Среди роз - Шеннон Дрейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы жалеете, что вам пришлось совершить… — Отец Томас ласково положил руку на плечо Женевьевы.
— Как вы думаете, я попаду в ад?
Он покачал головой:
— Женевьева, у вас не было другого выхода. Вам пришлось воспользоваться тем оружием, какое оказалось под рукой. Вы просто защищались.
— Мне все время снится ад. Так вы уверены, что я не попаду туда?
— Я убежден: Бог знает, каковы люди на самом деле. Вы чисты душой, Женевьева.
Но она была убеждена в обратном и не верила, что Бог простит ее за предательство и убийство человека. Но может быть, Господь поймет, что у нее действительно не было выбора.
— И все-таки мне страшно…
— Вы боитесь предстоящего сражения?
— Да. И без него в стране пролилось много крови! Как вы думаете, Ричард победит? Тогда войны наконец прекратятся…
Отец Томас вновь задумался. Он сам несколько раз видел во сне, будто страна наконец объединилась, и на нее снизошли мир и покой. Но в этих видениях замок Иденби неизменно заволакивала пелена, словно ему предстояло тяжкое испытание.
— Мир достается нелегко. Однако вы слышали гонцов короля: воины Ричарда многократно превосходят сторонников Генриха Тюдора!
Женевьева поднялась.
— Последнюю весть нам принес странствующий менестрель. По его словам, войска стягиваются к городу Маркет-Босуорт. Вероятно, скоро мы услышим, что все обошлось благополучно.
— Надеюсь.
Женевьева лукаво улыбнулась. Свежий морской воздух изгнал воспоминания о ночных кошмарах.
— Отец Томас, не отвернетесь ли вы? Не хочу искушать вас, но я мечтаю искупаться…
— Миледи…
— Ну пожалуйста! Подождите меня вон там, возле утеса. Обещаю вам, я не задержусь!
Отец Томас выполнил ее просьбу, и Женевьева сразу забыла о ней. Сняв бархатное платье, она вошла в воду в одной льняной рубашке, радуясь прохладе и ощущению свободы. Давно уже она не чувствовала себя такой юной и беспечной и потому на время забыла обо всех горестях. Казалось, море смывает с ее души груз воспоминаний, а с рук — чужую кровь.
На берег она вышла оживленная и преисполненная уверенности. Волосы окутали ее мокрым плащом. Женевьева с радостной улыбкой подошла к отцу Томасу.
— Теперь мне стало гораздо легче.
— Женевьева, знатной даме не пристало уподобляться рыбке.
— Но я чудесно развлеклась.
— Что ж, я рад. Но ваш муж был бы недоволен.
Женевьева нахмурилась, а священник вновь пожалел о сказанном.
— Отец, разве я плохо справляюсь со своими обязанностями? Мне не нужен муж.
— Сейчас вы еще скорбите о смерти Акселя, раны слишком свежи. Но когда-нибудь вам придется выйти замуж.
Женевьева вызывающе тряхнула головой:
— Ни за что! Я слишком долго боролась и многое потеряла. Таких мужчин, как Аксель, больше нет. Мужья желают править не только землями жен, но и самими женами. А я не хочу никому подчиняться, отец. Я уже не ребенок.
Священник невольно вздрогнул: Женевьева говорила то, что думала. Темная пелена, заволакивавшая Иденби в его снах, сгустилась. Отец Томас предчувствовал беду.
Но Женевьева снова улыбнулась:
— Пожалуй, нам пора устроить праздник. Не найдется ли в календаре дня какого-нибудь святого? Люди изнемогли от работы. Май давно прошел, но мы поставим майский шест, будем жарить мясо и танцевать при луне!
Отец Томас признал, что это удачная мысль. Женевьева сумела завоевать преданность своих подданных. Ее, прекрасную молодую аристократку, многие считали героиней. Самой Женевьеве тоже было полезно повеселиться и забыть на время о своих заботах.
— Конечно, мы найдем подходящий повод, — согласился священник, с тревогой глядя на меркнущий солнечный свет. С запада, со стороны Маркет-Босуорта, надвигались грозовые тучи. Что сейчас происходит на поле боя?
В ночь на 21 августа Тристан бродил под звездным небом, глядя на сотни костров, окружающих Эмбиен-Хилл. Он ждал утра.
Дозорные Генри не сводили глаз с вражеского лагеря. Передвижения войск противника Тристан знал как свои пять пальцев. Этим утром король Ричард выехал из Лестера под звуки труб, в сопровождении оруженосцев, лучников и кавалерии. Даже в доспехах он казался худощавым. Любой житель страны узнал бы монарха по золотой короне.
Тристан засмотрелся на костры, склонив голову набок. Ричарду было не занимать отваги, доблести и других достоинств. Но на его душе лежало немало грехов. Стремясь к власти, он забывал об осторожности. «Завтра, — думал Тристан, — Бог выберет будущего короля».
Он встал на колени и попытался молиться, но вдруг обнаружил, что забыл, как это делается. Пламя костров казалось пронзительно-ярким в смоляной черноте ночи. «Вот и моя жизнь черна, как ночь», — решил Тристан, пытаясь припомнить слова молитвы.
«Сохрани мне жизнь, Отче. Дай нам победить. Смерти я не боюсь: мне страшно только, что, если я умру, не успев отомстить, моя душа никогда не узнает покоя. Я не стану убивать эту женщину, только отниму у нее то, что обещал отнять…»
Может, нельзя молиться о том, чтобы Бог помог ему отомстить? Откуда ему знать? А если Бог тоже воин?
Тристан встал, взглянул на небо и усмехнулся.
— Завтра все станет ясно, — прошептал он.
Тристан направился к своему шатру. Часовые отдали ему честь. Где-то совсем рядом был разбит лагерь Ричарда. Тристан проскользнул в шатер, заставляя себя думать о предстоящей битве и стратегии.
В двух футах от него мирно спал Джон. Тристан сцепил пальцы на затылке и уставился в темноту. Он видел эту женщину даже с закрытыми глазами. Она была во всем белом, ее окутывало золотистое сияние, волосы искрились, глаза переливались серебром, губы изгибались в улыбке, сулящей страсть и вымаливающей жалость…
— Если завтра я останусь жив, Женевьева Иденби, твой замок станет моим, — прошептал Тристан вслух и улыбнулся, ощущая нетерпение. Страсть нужно удовлетворить, чтобы забыть о ней. Пожалуй, месть — это все-таки неплохая выдумка. Она вернула ему волю к жизни, стремление побеждать. Сражение должно было начаться на рассвете.
Двадцать первое августа, лето Господне тысяча четыреста восемьдесят пять…
День выдался ненастным и серым, с грозовыми тучами смешивались клубы порохового дыма, поднимающегося над землей. Распаленный битвой, Тристан снял шлем. Его лицо почернело от копоти.
Он уже давно отшвырнул мушкет, поняв, что в схватке это оружие бесполезно. С мечом в руках, верхом на коне, Тристан разил каждого, кто пытался убить его или выбить из седла.
Численный перевес приверженцев Йорков не поколебал решимости сторонников Ланкастеров. Они сражались свирепо и отчаянно, зная, что в случае поражения им нечего рассчитывать на милость победителей.