Золотая планета - Сергей Кусков

Я отрицательно покачал головой.

— Игрушка? Игрушка для императора?

— Не совсем. — Она закусила губу. — Это верно, но лишь в какой-то степени. Эта игрушка была… Не совсем игрушкой в его руках. Во всяком случае, тогда так о корпусе никто не думал, для всех это был серьезный инструмент в руках серьезного человека.

Понимаешь, любил силу, — продолжила она, вновь добавляя эмоций в голос. — Это был сильный человек, суровый, во всех своих делах. Слабых он топтал, с другими сильными находил общий язык, и остался в истории, как великий император.

А еще он обожал красоту. Не только женскую: что он бабник — вторично, все мужики бабники. Он был эстетом сам по себе, во всем!

А теперь представь его детище, императорский корпус телохранителей? — Она расплылась в улыбке.

Я усмехнулся:

— Сила и красота. Красота и сила. Да уж, гремучая смесь!

— Он даже не спал со своими девочками! — усмехнулась Катарина. — В это трудно поверить, но это так. Они были для него неприкосновенны, вопреки всему, что говорят сейчас. Он наслаждался ими, боготворил. А они были вокруг него, грозные и красивые, и никто не смел сказать, что это несерьезно, и что это «бабий батальон». Теперь понимаешь, что нужно нам?

— Нет.

— У нас достаточно красоты. В наше время, на нашей планете, в нашем корпусе. Но нам нужна сила. Без нее мы — сборище кукол, берущих на себя слишком много. Нам нужна сила, нам нужна репутация. Нам нужны мальчики. И если дело с тобой выгорит… Кто знает, что будет с корпусом дальше?

Вот так, прямо в лоб, такие вещи? Зашибись!

— И после всего, что вы натворили, ты думаешь, что я пойду у вас на поводу? — я хрипло, через силу, рассмеялся.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, я так не думаю. Но давай сформулируем ситуацию немного иначе и вспомним кое-что из прошлого?

Я согласно пожал плечами.

— Давай попробуем.

— Пятая дорожка, «полоса смерти», — начала она. — Обрывающаяся и падающая девочка. Безразличие инструкторов к ней. Помнишь?

— Такое можно забыть?

— Это я подстроила ту ситуацию. Я задалась целью вышвырнуть тебя оттуда, и я сделала все возможное, чтобы осуществить это. Девочка упала сама, да, но вышвырнула тебя я, Хуанито! Все, что там произошло, весь тот день, от начала до конца — моя постановка, мои заготовки, которые в неожиданный момент сработали. Я считала, что так будет лучше, но…

— Но?

Вздох.

— Но я не имела права так поступать. Ты взбешен, ты разозлен, обижен. Считаешь нас человеконенавистническими суками, видишь нас с одной, негативной стороны. Но это не вся правда.

Вся правда — что мы монолит, который всегда стоит за своих. У нас жестокие порядки, мы те еще стервы, но мы никогда, НИКОГДА не станем животными, которыми ты нас считаешь.

Оглянись на мир вокруг. Мир жесток. Ты поступил правильно, отказавшись с нами сотрудничать, как человек я тебя понимаю и поддерживаю. Но только как Катарина де ла Фуэнте. А как Ласточка, кадровый офицер службы вербовки, я тебя спрашиваю: «А что было бы, если бы Кампос-младший узнал о вашем разговоре с хефе из других источников? Тогда, когда нас не было бы с тобой рядом? Что бы произошло потом»?

Ты хочешь барахтаться в мире, и ты будешь барахтаться. И у тебя будет получаться. Но потом, когда начнешь переходить улицу, тебя собьет какое-нибудь дерьмо при больших деньгах, и если выживешь, дело повесят на тебя. Тебя же обвинят во всем, и доказать ты ничего не сможешь.

А потом вечером твоя дочь будет возвращаться со школы, и еще один подобный хмырь, или даже группа их, поймает и изнасилует ее. А потом отпустит — и ты вновь ничего не сделаешь. Они и отпустят-то ее потому, что ЗНАЮТ о своей безнаказанности и твоем бесправии!

Это только два примера. Хочешь, я буду перечислять их до бесконечности?

Бизнес. Работа. Карьера. Что будут стоить твои потуги, если в любой момент ты можешь попасть в ситуацию, когда гнида вроде Бенито Кампоса раздавит тебя? Тебя, твою семью и близких, твоих детей? А ты будешь неспособен ответить, неспособен дать сдачи? Какими словами будешь ругать себя, и проклинать, проклинать, проклинать…

Да чего далеко ходить, достаточно вспомнить лишь одного знакомого мне парня, гулявшего по центру с подружкой, и банду гопоты, которая решила отчего-то, что об эту парочку можно как минимум почесать кулаки…

Она смотрела вперед и вдаль, но прекрасно видела, как меня повело. Я сжал кулаки и принялся судорожно вдыхать и выдыхать воздух, борясь с приступом. Меня трясло, я был на грани… Она же, насмехаясь, била и била дальше, прицельными, прямо в яблочко:

— А что, если бы на ее месте была другая девушка? Самая обычная, с твоего же района? Догадываешься? Конечно, догадываешься! Не раз об этом думал! А на их месте, в свою очередь, могли оказаться другие гопники, не обязательно знакомые тебе. Например, подвыпившие camarrado из какого-нибудь эскадрона. Что б ты делал потом, Хуан?

Да, мы жестокие. Да, бесчеловечные в некоторые моменты. Да, способны предать или ударить в спину, если возникнет необходимость. Но вот только нельзя в этом мире быть белыми и пушистыми! Нельзя быть благородными! Благородные и пушистые обречены. Это главная мысль, о которой ты забываешь, выливая на нас грязь. Мы жестоки, но мир — не лучше. И мы можем противостоять ему, а ты — нет.

Она сбавила обороты, давая усвоить мне этот урок.

— Совет офицеров поставил мне ультиматум. Я тебя из корпуса вышвырнула — я и должна была тебя вернуть. Не так, вернуть тебя в ту исходную точку, после которой ты хлопнул дверью.

Это точка выбора, Хуан. И ты должен выбирать так же, как тогда: без эмоций и нервов, разумом.

Ты можешь отказаться. Психануть, обидеться, все такое. Вот только мне плевать на твои психи. И Мишель. И остальным. И ты знаешь это. Не ты — так другой. Или ты выбираешь осмысленно, как умный взрослый человек, или…

— Тебе не все равно, — усмехнулся я, перебивая ее. Я прочел это в ее глазах и жестах, в ее интонации. — Ты тоже хочешь, чтобы я вернулся. Лично ты и именно я. Почему?

Она задумалась. И думала достаточно долго. Интересно, сейчас соврет?

— Да, я хочу чтобы ты вернулся, — призналась вдруг она, — ты прав. Потому, что если ты придешь сейчас — это будет решение сильного человека, знающего, что его ждет и знающего цену своим ошибкам. А если бы ты согласился тогда… Это было бы решение трусливого кролика, готового броситься в любой омут, лишь бы его обогрели и защитили. Это разные вещи, Хуан.