Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия - Омар Хайям

* * *

В тени чинары тыква подросла,Плетей раскинула на воле без числа,Чинару оплела и через двадцать днейСама, представь себе, возвысилась над ней.«Который день тебе? И старше кто из нас?» –Стал овощ дерево испытывать тотчас.Чинара скромно молвила в ответ:«Мне – двести… но не дней, а лет!»Смех тыкву разобрал: «Хоть мне двадцатый день,Я – выше!.. А тебе расти, как видно, лень?..»«О тыква! – дерево ответило, – с тобойСегодня рано мне тягаться, но постой,Вот ветер осени нагонит холода, –Кто низок, кто высок – узнаем мы тогда!»

Абульхасан Кисаи

Об авторе

Абульхасан Кисаи (903–1003) – происходил из Мерва (город Мары в Туркменской ССР), автор стихов, проникнутых философскими темами. Из его творчества сохранилось очень немногое.

Стихи

Перевод В. Левика

Роза – дар прекрасный рая, людям посланный  на благо.Станет сердцем благородней тот, кто розу  в дом принес.Продавец, зачем на деньги обменять ты  хочешь розы?Что дороже розы купишь ты на выручку  от роз?

* * *

Разве я кладу румяна и черню седые кудриДля того, чтоб молодиться? Нет, не гневайся, дружок!Дело в том, что у седого ищут мудрости обычно,А ведь я, сама ты знаешь, так от мудрости далек!

Абульнаджм Манучехри

Об авторе

Абульнаджм Манучехри (ум. в 1041 г.) – придворный поэт Махмуда Газневида. Знатоки арабской и персидской литературы полагают, что Манучехри писал в стиле великого арабского поэта аль-Мутанабби (915–965).

Стихи

Перевод И.Гуровой.

* * *

Обитатель шатра, время вьючитьшатер –Ведь глава каравана скатал свойковер,Загремел барабан, и верблюдывстают,И погонщики гасят ненужный костер.Близко время молитвы, и солнце с лунойНа одной высоте замечает мой взор.Но восходит луна, солнце клонится вниз,За грядой вавилонских скрывается гор.И расходятся чаши весов золотых,Разрешается света и сумрака спор.Я не знал, о моя серебристая ель,Что так скоро померкнет небесный простор.Солнце путь не прервет в голубой высоте,Но нежданно прервать мы должны разговор.О красавица, движется время-хитрец,Всем влюбленным желаниям наперекор,И рожденная ныне разлуки тоскаЗрела в чреве судьбы с незапамятных пор.Увидала любимая горе мое,И ресницы надели жемчужный убор,И ко мне подошла, припадая к земле, –Словно к раненой птице я руки простер.Обвились ее руки вкруг шеи моей,И со щек ее нежных я слезы отер.Мне сказала: «О злой угнетатель, клянусь,Ты как недруг в жестоких решениях скор!Верю я, что придут караваны назад,Но вернешься ли ты, сердце выкравший вор?Ты во всем заслужил от меня похвалу,Но в любви заслужил ты лишь горький укор!»

* * *

Твоя золотая душа дрожит над твоей головой[23],Душою питаем мы плоть, ты плоть поглощаешь душой,И с каждым мгновеньем на часть твоя уменьшается плоть,Как будто бы тело душа все время сливает с собой.Коль ты не звезда, то зачем лишь ночью являешься ты?А если не любишь, зачем роняешь слезу за слезой?Хоть ты – золотая звезда, из воска твои небеса,Хоть бьешься в тенётах любви, подсвечник – возлюбленныйтвой.Твое одеянье – в тебе, но всех одевает оно.Покровы скрывают тела, но ты остаешься нагой.Когда умираешь, скорбя, тебя оживляет огонь,И голову рубят тебе, чтоб ты не угасла больной.Ты – идол, ты – идола жрец, влюбленные – он и она.Смеешься и слезы ты льешь. О, в чем твоя тайна, открой!Безглазая, слезы ты льешь, смеешься, лишенная рта,Весной не всегда ты цветешь и вянешь не только зимой.Со мною ты сходна во всем, во всем я подобен тебе.Враги мы с тобою себе, веселье мы любим с тобой.Мы оба сжигаем себя, чтоб счастливы были друзья,Себе мы приносим печаль, а им мы приносим покой.Мы оба в слезах и желты, мы оба одни и горим,Мы оба сгораем дотла, измучены общей бедой.И скрытое в сердце моем блестит на твоей голове,И блеск на твоей голове горит в моем сердце звездой.И слезы мои, как листва, что осенью сбросил жасмин,Как золото, слезы твои струятся на круг золотой.Ты знаешь все тайны мои, подруга бессонных ночей,И в горести, общей для нас, я – твой утешитель, ты – мой.Лицо твое – как шамбалид, расцветший на ранней заре,Лицо мое – как шамбалид, увядший вечерней порой.В обычае – спать по ночам, но так я тебя полюбил,Что ночь провожу я без сна и в сон погружаюсь с зарей.За то, что с тобой разлучен, на солнце я гневаюсь днем,Соблазнам сдаюсь по ночам, – ты этому также виной.Друзей я своих испытал, и знатных и самых простых:Не верен из них ни один и полон коварства любой.При свете дрожащем твоем тебе я читаю диван,С любовью читаю, пока рассвет не придет голубой.Его начертала рука затмившего всех Унсури,Чье сердце и вера тверды и славны своей чистотой.Стихи и природа его в своем совершенстве просты,Природа его и стихи приятной полны красотой.Слова, что роняет мудрец, нам райские блага дарят,И «клад, что ветра[24] принесли» за них был бы низкой ценой.Читаешь касыды его – и сладостью полнится рот,А бейты его – как жасмин, весенней одетый листвой.

