Поляна, 2013 № 04 (6), ноябрь - Журнал Поляна

34. Эпизод из жизни Сережет

Вот сидят эти супруги рядом, чистят перышки. Очередную пару молодых выкормили — отдыхают. Тридцать пять лет вместе. Это минимум тридцать четыре выводка, шестьдесят восемь новых жизней, целая колония молодых крачек, которые в свою очередь произведут потомство, и жизнь продолжится.

И люди создают семьи на тридцать и более лет, «пока смерть не разлучит нас».

Но не все. Далеко не все. Почему?

«Вот эти два Божьих создания сидят рядом, чистят перышки, переговариваются негромко. А ты, Сережа — Сережет, тоже стоишь в это утро у зеркала, „чистишь перышки“, собираешься на работу? Вспоминаешь ли обо мне, чувствует ли твое сердце моего сердца тоску?»

— Сережет, вот ты говорила, к отцу ездила, взрослыми глазами на него посмотреть, может и остаться в Балкарии хотела. Расскажи, мне интересно.

— Да! В девятом-десятом классе что-то нашло на меня. Никогда с мамой не ссорилась. А тут поперечливая да вредная стала, прямо такой егор-наперекор стала, до сих пор стыдно. И люди надоели, и друзья-подруги, и погода здешняя: все туман да холод, все метель да мороз. А папа мой из южной страны. Из Балкарии. Там горы и солнце. Там виноград. Там до моря, до настоящего теплого моря, всего семь часов езды! Боже мой! Всего семь часов — и можно купаться, и на жарком песке загорать! Я как безумная стала: поеду к папе и все! Написала ему. Ответил: приезжай. Захотела балкарский язык выучить, чтоб неожиданно, подарок ему. А нету никаких словарей у нас. Ничего в библиотеке не нашла. Но татары работали на стройке, язык у них похожий. Стала к ним ходить, простые слова записывать, зубрить, чтоб хоть что-то. И песню выучила такую:

«Глаза мои не карие,Глаза мои светлы.Возьми меня в Балкарию,Где горы и орлы!»

Ругались, ругались с мамой, отпустила она меня: «Езжай, посмотри, сердце успокой!» Денег дала, и адрес подруги в Пятигорске, если вдруг что.

А папа обрадовался. Хорошо встретил. Семья у него. Жена и куча детишек. Братья и сестры мои. Все черноглазые да шустрые, прям страсть!

Но уже на второй день, жена его, Аминат, объяснила мне: «Не ходи, не бегай с младшими, тебе семнадцать лет. Ты взрослая девушка, замуж пора. И в брюках не ходи, как многие русские девушки ходят: некрасиво это и стыдно, Аллах велел женщине по-женски одеваться, мужчине — по-мужски».

И купили мне одежду другую. А старую сожгли на костре, и мальчишки, братья мои, радовались и бросали дрова в костер, а мне стало горько, как будто самое меня жгут.

И стал к папе моему один пожилой мужчина, Асланбек его звали, приходить. А мне сказали кушать им подавать в кунацкую. Это такая пристройка к дому специально для гостей.

И Асланбек все смотрит на меня и улыбается. А сам щербатый и зубы желтые. А борода черная с проседью и такой он волосатый, что волосы аж из воротника рубашки торчат.

Стала я догадываться, и стало мне страшно. А тут и папа с мачехой начали со мной говорить. И объяснять, что мужчина этот хочет взять меня в жены, четвертой, младшей женой, и что он уважаемый в селе человек, и что его имя означает «могучий лев», и что буду за ним, как за каменной стеной.

Я так испугалась, что и говорить забыла. Только киваю головой, как болванчик. И в ту же ночь убежала. И пошла старой дорогой, чтобы, если кинутся проверять автобусы рейсовые, не нашли меня. И какой-то пожилой мужчина на базар ехал, взял меня на свою телегу. Я ему все рассказала и плакала. И он прикрыл меня мешками старыми и довез до Пятигорска. А в сумочке у меня адрес маминой подруги. У нее переждала, пока от мамы деньги пришли. До Ростова со знакомыми той знакомой доехала, ведь и на вокзалах и в аэропорту уже, наверняка, искали меня, оттуда самолетом в Красноярск и на Диксон. И так-то маму свою обнимала и плакала. И все такое милое кругом и хорошее. Так и живу здесь и на юг больше не хочу…

Гарт подобрал плоский камешек и с силой пустил его по воде. Семь раз подпрыгнул. Хорошее число. «Мой сильный! Мне ничего от тебя не надо. Только живи. Всегда живи. Всегда…»

«Вот вырвусь из этой тюрьмы островной, прилечу под Новый год к тебе, кареглазая моя Сережет, и попрошу твоей руки, чтобы жить вместе, как эти чайки. Даже если и потребуется оставить все дела в тундре и вернуться в поселок».

