Реверс - Сергей Лукьяненко

Хотелось в это верить.

И меньше всего хотелось очутиться в руках неведомого Старца, кем бы он ни был. Конкурент Рафаэля убил бы только Рафаэля, а Макса оберегал бы – на этот счет уже появилась уверенность. Кого убьет справедливость Старца?

Никого? Обоих? Одного Макса?

Умирая каждую неделю по средам, Макс устал умирать. Тут кто угодно устанет, но то был непременный атрибут жизни в Гомеостате. Можно было ненавидеть этот атрибут – нельзя было победить его. Вымотанный, как никогда в жизни, Макс сейчас хотел умереть – но обязательно воскреснуть обновленным. И впервые перспектива окончательной смерти вызывала в его душе протест.

Он не желал смерти и Рафаэлю. Отравитель – но симпатичный и дело свое знает. Пусть ведет куда хочет, а там будь что будет.

Тропинка уверенно пошла вниз, спускаясь в широчайшую долину. Пологие склоны были сплошь покрыты лесом. Блеснула озерная гладь. На другом краю долины, очень далеко, не без труда различались тонкие, как спички, трубы с длинными дымовыми шлейфами. Рафаэль указал на них рукой:

– Тупса.

Сумерки уже сгустились, когда лес раздвинулся. За вспаханным полем на озерном берегу смутно проступали приземистые строения. В вечерней тиши далеко разнеслось коровье мычание. Видимо, это и был хутор, о котором упоминал Рафаэль.

Из-за изгороди загавкала собака. Лакки ответил. Вышедший на лай хозяин, приземистый крепыш с дремучей бородищей, имел с Рафаэлем разговор. Макс помалкивал и почти не слушал. Он валился с ног.

Ночевали на сеновале. Рафаэль чуть ли не силой заставил Макса немного поесть. Упрашивать Лакки ему не пришлось.

Какие еще ужины, а равно завтраки и обеды, когда человеку для полного счастья надо только упасть и отключиться! С трудом проглотив последний кусок тушенки, Макс так и сделал. Ах, как сладко спится в душистых объятиях сена!.. Но уставший до полусмерти человек уснет и на гвоздях.

И будет очень недоволен, когда его грубо растолкают.

– Вставай. – Рафаэль говорил тихо, но веско. – Уходим. Прямо сейчас.

– А? – заморгал измученный Макс. – Уже утро?

Темнота была хоть глаз коли. Ночную тишину нарушали лишь крики какой-то птицы в лесу, да еще в хлеву густо хрюкала свинья, страдающая, как видно, бессонницей.

– Тише… До рассвета еще час. Только что с хутора вышел человек. По-моему, старший сын хозяина. Вышел украдкой, без фонаря. Бородач – сволочь. Главное, деньги взял, паскуда… Нам надо убираться отсюда как можно скорее и без шума. Доберемся до Тупсы раньше черных воинов – значит, мы выиграли. Второй раз за три дня черные туда не сунутся. Там теперь правительственные войска – рота, не меньше…

Через озеро перебрались на лодке – Рафаэль не считал нужным церемониться с имуществом хуторянина-предателя. Какое-то время продирались сквозь густой лес, и Макс не раз и не два получал по лицу еловой лапой. Такие деревья не встречались в Гомеостате, но Максу казалось, что он уже где-то видел их – то ли во сне, то ли в прошлой жизни. Было зябко и сыро.

Наконец нашли тропинку. Светало. Рафаэль заметно приободрился. По его словам выходило, что тропинка ему знакома: выводит прямо к наезженной дороге, а там и до города рукой подать. Пес весело бежал впереди, ему нравилась утренняя прохлада.

И вдруг – остановился. Сделал стойку, как на дичь, приглушенно зарычал.

На тропинку из кустов вышли двое.

В черном.

– У тебя есть выбор, – сказал один из них по-оннельски.

– Переоделись, самозванцы? – сквозь зубы выцедил Рафаэль. По-видимому, он знал, кто перед ним.

– Как и ты… охотник, – был ответ. – Отдай нам этого человека и уходи. Тогда не тронем.

– Идиоты. В кого вырядились? Старец вас на кол посадит.

– Не твое дело. Считаю до трех: раз…

Одним движением сбив Макса с ног, Рафаэль сдернул с плеча двустволку, и оглушительный выстрел просто снес одного из черных с тропинки. Из второго ствола Рафаэль выстрелить не успел.

А оставшийся черный, короткой очередью отправивший Рафаэля в небытие без возврата, не успел закрыть рукой горло, когда Лакки взвился в воздух.

Зато сумел пустить в дело нож.

Взвизг собаки, булькающий горловой хрип черного, несколько секунд возни – и все кончилось. Макс постоял возле умирающего пса. Он ничем не мог помочь. Есть какая-то несправедливость в том, что умирают самые верные существа, защищая самое дорогое, – умирают, сжав зубы на горле врага. Нет в смерти никакого величия, но оказалось, что встречается смерть, достойная уважения. А Рафаэль – разве он не был таким же?

Макс постоял и возле Рафаэля. Пули распороли ему грудь и живот – Рафаэль умер сразу. Через минуту перестал дышать и пес.

Уходя, Макс еще долго оглядывался – пока ветки окончательно не скрыли следы жуткой и непонятной трагедии. Он шел в Тупсу, ничего другого ему не оставалось. Он по-прежнему был соринкой в бушующем потоке и по-прежнему не понимал направления и смысла его течения.

Поток щадил соринку – только это он и заметил.

Но почему?

И всегда ли так будет?

И чем все это кончится?

Слишком много вопросов для маленькой соринки. Плыви. Не думай.

Плохо быть мыслящей соринкой…

Глава 6. Стриптиз-проводник

Чего Сергей терпеть не мог, так это писать. В далекие школьные годы добрая – бывает и такое чудо – учительница русского языка и литературы внушала ему, как и другим оболтусам: тренируйтесь хотя бы на школьных сочинениях! Пусть странный жанр, пусть даже никчемный, но это только с виду! Умение складно собирать слова в предложения всегда пригодится. Нет, добрая учительница не надеялась, что кто-нибудь из ее учеников выберет тернистую стезю писателя, ее аргументы были проще и приземленнее. Следователь, говорила она, поднимет себя на смех, написав в протоколе что-нибудь вроде «невменяемая жена трупа произвела укушение подозреваемого и нанесла ему один побой по лицу». А сколько деловых бумаг приходится сочинять служащему! Даже слесарь порой вынужден писать заявления и объяснительные. И уж конечно, все пишут письма…

Никаких писем Сергей не писал, если не считать электронной почты, блога и болтовни в чате, возить авторучкой по бумаге не любил и даже не уважал стукотню по клавишам, если она требовала размышлений о том, куда вставить глагол и как закруглить деепричастный оборот. Старания доброй учительницы пошли прахом.

Но сейчас, потея над отчетом, он хотя бы пользовался клавиатурой, а не скрипучим и рвущим бумагу стальным пером, как в Центруме! Да еще требующим периодического макания в чернильницу!

Ужас. Палеолит. Хотелось спросить, почем на здешнем рынке идут каменные топоры.

Разумеется, Сергей этого не сделал. К чему дразнить гусей?