Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Маркович Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока лавины о себе не напоминают, подлинный бич Кушкола – это комиссии. Их понаехало сюда с полдюжины, от разных организаций и ведомств, и каждая с нерастраченным пылом выискивает недостатки. Мурату комиссии обходятся в копеечку – приемы с восточными тостами, шашлыки на лоне природы; а я, заполучив бронхит при исполнении служебных обязанностей, на законном основании взял больничный, общаюсь со своей компанией по телефону и в ответ на заковыристые вопросы душераздирающе кашляю. Пока что мы обходимся без синяков и шишек, если не считать того, что Гвоздь лишен квартальной премии: его предложение объявить строгий выговор и снять с работы четвертую, седьмую и одиннадцатую лавины председатель комиссии квалифицировал как злостное хулиганство. Так что покупку новых штанов Гвоздь отложил на осень.
Мурат, который снова меня очень любит, отвалил со склада говядину и свинину, Осман притащил баранину, и вся компания под руководством Нади взялась за пельмени. Их решено навертеть тысячу штук – ожидается высокий гость. Меня из гигиенических соображений к пельменям не допускают, и я печатаю «послания к прохвостам».
Мама, грозная и сосредоточенная, листает свой кондуит и диктует:
– Покидая Кушкол, вы забыли… Максим, «забыли» возьми в кавычки… сдать в библиотеку однотомник Распутина… А еще артист, благородных героев играет! Какая пропасть между видимостью и сущностью!.. Прошу вас… «вас» можешь с маленькой буквы, а то он подумает, что мы его уважаем… Дальше ты сам знаешь, ценная бандероль и прочее. Кошмар какой-то, от библиотеки ничего не осталось!
Мама преувеличивает, украдено десятка три книг, правда, хороших; из них удастся возвратить половину, это известно по опыту. Остальных нам уже не видать, книжный вор нынче работает квалифицированно.
– Вадим Сергеич! – продолжает диктовать мама. – Покидая Кушкол, вы «случайно»… также возьми в кавычки, пусть хоть покраснеет, прохвост! – прихватили с собой второй том Скотта Фицджеральда… И этот человек сидел у меня за столом!
– Пельмени со сметаной лопал, – подливает масла в огонь Гвоздь. – Будто их не мог скушать Рома. Хотя нет, пельмени для Ромы слишком грубая пища.
– Если их мало, меньше сотни, – развивает тему Олег. – В этом случае Рома предпочитает скушать на пари барашка.
Рома делает вид, что не слышит.
– Не издевайтесь над бедным мальчиком, – вступается Надя. – Рома, а ты в самом деле скушаешь сто пельменей?
– Сто пятьдесят, – скромно отвечает Рома. – Но лучше двести.
– Хвастунишка. – Надя недоверчиво смеется. – Пари?
– К вашим услугам. – У Ромы сверкают глаза. – Хорошо бы со сметаной.
– Аллыгатор! – возмущается Осман. – Надя, не спор с ним, у него не брухо, а бурдюк!
– Бур-рдюк! – радостно подхватывает Жулик. – Бар-рахло! Ведьма, хвост выр-рву!
Мама и Надя настораживаются, готовясь прикрыть ладонями уши (Надя – одно ухо, левое плечо у нее в гипсе), но Жулик сегодня – джентльмен, лорд на великосветском рауте. А может, шестое чувство ему подсказывает, что его ждет потрясающий сюрприз и лексикон придется срочно менять?
Я уже говорил, что у нас будет гость – вечером прилетает Алексей Игоревич. Мы не ждали его раньше осени и терзаемся догадками. Мама, неисправимый оптимист, преисполнена радужных надежд. Олег убежден, что академик, которому физиономия Гвоздя не внушила особого доверия, просто хочет забрать «россиньолы», пока их не сперли, а я, опасаясь разочарований, молчу. А про себя мечтаю, как это будет прекрасно, если мама, торжествуя, воскликнет: «Ну, что я вам говорила?!»
* * *
– Ну, что я вам говорила?! – торжествует мама. – Нытики вы все, маловеры!
Высокий гость принимает с дороги душ, а мы шумно поздравляем друг друга. Алексей Игоревич привез: чемодан с отличнейшими приборами и датчиками, предложение, которое вызвало у нас взрыв ликования, рюкзак с разными вкусными вещами и – подругу для Жулика!
Жулик настолько потрясен, что не отзывается, не сыплет бранью в ответ на мои провокационные вопросы, робко, как школьник, косится на свою суженую и поеживается, когда она его тормошит.
– Бывалая, – комментирует Гвоздь. – Бьюсь об заклад, что к вечеру она…
– Степа! – прикрикивает мама. – Не распускай язык!
– Если попугаи живут по триста лет, – не унимается Гвоздь, – то Жулику, по теории вероятности, любая половина. Жулье, ты был женат, не помнишь? Не помнит – значит не был, такое не забудешь. Итак, лет, скажем, сто пятьдесят Жулик говеет. Следовательно, заполучив жену…
– Степа! – Мама за ухо уводит Гвоздя от клетки. – Не забывай, что ты сам теперь богатый жених и солидный человек.
Да, отныне все мы – богатые женихи. Мы – хозрасчетная группа при Институте Алексея Игоревича, нам дана обширная научно-исследовательская программа и за ее выполнение авансом отвалено по половине ставки каждому. Эту свалившуюся с неба гигантскую сумму мама решила откладывать, чтобы через год купить ребенку настоящие лыжи и крепления «со щелчком».
Я забыл сказать, что Вася отныне не уборщица, а техник, – Алексей Игоревич привез ему целую ставку.
Мы благословляем нашего покровителя, пьем за его здоровье и закусываем пельменями. И аплодируем Роме, который выиграл у Нади пари и скушал ровно двести одну штуку.
И еще одна новость: Мурат добился ассигнований на травматологический пункт, и чтобы его укомплектовать – на что только не пойдешь в интересах дела! – я женюсь на Наде. Вот тебе и «держись, Максим!» – окольцован в расцвете лет. Ну а если серьезно, то на этот безумный поступок я решился в ту минуту, когда откапывал Надю; наверное, для того чтобы определить подлинное отношение к человеку, нужно сначала испытать ужас потери. В качестве свадебного подарка мама преподнесла Наде свою библиотеку по лавинам: «Принимай эстафету, дочка!», а я – подробный, с разбивкой по главам план будущей монографии.
Вот, пожалуй, и вся история. На сегодня она закончилась, а что «день грядущий нам готовит» – поглядим. Из моего окна видны теперь уже бесформенные горы обоих лавинных конусов, скоро они начнут подтаивать, и тогда мы найдем Бориса Андреева. Его родители приезжали, мы с Надей водили их на конус, в глубине которого под сотнями тысяч тонн лавинного снега покоится их сын; Андреевы знали, что мы сделали все, что могли, но ни им, ни нам от этого не было легче. Дорогой ценой приобретаем мы опыт в