— А теперь пойдем, Ваше графское Сиятельство, доделывать работу. Осталось меньше половины, скоро закончим.

А день был замечательный, солнечный!

Легкий бриз курчавил волны и обдувал лицо.

За вершину горы зацепилось сверкающее облако.

На пригорке, у триангуляционной вышки, паслись олени.

На плотике, как у себя дома, отдыхало чудо морское, нерпа Инга.

35. Беседа с графом Таймырским

Налаживая капканы восточного берега, Гарт вступил в разговор с графом Таймырским.

— А скажите, Ваше Сиятельство, какие в вашем народе существуют матримониальные обычаи?

— Вау! (Мама много чего рассказывала, да разве все упомнишь!)

— А вы соблаговолите хотя бы в общих чертах.

— Вау! (Ну, есть месяц февраль. В этом месяце появляется Солнце и поднимается все выше, и светит все дольше. И вместе со светом приходит в наши песцовые души великая тяга к родным местам, называемая Любовь к Родине. Где бы мы ни были: в океане на паковом льду, в тайге или дальних неведомых тундрах — мы, все, кто остался в живых, возвращаемся в родные места.)

— А как вы знаете куда бежать?

— Вау! (А у нас есть в крови компас Матери-Природы и он ведет нас без ошибок.)

— Гм-м… Ну, прибежали вы. И что?

— Вау! (Мы сразу ищем себе блондинку! Знакомимся, обнюхиваем друг друга и бежим дальше, строить себе нору.)

— Как это: «строить себе нору»? Вы умеете копать мерзлоту?

— Вау! (Нет, что ты! Мы, мужчины, ищем старую нору и вычищаем из нее снег. Наши блондинки залезают туда. Покрутятся-покрутятся, все обследуют-обнюхают и, если нора ей понравится, мы там остаемся, и нора становится нашим домом. Если не понравится — бежим дальше, находим еще одну нору. И опять мужчина вычищает и выбрасывает из нее все лишнее, а блондинка принимает работу. И так — пока ей нора не понравится.)

— Привередливые у вас блондинки!

— Вау! (Не без этого… Но мы понимаем, что она за семью переживает, и не ворчим.)

— А сколько бывает у вас детей в семье?

— Вау! (Когда как. Если много еды в тундре, блондинки наши и по десять и по двенадцать детей приносят. Если мало еды — двух-трех. А если совсем нечего кушать, скажем, у мышей мор, а куропатки откочевали далеко, эмбрионы в теле блондинок растворяются. Это лучше, чем если бы ощенилась, а малыши потом погибли бы от голода. Не так ли?)

— Как-то это не по-людски…

— Вау! (А по-людски и не надо! Мы — другой народ!)

— Все ясно. А в хороший год?

— Вау! (А в хороший год мужчина и кормилец семьи ловит в тундре мышей, куличков и куропаток и приносит добьиу жене и детям. Если удастся, и утиное, либо гусиное гнездо разорит, яйца или птенцов домой принесет, своим на обед.)

— Но ведь это грабеж и разбой!

— Вау! (А пусть лучше прячутся! Семью кормить надо или нет? Странные у тебя рассуждения. В тундре жизнь простая: один не убьет — другой не проживет! Сам же оленя убил и нерпу. Это что, не разбой?)

— Хммм… Ну, а на другой год опять эту же блондинку в жены берете или другую ищете?

— Вау! (Такое редко бывает — бывшую супругу встретить… Жизнь наша полна опасностей: охотники стреляют и ловят нас капканами. Много нашего народу гибнет от голода на паковом льду. Бывает мор от мышей перекинется, и народ наш массами вымирает.)

— Приходилось мне видеть летом лежащие повсюду тушки песцов, погибших непонятно от чего, и подумал я, что уж лучше бы эти песцы в капканы попали зимой, да шкурки их пошли бы на шапки и людей согревали, чем вот так вот массами гибнуть в тундре: ни себе, ни людям.

— Вау! (Нет уж, нет уж! Мама говорила, лучше умереть от болезни, чем попасть в капкан! Это такие мучения — не приведи Большой Отец!)

— А ты видел когда-нибудь капкан, Ваше Сиятельство?

— Вау! (Нет, не приходилось. Я ведь совсем молоденький. Этого года выпуска.)

— А я знаю, что капканы ты видел, но не обратил внимания. Я тебе потом все покажу и научу, как этих злодеев перехитрить. А сейчас пойдем дальше, заболтались мы, а дело стоит.

36. Грабеж и разорение

Вечером следующего дня Гарт закончил ремонт капканов по всему острову, завел плотик в бухточку, привязал и заякорил его и, радостный, направился домой. Маленький балок — избушка уже издали притягивал глаз и пробуждал приятные мысли.

Печку растопить, огонь послушать.

Раздеться в тепле. Одежду и обувь просушить.

Горячий, ароматный шулюм. Жирная оленина. Целебный чай.