оттолкнулся веслом.

— До свиданья, остров Ботфорт, спасибо тебе за все!

«Его Сиятельство, граф Чернышов», проследовал до самой воды, вскочил на камень и задрал вверх голову. Наверное, он тявкал, но Гарт уже не слышал. Уже плескалась о бревна волна. Уже разворачивалась панорама берега, уже ловили глаза другую избушку на другом берегу и руки с силой толкали весла: вперед!

Примерно с километр отплыл Гарт от берега и только тогда заметил, что плывет по мелководью: камни и волнистая песчаная рябь легко угадывались на дне, из-под обросших зеленью валунов то и дело выскакивали пузатые колючие бычки. Наконец, склон круто пошел вниз, размытые картинки скрылись в тени, а нерпа Инга скользнула в воду.

Характер волны сразу изменился. Если раньше она накатывала с равномерным интервалом, то теперь вдруг стала хаотичной и хлесткой. Вода рядом с плотом закипела, запузырилась, как бывает, когда попадешь на стрежень реки и весла сбиваются с ритма.

«Здесь течение, — ужаснулся Гарт, — никогда бы не подумал! Что ж я раньше-то не замечал? Или когда под мотором идешь не заметно?»

— Александрос! Что же ты не сказал про течение?

— А я знал? Не гидролог же я, а дух служебный! Но без паники. Парень ты крепкий, выгребешь. А плот не лодка, утонуть не может.

— Вот спасибо, дорогой! Вот утешил!

Зимовье на домашнем острове заметно сдвинулось влево: плот выносило в море. Гарт налег на весла. Он воспринял неожиданность лишь как досадную помеху, не более того. Прилив и ветер несли его по адресу. Милое солнышко грело спину. Чего еще надо? Скорость течения вряд ли больше шести-семи километров в час. Веслами можно дать и восемь, и десять.

Но одно дело плыть на лодке, другое — толкать вперед неуклюжий тяжелый плот. Стоило чуть перестать грести, чтобы перевести дух, как плот, очевидно, он был плохо сбалансирован, разворачивало поперек волны и заливало водой. Ноги скользили на мокром, и Сашка прибил поперек плота несколько ребер, для упора ногам, из взятых обломков досок. Прибил и похвалил себя: «Молодец, что взял запас. Пригодился!»

Больших усилий стоило опять развернуть плот поперек волны и придать ему ускорение. Устав грести, Гарт бросил весла на несколько минут и стал внимательно всматриваться в берег: есть надежда выгрести или течение сильнее? Изба, безусловно, приблизилась. Уже видна горелая спичка трубы на крыше и толстенькая черточка рядом с пристройкой — чурбан для колки дров. Добрая половина пути пройдена, однако!

В этот момент высокая волна прошла под плотом, подняла его, и он на мгновение завис на гребне. Тут же послышался звук лопнувшей струны, проволока, которой были стянуты бревна на мористом конце плота, разорвалась, поперечина из доски-вагонки треснула и сразу сами собой начали вылезать из бревен железные скобы, будто некто невидимый выдавливал их гвоздодером. Еще минута — и лопнет вторая скрутка, выскочат скобы, бревна плота разойдутся, и тогда…

Веселая злость охватила Гарта. Так бывает, когда на ринге получишь от противника крепкий удар и сразу начинаешь быстрее соображать, и сразу обостряются все чувства. Сашка упал плашмя на плот, схватил свою базальтовую колотушку и вбил скобы назад, в бревна. Хорошо вбил, по самый изгиб.

Бил и приговаривал:

— Держись, паря, ты же молоток! Ты же базальтовый, ты же древний. Ты же крепкий старый дед. Ты же всякое повидал! Ely, что тебе стоит не треснуть, не расколоться, а выдержать? Видишь — я не сильно? Видишь — без замаха? Видишь — одним весом твоим? Ely, пожалуйста! Ely, держись! Ely, лупи! А я тебе песенку спою и пузо жиром намажу!

И молоток работал головой, как это в обычае у молотков, а потом упал на мягкий рюкзак и выдохнул:

— Уф-ф-ф! Башка гудит, перекур!

А вот у бочонка с мясом не выдержали «нервы» — два не до конца вбитых гвоздя. Они выскочили из мокрого дерева, бочонок кувырнулся в воду и мгновенно исчез в пучине.

— Э-гей, уважаемый Нептун! Подарок держи, а течение придержи! — Гарт вскочил на ноги и навалился на весла. Теперь он уже не выпускал их из рук, просто время от времени греб не так сильно. Постепенно вода за бортом перестала кипеть, плот пересек стрежень течения и волна опять стала ритмичной и ровной.

