Детская книга для девочек - Глория Му
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сашенька Выгодская, которая взялась ее опекать, оказалась бойкой, разговорчивой и очень начитанной девочкой, вечно затевающей споры (она и похожа была на фокстерьера – маленького, но грозного бойца).
– …раньше я читала Тургенева, Гончарова, там, по-моему, не вполне раскрывается жизнь, – взахлеб тараторила Сашенька, повиснув у Гели на локте, – вот у Достоевского, у Толстого, особенно в «Анне Карениной», описана жизнь со всеми ее хорошими и плохими сторонами! Я больше обращаю внимания на темные стороны, но, разобравшись, много найдешь и хорошего, светлого…
– Анна Каренина – дурная женщина, а ваш Толстой пишет вредные книжки, мне мама говорила, – вмешалась крупная и чувствительная Лида Воронова, немного похожая на нервную корову, – я вот прочла у доктора Мёбиуса, что женщине пристало быть здоровой и глупой. Она должна заботиться о детях, а в остальном подчиняться мужчине. Женщина должна быть доброй матерью и верною женой, а не то что эта ваша Каренина…
– Какая же вы все-таки косная и неразвитая, – с досадой бросила Сашенька и обернулась к Геле: – Ведь правда? А ваша какая любимая книга?
– «Гарри Поттер», – неосторожно ответила Геля, сбитая с толку всеми этими Мёбиусами и Достоевскими.
– Никогда не слышала, – озадаченно проговорила Лида.
– Да потому, что вы здоровы и глупы! – припечатала ее Сашенька. – Это английская книга, да, Поля? Я знаю, что ваш папа любит все английское и сам занимался с вами этим языком! О чем же она, расскажите!
– Ну… – Геля подумала, что, может, и выкрутится. – Эта книга об одном мальчике, сироте… Сначала он не знал, кто его родители…
– Сиротка? Обожаю про сироток! Точно как у Чарской! – вскричала Лида.
– Чарская – страшная пошлость. Поля ни за что не стала бы читать такое! – убежденно сказала Сашенька. – Наверное, «Гарри Поттер» – это книга Диккенса. Он тоже пишет про сирот, но куда лучше, чем ваша глупая Чарская, так ведь, Поля?
– Да, – кивнула Геля и, чтобы не сморозить еще что-нибудь не то, позорно покинула поле боя. – Простите, у меня ужасно разболелась голова…
Но, кроме нечеловеческой начитанности, старинные девочки ничем не отличались от нормальных – так же хихикали, сплетничали, вели глупые дневнички (только не в интернете, а в хорошеньких альбомах), и Геля довольно быстро освоилась в классе.
Гимназия Ливановой считалась элитной: плату за обучение брали большую, но и преподавание велось на самом высоком уровне. Гимназистки в четвертом классе изучали алгебру, геометрию, историю, географию, грамматику славянского языка. Особое внимание уделялось иностранным языкам. Непривычными предметами для лицеистки XXI века были, пожалуй, закон божий и танцы вместо физкультуры.
Закон божий оказался совсем легким, похожим на урок русской литературы, – надо было читать, а потом рассказывать, что ты понял, или учить наизусть стихи – только религиозные, конечно.
С танцами пришлось бы плохо, не занимайся Геля в театральной студии. А так она умела танцевать и полечку, и мазурку, и даже вальс. Одно ее смущало – у них в лицее для физкультуры полагалась спортивная форма, а тут девочки не переодевались для танцев и после занятий пахли как стадо маленьких козочек. «Ну еще бы – в такой куче тряпок как не употеть», – с досадой думала Геля, которая никак, ну никак не могла привыкнуть к местной одежде.
Учителя в гимназии обращались к девочкам на «вы» и тоже носили форму, только не коричневую, а синюю. У мужчин – мундиры с золочеными пуговицами, у женщин – платья. Кроме обычного учителя, на каждом уроке присутствовала так называемая классная дама, или надзирательница. Она следила за порядком. В Гелином (вернее, в Полином) классе была Клара Карловна. Присмотревшись к ней, Геля поняла, что та до ужаса напоминает Швабру, их географичку, – такая же визгливая, занудная и придирается по пустякам. Даже заподозрила, что это Швабрина прабабушка. А может, порода такая вечная, кто знает.
С Ольгой Афиногеновной Геля снова увиделась на предпоследнем уроке – директриса преподавала алгебру и геометрию.
Девочки боялись Ливанову чуть ли не до истерики, от одного ее взгляда застывали, как маленькие грызуны перед удавом. Но в то же время любили и восхищались – превозносили до небес ее душевное благородство, стойкость и справедливость.