Масуди Са’ди Сальман

Об авторе

Масуди Са’ди Сальман (1047–1122) – персидский поэт, творивший в северо-западной Индии, автор многочисленных стихотворений.

За резкость тона был подвергнут длительному тюремному заключению, где написал цикл стихов, известный под названием «тюремный».

Отрывок из «Тюремной касыды»

Перевод П. Заболоцкого

Знать, неважны дела обитателей мира сего,Коль в темнице поэт и в болячках все тело его.Десять стражей стоят у порога темницы моей,Десять стражей твердят, наблюдая за мной из  дверей:«Стерегите его, не спускайте с мошенника  глаз!Он хитрец, он колдун, он сквозь щелку умчится от нас!Ой, смотрите за ним, не усмотрите – вырвется вон.Из полдневных лучей может лестницу выстроить он».Все боятся меня, но охоты задуматься нет –Кто ж он, этот злодей, этот столь многоликий поэт?Как он может сквозь щелку умчаться у всех на глазах?Чем похож он на птицу, что в дальних парит небесах?И такой испитой и такой изнуренный тоской!И в таких кандалах! И в глубокой темнице такой!Те, которым веками удел повелительный дан,Все ж боятся меня, – а пред ними дрожит Джангуван!Даже если бы мог я бороться и если бы смогЧерез стены прорваться и крепкий пробить потолок, –Если б стал я как лев, и как слон бы вдруг сделался я,Чтоб сразиться с врагом, где, скажите, дружина моя?Без меча, без друзей, как уйду я от горя и мук?Разве грудь моя – щит? Разве стан мой – изогнутый лук?

Абульмаджд Санаи

Об авторе

Абульмаджд Санаи (ум. около 1150 г.) – один из первых великих суфийских поэтов. Его перу принадлежат как поэмы-маснави, так и газели и касыды. Первоначально был придворным поэтом, однако раскаялся и стал слагать стихи, в которых резко осуждал тиранию и несправедливость, людские пороки.

Стихи

Перевод Л. Кочеткова

* * *

Ты слышал рассказ, уже ведомый миром, –Как женщина раз поступила с эмиром,С покойным Ямином Махмудом самим,Что был за щедроты по праву хвалим?Так дерзостно было ее поведенье,Что палец Махмуд прикусил в удивление!Наместник, в Баварде бесчинства творя,

Обидел вдовицу вдали от царя:Ограбил старуху, без денег, без пищиОставил рыдать в разоренном жилище.О том, как старуха пустилась в Газну,Я ныне правдивую повесть начну.Пришла она к шаху. Упав у порога,Вдова призвала всемогущего богаВ свидетели, как и жилье и тряпье –Все отнял наместник, губитель ее.И шах, восседавший на троне высоком,На скорбную глянул сочувственным оком.Сказал он: «Немедля ей грамоту дать,Пусть в доме своем водворится опять!»

С напутственной грамотой мудрого шахаВдовица в Бавард возвратилась без страха.Наместник, напрягши злокозненный ум,Решил: «Поступлю я, как древле Судум.Оставлю вдову без пожитков и крова, –Уж, верно, в Газну не отправится снова!Хоть в грамоте сказано: «Все ей вернуть» –Приказ обойти ухитрюсь как-нибудь».Он знать не хотел ни аллаха, ни шаха,Вдове не вернул он и горсточки праха.Старуха же снова в Газну побрела.Послушай, какие свершились дела:Там шаху все снова она рассказалаИ плакала горько средь тронного зала.Злодея кляла и, смятенья полна,У шаха защиты просила она.Шах вымолвил: «Грамоту дать ей вторую!Я правым всегда милосердье дарую».Вдова же: «Носить надоело мне их, –Правитель не слушает грамот твоих!»Но шаховы уши тут сделались глухи, –Не вник он в слова оскорбленной старухи.Сказал он: «Дать грамоту – дело мое, –Правитель обязан послушать ее.Коль тот, в Абиварде, нас слушать не хочетИ волю властителя дерзко порочит, –Ну, что же, кричи! Сыпь на голову прах!Я толку не вижу в бессвязных речах!»«Нет, шах мой! – старуха сказала сурово. –Коль раб презирает властителя слово,Не я буду сыпать на голову прах,Пусть голову прахом осыплет мой шах.Скорбеть и рыдать господину пристало,Коль раб его слов не страшится нимало!»И шах услыхал, что сказала вдова,И сам осудил он свои же слова.Сказал он вдове: «Мир да будет меж нами!Правдивыми был я разгневан словами.Поистине в прахе моя голова,Права ты, старуха, стократно права!Кто хочет быть первым в обширной державе, –На дерзостных слуг полагаться не вправе!»

* * *