И вот уже можно различить дверь пристройки и перекрестие оконной рамы. И удивиться, что на этом острове снега выпало меньше и он почти весь растаял. Метров пятьсот до избы, наверное.

Несмотря на одеревеневшие мышцы, Гарт упорно держал свое плавсредство поперек волны. И, хотя плот все же отнесло мористей, Сашка надеялся «зацепиться» за самую оконечность западного мыса в километре от зимовья.

И все высматривал охотник свою собаку. «Где ты там, Таймыр, морда бессовестная? Почему не бегаешь по берегу, не встречаешь хозяина радостным лаем?»

Но вот и мыс. Совсем близко блестят мокрые камни, но скала крутая, не пристать. Разве броситься в море — и вплавь? Не вылезешь… Но сразу за мысом небольшая бухточка с плотным галечным берегом, дальше опять утесы, а еще дальше — море-окиян.

Гарт из последних сил навалился на весла, но то ли глубоко взял, то ли сильно рванул, — штырь правой уключины с жалобным криком отломился. И это буквально в двадцати метрах от берега!

Есть, есть закон пакости на белом свете! И он пакостно пакостит пакостями, где только может!

Плот опять закружило на волне и береговые камни сначала медленно-медленно, а потом с заметным ускорением стали удаляться. Начался отлив…

Несколько секунд Гарт стоял, как пришибленный, затем сорвал с себя одежду и обвязал вокруг пояса веревку. Прицепил к ней нож. Закинул за плечи карабин дулом вниз и прыгнул в море.

А-ах!.. От ледяной воды сердце замерло. Скорей к берегу! Минута. Две. Три.

Гарт ухватился за камень, подтянулся и вылез, оседлал выступ, завел за него веревку и потянул к себе плот.

И плот пошел!

Еще полметра… Еще пошел!

Медленно, неохотно, на полусогнутых, подполз плот к берегу и лениво ткнулся в галечник тупым рылом. Приехали!

Привязать. Вынуть затвор карабина. Продуть ствол.

Вынуть патроны. Достать рубашку из рюкзака.

Вытереть насухо затвор и рамку магазина.

Вытереть насухо патроны.

Уложить карабин на камень повыше, чтобы ветром вынесло последнюю влагу из ствола. Одеться. Обуться. Снять с плота груз. Похлопать бревна по мокрым скулам: спасибо, парни, что держались вместе! Артелью во-о-он какой пролив одолели!

Поднять над головой штурвал зверобойной шхуны и крикнуть над морем:

— Навигарэ нэцэссэ эст, и жить тоже неплохо эст, Помпей Великий!

И только затем ощутить, что зуб на зуб не попадает, что сердце бьется в горле, что колени плавятся и гнутся и стали мокрыми щеки.

— Боже мой! Я дома!

«Vater unser im Himmel Dein Name sei geheiligt! Amen!»

«Отче наш, Иже еси на небеси. Да святится имя Твое! Аминь!»

И прислониться к утесу, и поднять лицо к милому солнышку, и забыться.

41. Олени и волки

«А теперь — идем! Разыскать собаку, растопить печку, и — горячего чаю!»

Гарт вскинул карабин на плечо и взял в руки арбалет и штурвал, а молоток сунул в рюкзак. Домой не с пустой рукой.

Поднялся на берег, вглядываясь в зимовье, а потом присел на камень. Даже на расстоянии веяло нежилым от старых бревен, от почерневшей стены пристройки, от криво прилепленного к западной стене катуха, сарайчика для собак.

Но почему все так видится мутно? Это слезы или со зрением нелады?

Странное чувство охватило Гарта: будто он вернулся после смерти. Но как хорошо светит солнце!

Прогони, солнышко, мрачные мысли, верни глазам зоркость, а сердцу радость!

А где же Таймыр?

Куда этот сукин сын запропал?

Где этот прогульщик шляется среди бела дня?

Гарт стал обшаривать глазами горизонт и сразу легонько присвистнул: с пригорка, километрах в двух от зимовья, мчался табунок оленей, голов семь-восемь.

«Та-ак! Ну, и кого же вы, барашки, испугались? „Босого?“»

Через пару минут на пригорке появились три рыжеватых пятна. Большое и два поменьше.

Волки не спешили. Бежали трусцой. Взрослого оленя не догонишь. Но его можно испугать запахом, а в засаде, возле места, где должен пробежать табунок, поставить опытного волка-охотника.

Сначала Сашка подумал, что олени жмутся поближе к избе, чтобы избавиться от погони. Так уже случалось не раз, пока охотник не отбил у волков охоту появляться на его территории. Но проследив за направлением бегства «рогалей», Сашка с удивлением понял, что олени бегут мимо, что бегут они к берегу с очевидным намерением броситься в море и поплыть к следующему острову, спасаясь от хищников.