Геля, хоть и сама была порядочной трусихой, удивлялась страху одноклассниц – зачем же бояться справедливого человека? Ведь на то он и справедливый, чтобы никого не наказывать зря. А если уж хватает смелости нашалить, то трусить перед наказанием и вовсе стыдно.
Со стойкостью и душевным благородством тоже вскоре разъяснилось.
Прежде Ливанова была замужем за богатым промышленником, и жили они не в Москве, а вовсе даже в Ницце. Уехать из России заставили семейные обстоятельства – Варенька, единственная дочь, болела туберкулезом, вот и пришлось перебраться в место с мягким климатом и хорошими европейскими врачами. К сожалению, ни врачи, ни климат не помогли спасти жизнь Вареньки – она умерла. Отец захотел похоронить ее дома, в Москве, но по пути его сердце не выдержало, и он тоже скончался.
А Ольга Афиногеновна в память о дочери учредила гимназию ее имени, да еще и с бесплатным пансионом для девочек-сирот – на третьем этаже особняка располагались дортуары (а попросту – спальни), столовая и учебные комнаты для тридцати пансионерок.
«Никто не любит нытиков», да. Вот тебе и шутки. Такое горе, а Ливанова и виду не подает – умереть-уснуть! Вот кто настоящий герой.
Геле тоже страстно захотелось стать героем – не волею случая, как сейчас, а взаправду, чтобы сила духа, благородство и все такое. Девочка вздохнула. Ничего не выйдет. Где же ее взять, силу духа, если родилась такой трусихой?
Но внезапно пришла замечательная мысль – их лицейская математичка, Лена Алексеевна, тоже была ужасно справедливой и, вообще, самой вменяемой училкой в лицее. Ее все любили. Тут призадумаешься о целебном воздействии алгебры и геометрии на женскую психику!
Геля никогда особенно не интересовалась точными науками, но теперь поклялась себе, что выучит всю алгебру и геометрию наизусть – вдруг от этого сила духа повысится и душевное благородство отрастет хоть немножко?
Глава 15
Занятия в гимназии заканчивались в третьем часу пополудни. День был такой прекрасный и солнечный, что Геля решила немножко прогуляться, – алгебра и геометрия часочек подождут.
Купила на углу два толстеньких пирожка с вязигой (что за вязига такая, она не знала, но было вкусно и пахло рыбкой) и неторопливо зашагала вдоль бульвара в противоположную от дома сторону.
На Маросейке отсутствие метро почти не бросалось в глаза, а вот Чистопрудный без привычной «стекляшки» выглядел как-то пустовато. Памятника Грибоедову тоже пока не было, зато почта находилась ровно на том же месте.
Геля, глазея по сторонам, направилась к Лубянке.
Если бы не глазела – то и не заметила бы кое-кого, следующего за ней по пятам. Кое-кто шел на некотором расстоянии, прячась за спинами прохожих. Но коварная Геля свернула в переулок, притаилась и дождалась, пока он вылетит прямо на нее.
– Ага, попался, который крался! – торжествующе ткнула пальцем в растерянного Щура. – Тоже мне еще, Шерлок Холмс выискался! Ты зачем за мной ходишь?
Хотя и без всяких вопросов было понятно – зачем. Влюбился, точно влюбился! Интересненько, признается или нет?
– Здравствуйте и вы, барышня хорошая, – промямлил Щур и отвел глаза.
– И перестань «выкать», – капризно приказала Геля, – мне это не нравится!
– Еще чего, – огрызнулся мальчишка, – думаете, раз я босяк, так культурного разговора не понимаю? Барчуки вам пусть тычут. А мне не указывайте.
Больше ничего так и не сказал. Вот тебе и влюбился. Геля подождала-подождала, потом надменно хмыкнула и пошла дальше. Но мальчишка не отставал, так и плелся сзади, правда, уже не скрываясь, и она в конце концов не выдержала, чуть замедлила шаг:
– Как там Шкряба?
– Доктор заглядывает. Обещался – рука точно не отсохнет.
– Вот и хорошо, – кивнула девочка. – Пирожок хочешь? Тепленький еще!
Щур отрицательно помотал головой и отвернулся. Но Геля заметила, как он сглотнул, унюхав пирожки, и ей стало ужасно жаль бедного дурака.
Ее братец, Эраська, отличался удивительной для такого щуплого мальчика прожорливостью, и мама (которая Алтын) даже как-то обеспокоилась, не завелись ли у него глисты. Но папа (который Николас) объяснил ей, что никаких глистов нет, просто мальчики, пока растут, все время хотят есть. И это нормально.
Так то Эраська, у него и холодильник с котлетами под боком, и школьный буфет, и батончики шоколадные он постоянно жрет, как не в себя.