Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

Возьмем твой случай. Тебе следует перестать рассчитывать. То, что ты делал этим утром, было абсурдом. Ты называешь это объяснениями. Я называю это бесплодной и назойливой настойчивостью тоналя удерживать все под своим контролем. Когда ему это не удается, наступает момент замешательства, и тогда тональ открывается своей смерти. Что за самодовольный глупец! Он скорее готов убить самого себя, чем уступить контроль, и тем не менее мы можем сделать очень немногое, чтобы изменить такое положение вещей.

— А ты сам как это меняешь, дон Хуан?

— Остров тоналя должен быть тщательно выметен и содержаться в чистоте. Это единственная альтернатива, которая есть у воина. Чистый остров не оказывает сопротивления, ему нечем сопротивляться.

Он прошелся по двору и уселся на большой гладкий камень. Оттуда можно было заглянуть в глубокий овраг. Он сделал мне знак сесть рядом.

— Не можешь ли ты сказать мне, дон Хуан, что мы еще собираемся делать сегодня? — спросил я.

— Мы ничего не собираемся делать. То есть мы с тобой будем только свидетелями. Твой бенефактор — Хенаро.

Я подумал, что чего-то не понял из-за своего поспешного записывания. На начальных ступенях моего ученичества дон Хуан ввел термин «бенефактор». Мне всегда казалось, что сам он и был моим бенефактором.

Дон Хуан молча смотрел на меня. Я сделал быструю прикидку и заключил, что дон Хенаро является для меня чем-то вроде звезды-исполнителя для таких случаев. Дон Хуан усмехнулся, как бы читая мои мысли.

— Хенаро — твой бенефактор, — повторил он.

— Но ты… разве не ты? — спросил я отчаянным голосом.

— Я тот, кто помогает тебе подмести твой остров тональ, — сказал он. — У Хенаро есть два ученика — Паблито и Нестор. Им он помогает подметать остров. Но показывать им нагваль буду я. Я буду их бенефактором. Хенаро только их учитель. В этих делах можно или говорить, или действовать. Нельзя делать и то, и другое с одним и тем же человеком. Берешь или остров тональ, или нагваль. В случае с тобой я должен работать с твоим тоналем.

По мере того как дон Хуан это говорил, я почувствовал такой ужас, что мне чуть не стало плохо. Я боялся, что он собирается оставить меня с доном Хенаро, а для меня ничего не могло быть хуже этого.

Дон Хуан смеялся до слез, когда я высказал ему свои страхи.

— То же самое происходит и с Паблито, — сказал он. — Ему становится плохо от одного взгляда на меня. Однажды он пришел в отсутствие Хенаро. В доме был только я один, и когда Паблито увидел у двери мое сомбреро, то его тональ был настолько испуган, что он попросту наложил в штаны.

Я легко мог понять чувства Паблито. При более тщательном рассмотрении я вынужден был признать, что дон Хуан может быть устрашающим. Я научился, однако, чувствовать себя с ним удобно. В его присутствии я испытывал чувство близости, рожденной нашей долгой с ним связью.

— Я не собираюсь оставлять тебя с Хенаро, — сказал он, все еще смеясь. — Я тот, кто заботится о твоем тонале. Без него ты мертв.

— У каждого ли ученика есть и учитель, и бенефактор? — спросил я, чтобы унять свое беспокойство.

— Нет, лишь у некоторых.

— Почему только у некоторых?

— Когда обычный человек готов, сила предоставляет ему учителя, и он становится учеником. Когда ученик готов, сила предоставляет ему бенефактора, и он становится магом.

— Что значит быть готовым к тому, чтобы сила предоставила бенефактора?

— Никто не знает этого. Мы только люди. Некоторые из нас — люди, научившиеся видеть и использовать нагваль, но никакие наши достижения не помогут раскрыть нам планов силы. Поэтому не у каждого ученика есть бенефактор. Сила решает все.

Я спросил его, был ли у него самого и учитель, и бенефактор, и впервые за тринадцать лет он открыто заговорил о них. Он сказал, что как его учитель, так и его бенефактор были из Центральной Мексики. Я всегда считал, что любая информация о доне Хуане будет ценной для моих антропологических исследований. Но в момент его откровения это как-то уже не имело особого значения.

Дон Хуан взглянул на меня, как мне показалось, участливо. Затем он резко сменил тему и попросил подробно рассказать ему о моих утренних переживаниях.

— Внезапный испуг всегда сжимает тональ, — сказал он, комментируя мое описание того, что я ощутил от вопля дона Хенаро. — Проблема здесь в том, чтобы не позволить тоналю сжаться совсем в ничто. Серьезный вопрос для воина — знать в точности, когда позволить своему тоналю сжаться, а когда остановить его. Это великое искусство. Воин должен бороться как демон, для того чтобы сжать свой тональ. Но в тот самый момент, когда его тональ сжимается, воин должен повернуть всю эту битву и направить ее на прекращение сжатия.

— Но делая это, разве он не возвращается назад к первоначальному состоянию? — спросил я.

— Нет, после того, как тональ сжимается, воин закрывает ворота с другой стороны. До тех пор пока его тональ не под угрозой, воин с безопасной стороны ограды. Он на знакомой почве и знает все законы. Но когда тональ сжимается — он на ветреной стороне, и это отверстие должно быть накрепко закрыто немедленно, иначе он будет унесен прочь. И это не просто способ говорить. За воротами тоналя бушует ветер, я имею в виду реальный ветер. Ветер, который может унести твою жизнь. Это не метафора. Фактически, это тот ветер, который несет все живые существа на земле. Несколько лет назад я познакомил тебя с этим ветром. Однако ты воспринял это как шутку.

Он напомнил о том времени, когда он взял меня в горы и объяснил мне некоторые особенности ветра. Однако я никогда не думал, что это была шутка.

— Не имеет значения, воспринял ты это всерьез или нет, — сказал он, выслушав мои протесты. — Как закон, тональ должен защищать себя любой ценой всякий раз, когда ему угрожают.

Не имеет никакого значения, как именно реагирует тональ, защищая себя. Тем не менее важно, чтобы тональ был знаком со всеми возможными альтернативами. Поэтому учитель направляет свои усилия на то, чтобы развить вес этих возможностей. Именно вес новых возможностей помогает сжать тональ, как и остановить его, чтобы он